Без внятного ТЗ и результат ХЗ! Инженерная мудрость (1)
Около трех часов пополудни, когда я уже закончил с внеочередными расчетами для Эдика, ко мне подбежал взвинченный Васька Одинцов, один из лаборантов Ойры-Ойры. — Саша, спаси! — молитвенно сложил он руки и посмотрел мне в глаза. — У меня жену сегодня выписали с роддома, а Камноедов, будь неладен, дежурить заставляет! Подмени, а? Я замялся. Сегодня Витька собирал парней на свои фирменные пельмени под сметанным соусом, и мне очень не хотелось пропустить это знаменательное событие. Хотя бы потому, что готовил он вкусно, но редко, еще реже угощал других. Что характерно, рецептом не делился чисто из вредности. — Пожалуйста! — взмолился Васька, и на глазах у него выступили слезы. Я вздохнул. Для Васьки ребенок был действительно долгожданным — в день рождения дочки от счастья он сотворил радугу, и даже Демин не стал на это возникать. — Я заступлю, как положено, а потом уйду, дубля в приемной оставлю, чтоб на телефон отвечал. — Ладно, чего уж там, подменю, — махнул рукой я. Кадавр с ними, с этими пельменями, тут у человека вон какое счастье. — Спасибо! — радостно гаркнул Васька, крепко обнял меня и тут же исчез. Потянувшись, я снова углубился в расчеты. То, что я подменил Ваську — не так уж и плохо. Ну, во-первых, дочки рождаются не каждый день. А во-вторых, я как раз приступлю к решению новых задач от смысловиков. Славка вроде как обмолвился, что Кристобаль Хозевич придумал для них что-то интересное, а что — не сказал. Не знаю, чем эти новые задумки Хунты кончатся для его лаборантов, но Славка веры в лучшее не терял. В конце дня ко мне зашел Витька. Ну как зашел — он плавно спустился с потолка, имитируя рокот мотора, и брассом подплыл ко мне. — Ты сегодня идешь? — спросил он, щелкнув меня по лбу. — Извини, не получится, — виновато произнес я. — У Одинцова жену с дочкой сегодня из роддома выписали, а у него дежурство, просил подменить. — Ну и дурак, — фыркнул он и завис под потолком. — Нам больше достанется. — Ну, знаешь! — возмутился я. — Я не мог отказать! — Потому и дурак, — заржал он. — Ты где ночевать собрался, умник? Я замер. Ночевать и правда было негде — Камноедов заговаривал приемную на дежурного, в данном случае на Ваську. И попасть туда я никак не мог. — Кадавр с тобой, — махнул рукой Витька. — Я сегодня добрый. Можешь остаться у меня в лаборатории, на диване. Только перед этим установи в него новую программу — хочу с жидкостями помимо воды поэкспериментировать. — Нет, спасибо конечно, но я лучше без дивана обойдусь! — я внутренне содрогнулся от свежих воспоминаний о недавней ночевке на диване (2). Еще одного такого сна я точно не переживу. — Вы гляньте на него, — всплеснул руками Витька, — я тут, понимаешь, благородство души проявляю, а он еще выкаблучивается! Никто никуда тебя больше не пустит! — Роман, или Эдик, — с надеждой сказал я. — Нет, — сказал Витька. — У них нынче важные эксперименты запланированы, посторонних не пускают, во избежание. А в остальных отделах все диваны и кушетки попрятали от проверяющих. Так что бери, что дают! Издав протяжный стон, я опустил голову на панель. Кажется, я начал понимать, почему Кристобаль Хозевич не терпел благотворительности.***
Подушка никак не желала принимать нужное положение, и постоянно сползала куда-то на уровень спины. Не в силах заснуть, я перевернулся на спину и посмотрел в потолок. Окунь, завидев мои страдания, издевательски плеснул на меня затхлой водой из тазика. Витька клялся и божился, что поставил на транслятор какой-то новомодный предохранитель, но внутреннее чутье подсказывало, что не все так радужно. В целом я ему верил, но опыт общения с диваном говорил о том, что у этой электронно-механической скотины припрятаны пара тузов в заплатках обшивки. «Такими темпами я точно не засну», — подумал я. Вдруг в голову пришла, как мне тогда безосновательно показалось, гениальная идея — попробовать впасть в нирвану, а из нее перейти в состояние сна. Кристобаль Хозевич об этом много