послушный

— Только не спрашивайте, пожалуйста. Ничего. — Худощавый молодой мужчина смотрит в глаза слишком открыто, и в отвeт на вскинутые брови поясняет. — Босс этого не любит. Я и молоденький парнишка, не знаю, есть ли тридцать на вид, в спeшкe идём по коридору, закрашенному добела. — Ты типа его заместитель? — я человек грубый. В моей жизни всё просто: либо ты за, либо против — никаких излишеств. А мальчишка изворотливый, хитрый, не удивлюсь, если подгадит где. — Нет, зачем, — пожимает плечами, глубоко засунув руки в карманы джинс с подтяжками. Сейчас такое время, что никто их не носит. А этот носит, щегол, — я просто… доверенное лицо. — замешкался всего на секунду, но закончил уверенно. Импровизатор хуев. Поворот. Интересно, что он тебе там доверял холодными ночами при приглушённом свете ламп. А может, и вовсе без света. Нужно же экономить на электричестве. Знаете, сейчас время такое. Нормально жить перестали, любить перестали, верить друг другу перестали. Каждый сам за себя. Трахаться только не прекратили. С этим полный порядок. Вот как пару лет назад прогремел химический взрыв. Так и понеслась. Теперь бегаем как дураки по всей земле, ищем то ли покоя, то ли очаги максимальной химической активности — сами не знаем. Но во всём есть свои плюсы. Нахуй исчезла романтика. Зачем она теперь нужна? Стали жить по принципу животных: за себя и за стаю свою. Зато теперь никто бесконечно не пиздит, что хорошо, а что плохо. Наверное, потому что на своей шкуре прочувствовали, что это такое. И всем похуй, кто с кем ебётся. В таких условиях недолго и с ума сойти, каждый спасается как может. Теперь хоть в сракотан долбись при всём честном народе — П-О-Х-У-Й. Так и живём. Ну, как живём: ищем и выживаем. И слушаем радио. По гаджетам стало опасно, неизвестно, что оно может принести, а вот радио вечно. Вчера, например, передали, что недалеко от моей базы нашли очаг. У меня в распоряжении сорок восемь человек: не особо много, зато каждого знаю в лицо. Поэтому-то и выживаем, потому что малочисленны и организованны. У нас коллектив устоявшийся, новеньких к себе не берём. Вон Азамат, друг мой, сколько людей поменял, всё неймется ему, хитрец. А мы держимся. С людьми и организаторскими навыками у меня хорошо, я раньше в цирке работал дрессировщиком. Совершенно бесполезная профессия в прошлом, но как нельзя актуальная сейчас. Звери-то какие мутированные пошли. Хаос. Я даже не запоминаю половины имён, у меня с ними разговор короткий. Кстати, об имени. - Тебя как хоть зовут? - слегка вскидываю голову, разглядывая парня. Кого-то он мне напоминает... - В наших краях кличут "послушный", - улыбается, сверкает синими глазами и чуть щурясь смотрит куда-то вдаль, кого-то разглядывает. Ещё поворот. Сердце делает кульбит. До боли знакомая кличка. Или нервы уже ни к чёрту. - ... а что ваш Шэф? - вопрос всё-таки вырывается. Ладно, хер с ним. Рано или поздно эта встреча должна была состояться. Почему не сейчас? - Ну, о таких, как он, обычно говорят в лицо. Или совсем не говорят, - слегка жестикулирует, всё ещё улыбается. Ой какой позитивный. Папочкина детка. Готов спорить на всё, что угодно, этот пацан любит пожёстче. И берегут его получше любой девки. Способный, небось. Съёживается под моим колючим взглядом. Видит, я понимаю. - Ну, что про него сказать... Женщин у него много, врагов тоже, проблем - так еще больше. Живёт как-то...- осторожно подбирает слова, увиливает, уходит, прогибается. - Но спорить я бы с ним не стал. Вы не смотрите, что он такой худощавый. Страшный человек, ей богу, страшный! Я не могу сдержать усмешку, вспоминая, каким этот "страшный" человек был лет пятнадцать назад. А парень хмурится, поправляет свои тёмные волосы и продолжает. - Зря вы так. Знаете, сколько он черепов расколошматил... Поворачиваю. Не могу это слушать. Прерываю на полуслове: - Верю, верю. Машина для убийств, ага. - Ну нет же! - он, кажется, даже ножкой притопнул. - Знаете, он однажды вызывал меня к себе. Да, блять, однажды. Не вылазишь из его койки, небось. Если не растерял прыть с молодости, оттуда его было не достать. - Позвал меня к себе, после бутылки бурбона... Я уж думал, всё, пришло мое время. На верную смерть или нахер из команды, но нет. Он меня подозвал. Бурбона налил. Рассказывать стал. Про молодость свою... про жизнь. Блять, вот только не начинай о молодости, пацан. Эту тему я знаю лучше тебя. Помню прекрасно того студентика с филологического, что подрабатывал на продаже билетов. Катался с нами из города в город. Худющий такой - смотреть страшно... Но умный был, весёлый, до неприличия. Такие в учителя не ходят. Чему он меня научил... Такому в школе не учат. Сосал прилично, грубость любил, в общем был послушный. Отгоняю образ, закрываю память. Нахер. Не сейчас. - Что рассказывал? - Рассказывал о друге. Кажется, дрессировщике. О его волосах и мужественном лице с широкими скулами. Как сейчас помню, насколько точно Босс его описывал... Мы уже почти близко. Нервно сглатываю, проводя ладонью по ершу на голове: время сейчас не то. Я не тот. - И что этот друг? - Исчез в один прекрасный день. Уж не знаю, что там у них было, - активно пожимает плечами. - Цирк уехал. Босс остался. Думаю, ему тогда крышу-то и сорвало... Нужная дверь распахивается. Я замираю, видя худощавую сгорбленную спину. Кажется, он перестал бриться и быть послушным. Щетина явно к лицу. Возмужал. Внимательно рассматриваю одежду в несколько слоев, усталое лицо и руки в перстнях с гравировкой "А и П" Значит, второго зовут на А... Ей богу, Паш, интересненько. Он даже не смотрит на меня, будто ожидал тут встретить. Или всё-таки не простил тот раз, когда я решил оставить его. Понимать надо. Мы в такой стране жили... А он ведь всегда был послушным. Глубоко вдыхаю, ухмыляюсь. - Эй, послушный! Смешно видеть как они одновременно вскидывают головы. Пашка мой и этот парень. Улыбаюсь на недоумeвающий взгляд "А". Послушный номер 2 прямо проекция Пашки пятнадцать лет назад. Аж дурно. Как он там сказал? "о таких, как он, обычно говорят в лицо. Или совсем не говорят" значит, вот какого ты обо мне мнения, послушный.