рассказывал — процесс был не сложен, но требовал достаточной сосредоточенности. Я расслабился и глубоко вздохнул три раза. Нужно представить что-то приятное. Перед внутренним взором возникла нежно улыбающаяся Стеллочка. Пульс замедлялся, в голове поселилась восхитительная пустота, а очертания кабинета расплывались перед глазами… Вдруг пол накренился и покачнулся, и с пушечным звуком меня подкинуло над диваном, отпружинило и выбросило на пол. Я сел и потряс головой из стороны в сторону. Постепенно окружающая действительность приходила норму, но чувствовал я себя как-то странно. Слишком легко. Где-то поблизости кашлянули. Подпрыгнув от неожиданности, я замер. Рядом со мной, закинув ногу на ногу, сидел Кристиан (3) с дымящейся черной сигарой в углу рта, и смотрел на меня с чувством усталой обреченности. — А мне казалось, вы умнее, Алехандро Иванович, — протянул он, выпустив изо рта струйку дыма. Подросток с сигарой выглядел весьма комично, но смеяться почему-то не хотелось. — Опять вы? — сглотнув, спросил я. — Что вам от меня нужно? — Тот же вопрос я хотел бы задать и вам, Алехандро Иванович, — поморщился Кристиан. — Это же надо было додуматься — впадать в нирвану, лежа на усилителе полей! — О чем вы? — оторопел я. Чувство легкости усиливалось. — Глядите сами! — раздраженно махнул рукой он в сторону дивана. Я посмотрел туда, куда он указывает, и заорал. На диване лежал я сам, с блаженно улыбающейся физиономией и раскинутыми в разные стороны конечностями. — Что вы так разоряетесь? — скривился Кристиан, изящным движением стряхнув пепел. — Смею вас заверить, вы живы. Будь вы мертвы, состояние было бы совсем иным. — И что же тогда со мной? — я подскочил и заметался около дивана. — Почему я — тут, и при этом лежу на диване? Как такое возможно? — Вы всего лишь слегка переусердствовали с процессом впадения в нирвану, — зябко повел плечами Кристиан. — Не переживайте, вы вернетесь в свое тело с первыми лучами солнца. — Как?! — в ужасе выдохнул я. — Мне же надо сделать обход всего института! Я Ваське обещал! — И что вам мешает это сделать? — спросил Кристиан. — Бестелесное состояние не просто позволяет, но и в некоторых случаях помогает наблюдениям. Немного потренируйтесь, и вы сможете даже двигать небольшие предметы. Я осторожно коснулся алюминиевого подстаканника, стоящего на столе. Рука моя прошла сквозь него. — Смелее, — приободрил меня Кристиан. — При должном усердии у вас все получится! Через пару минут у меня действительно получилось сдвинуть подстаканник на пару сантиметров. — Не думал, что это так тяжело, — выдохнул я, и сел на пол, вытянув ноги. — А вы думали, в сказку попали? — издевательски хмыкнул Кристиан. — Ничего я не думал, — обиделся я. — Просто, если мне так тяжело подстаканник сдвинуть, как тогда я буду все обесточивать, например? — Ну, — Кристиан надул щеки и обвел взглядом лабораторию, — я же не сказал, что у вас прямо-таки неограниченные возможности. Вам всего лишь будет несколько удобнее приглядеть за институтом, не более. Например, вы можете проходить сквозь стены, что избавит вас от необходимости тащить за собой связку с ключами. Я устало потер щеки. Как же он мне надоел, этот Кристиан. Вроде такой молодой, а нудный как Хунта на внеочередной лекции по нелинейной трансгрессии на длинные дистанции. И вообще, слишком часто я стал общаться со своими галлюцинациями. В больницу, что ли, сходить, провериться? — Я не галлюцинация, — поджал губы Кристиан. — Просто… Я есть, но меня нет. — Ну и как это понимать? — я поднял на него глаза. Больше всего на свете мне сейчас хотелось сидеть и уплетать за обе щеки Витькины пельмени. — Как хотите, — дернул плечом Кристиан. — Я тоже не горю желанием общаться с вами. Это вынужденная мера хотя бы потому, что вы сам меня же и вызываете! Устав препираться, я поднялся с пола и прикинул, куда лучше направиться — в Линейное Счастье или Оборонную Магию. К Входу и Выходу можно было не ходить — Васька обещал заговорить их самостоятельно. — Лучше спуститесь в машинный зал, — сказал Кристиан. — Хватит меня подзеркаливать! — возмутился я. Парнишка посмотрел на меня своими большими, пронзительно-черными глазами, настолько честными, что я невольно устыдился своего негодования. Пусть даже и был прав. — Ладно, идем в машинный зал. По большому счету, обход был сделан чисто для галочки. Институт оказался на редкость спокоен — даже мелкие демоны из числа обслуживающего персонала не катались на Колесе Фортуны. Кристиан шел позади меня, чуть поодаль, и насвистывал какой-то бодрый мотивчик, навевающий мысли о красных тряпках, быках и тореадорах. Не знаю, о чем думал он, но мне не давала покоя мысль о том, что я могу сделать в столь новом и необычном для меня состоянии бестелесной субстанции. Ведь это же так интересно — я почти что призрак! Я могу все! Ну, почти. Жаль, что нельзя получить информацию об этом состоянии лабораторным путем. Я вздохнул и направился в отдел Оборонной Магии. Что за незадача — как только мне выпадает шанс поучаствовать в чем-то интересном, так даже секундомера в кармане нет! «А если принять на веру то, что Кристиан — реален?» — подумал я. — «Может быть, стоит расспросить его о состоянии бестелесности? В конце концов, он знает об этом больше меня…» — Спрашивайте, — великодушно раздалось сзади. Я обернулся — Кристиан рассматривал висящий на стене портрет какого-то титана, живущего в Средние века. — Я отвечу на все ваши вопросы. Вернее, на те, которые посчитаю целесообразными. — Для начала, — кашлянул я, стараясь не реагировать на его беспардонное подглядывание моих мыслей и общую наглость, — как вам удается узнавать о том, что я думаю? Я всегда держу стандартный блок, даже во сне. — Вот именно что стандартный, — фыркнул Кристиан. — В тот период, когда вы на некоторое время выходите из тела, нужен совершенно иной уровень блокировки сознания, куда более высокий, чем ваш, с позволения сказать, «стандартный блок». Я могу читать ваши мысли, даже не прикладывая к этому усилий — можно сказать, вы сами транслируете их в пространстве. Предвосхищая новые вопросы по этой теме — учиться особенностям защиты разума при нахождении в состоянии духа долго, нудно, и вам не пригодится. Для этого необходим высокий уровень самоконтроля, коим вы, к сожалению, не обладаете. Я мрачно посмотрел на Кристиана. — Какие ваши годы, Алехандро Иванович, у вас все еще впереди! — как ни в чем не бывало, обнадеживающе произнес он. — В данный момент у вас есть прекрасная возможность потренироваться в этом самом самоконтроле. — Это я и так понял, — сказал я. — А чем еще интересно нынешнее мое состояние? Кристиан на секунду задумался. — Ну, одна из главных особенностей, помимо свободного хождения сквозь предметы — это вы и так уже поняли — состоит в том, что на вас не действуют никакие сдерживающие или охранные заклинания. Полноценным призраком вы не являетесь, так что защита от духов на вас так же не возымеет действия, — сказал он, привалившись к стенке. — Цены бы не было астральным выходам в шпионаже, если бы не высокая ресурсозатратность этого ритуала и ограниченный радиус действия — душа не может вот так взять и далеко уйти от тела. — Как интересно, — пробормотал я, теперь уже по-настоящему призадумавшись над своим положением. Внезапно меня озарила если не безумная, то уж точно самоубийственная идея. — И что, прямо-таки никто не засечет? — с изрядной долей скепсиса спросил я. — Никаких заклятий для этого еще не придумали, — развел руками Кристиан. — Нет, кое-какие наработки, конечно, имеются, но они очень сырые и по большей части чисто теоретические. — И я могу пройти куда угодно, абсолютно? — идея крепла во мне, отчаянно борясь с вопившим во всю глотку инстинктом самосохранения. — В пределах института, — кивнул Кристиан. Я вздохнул, скрестил руки на груди, побарабанил пальцами по руке и прошелся туда-обратно. Мысль, конечно, дикая, но вдруг выгорит? — Решено, — махнул рукой я. — Я хочу провести небольшой эксперимент. Сейчас мы пойдем на седьмой этаж, и посетим кабинет Хунты! — Чей кабинет?! — вытаращился на меня Кристиан. Его и без того большие глаза стали совершенно огромными. — Алехандро Иванович, у вас точно все в порядке? — Просто это единственный мой шанс узнать, действительно ли чучело штандартенфюрера СС стоит в кабинете у Кристобаля Хозевича, — пояснил я. — А вы понимаете что это, прямо скажем, не самая удачная мысль? — поинтересовался Кристиан, глядя на меня как на умалишенного. Признаться честно, я и сам себя таким чувствовал. — Понимаю, — сказал я. Судя по реакции Кристиана, он не понаслышке знаком с завотделом Смысла Жизни. — Но столько слухов ходит… — Если я дам вам гарантию того, что оно действительно там стоит, вы откажетесь этой глупой затеи? — Кристиан сурово смотрел на меня, как учитель на провинившегося школьника. — Нет, — признался я. Кристиан страдальчески закатил глаза и тяжко вздохнул. Забегая вперед скажу, что зря я его не послушал. Но об этом позже. — Любопытство сгубило немало программистов, — устало произнес Кристиан. — Что ж… Идемте.***
Перед самой дверью кабинета Хунты Кристиан замер, втянув носом воздух, и вскинул руку в предупреждающем жесте. — Осторожно, — сказал он, чуть обернувшись. — Он здесь, я чувствую. Я тоже втянул носом воздух, и не почувствовал ничего. — Через дверь не пойдем, это будет слишком нагло, — сказал Кристиан. — Зайдем со стены. В целом я был согласен с этой мыслью. Через стену так через стену. Я поежился — после известия о том, что Хунта сидит в кабинете, решимости у меня как-то поубавилось. Пробормотав что-то про «долгих программистов», Кристиан дернул меня за рукав и потащил куда-то вправо. Я успел только протестующе взвизгнуть перед тем, как оказаться проталкиваемым сквозь каменную стену и деревянный шкаф, забитый книгами. Ощущения, надо сказать, гадкие, чем-то схожие с трансгрессией. Только если при трансгрессии казалось, что меня протаскивает через игольное ушко, то сейчас я чувствовал себя протираемым через сито. Кристобаль Хозевич сидел за большим столом, и что-то увлеченно писал. На мой взгляд, обстановка в кабинете к работе не располагала — он освещался лишь канделябром на три свечи, что создавало интимный полумрак с прозрачными тенями, играющими на стенах. За наполовину отодвинутой ширмой в другом конце комнаты виделась двуспальная кровать, застеленная алым покрывалом. Почему-то мне вспомнилась Стеллочка, и я покраснел. В кабинете чувствовалось что-то такое… неуловимо женское. — Алехандро Иванович, что вы краснеете, как институтка? — недовольно поинтересовался Кристиан. — Смотрите уже на свое чучело, и уходим отсюда! — А где оно? — смутился я, глядя куда-то в сторону кресла, стоявшего совсем рядом. На нем мягким белым облаком лежал пуховый платок. Женский. — Вон там! — Кристиан раздраженно ткнул пальцем в угол кабинета. Я ахнул — это было оно. То самое чучело, в точности такое, как мне насплетничали в свое время — с моноклем, кортиком, дубовыми листьями и прочими причиндалами. Более всего оно походило на манекен из швейной мастерской. Пожалуй, разве что у манекенов не было серой кожи и таких неприятных глаз. — Невероятно, — присвистнув, произнес я, разглядывая чучело. Скрип пера о бумагу прекратился, и я напрягся — Кристобаль Хозевич отбросил его и с наслаждением потянулся. — Не бойтесь, он нас не видит и не слышит, — успокоил меня Кристиан. — Вы насмотрелись на чучело? Мы можем идти? — Еще чуть-чуть, — попросил я, все еще косясь на Хунту. — Я хочу все как следует запомнить! Взгляд Кристобаля Хозевича скользнул мимо меня и остановился на платке. Загадочно улыбнувшись, он встал, медленно пройдя мимо меня, и взял его в руки. В этот же момент я подался ближе к чучелу — меня привлек железный крест, тускло поблескивающий на сером мундире — и случайно задел руку Кристобаля Хозевича. Хунта замер с поднятым к носу платком. Кристиан схватился за голову и горестно застонал. Я похолодел. Расслабленность ушла из взгляда Хунты — цепкий и колючий, теперь он был направлен в точности на меня. — Идите сюда, живо! — прошипел Кристиан, боком, по-крабьи, отходя к стене. Я медленно проследовал за ним, дыша через раз. Хунта все так же не сводил с меня взгляда, постепенно меняясь в лице. Кожа его приобретала зеленый оттенок, а в воздухе явственно ощущался озон. — Валим, — в ужасе выдохнул Кристиан, выдергивая меня из кабинета за секунду до того, как в то место, где мы стояли, прилетела шаровая молния. Как мы бежали… Уверен, что норматив в КМС мы уложились точно. Остановиться и отдышаться хватило смелости только недалеко от Техотдела. — Ты!.. Ты же мне сказал, что меня не засечь! — возмутился я, пытаясь перевести дыхание. — Я сказал, что не существует заклятий, способных это сделать, но ничего не говорил про обнаружение при личном контакте, — невозмутимо произнес Кристиан. Бег дался ему куда легче, чем мне. Разве что светлые кудряшки на голове взъерошились, и теперь торчали в разные стороны. — Сам виноват! С тихим рыком я двинулся на Кристиана. Встрепенувшись, он осторожно, не поворачиваясь ко мне спиной, отошел к противоположной стене. — Алехандро Иванович, вас Витторио Павлович покусал? — напряженно спросил он. — Рукоприкладство — это не выход! От неизбежного избиения парня спасли легкие шаги, раздавшиеся в конце коридора. Синхронно обернувшись, мы увидели Машу, идущую со свечой в руке. Зрелище жутковатое, особенно в условиях нашего института. — А она что здесь делает? — изумленно выразил вслух мою мысль Кристиан. Маша, словно услышав его слова, остановила рассеянный взгляд на том месте, где Кристиан стоял, но уже через мгновение двинулась мимо нас, и исчезла за обитой свинцом дверью Техотдела. — Если пойдем за ней, узнаем, — предположил я, нервно похлопав себя по бокам. Все мои чувства обострились, и я загривком ощущал, что Хунта ищет незваных гостей, потревоживших его в кабинете. Кристиан пожал плечами. Возразить ему было нечего.***
Зрелище, увиденное нами в Техотделе, более всего напоминало тайное собрание кружка революционеров. Итак, описываю только крупный план, детали додумайте сами: подсобка со сдвинутым к стенам инженерным хламом, посередине заляпанный стол. На нем стоят две бутылки армянского коньяка, пять граненых стаканов, и около десятка бутылок без опознавательных знаков с разноцветными жидкостями внутри. Во главе стола, неумолимая как Камноедов во время ревизии, стоит Даша, ученица Одина, и мрачно разглядывает этикетку на коньяке. По бокам от стола, устроившись кто на чем, сидели Маша, Стеллочка, и еще две незнакомых мне девушки. Ну как незнакомых — одну, с ярко-голубыми глазами, более всего похожую на сову, страдающую бессонницей, я знал заочно. Это была Оля, Дашкина подружка, с которой они вместе превратили нашу общажную комендантшу в кактус. Вторую девушку, худую как лабораторный термометр, я видел впервые. Острое лицо обрамляли коротко стриженые волосы пепельно-русого цвета, с неожиданными красно-оранжевыми прядями, в беспорядке расположенными по всей голове. — Товарищи девушки, — начала Даша, упершись руками в край стола. Сейчас она со своей прической — шишками по бокам головы, напоминала сурового барана-вожака. — Я собрала вас сегодня по очень важному поводу. Но перед тем как обсудить возникшую проблему, попрошу познакомиться с новыми членами нашего Женсовета — Стелла и Маша. Стелла является лаборанткой у Выбегалло, а Маша расчетчицей в вычислительном. С недавнего времени ее внештатно эксплуатирует Отдел Смысла Жизни. Стелла, Маша — это Оля и Брунгильда, для друзей Бруня. Прошу любить и жаловать. — Я переводчица со звериных языков, — полудетским голоском пояснила Оля, помахав тонкой рукой Стелле и Маше. — Не слушайте эту засранку, она вас плохому научит. Как и меня. — Ну, тебя же все устраивает, — захихикала Даша, подмигнув Оле. Та лишь тяжко вздохнула, и прикрыла веки. — Я из Отдела Социальной Метеорологии, — подала голос Бруня. — На досуге воспитываю кота. Почему Брунгильда — родители в свое время перечитали скандинавских мифов. — А что… — Маша неуверенно указала рукой на ее волосы. — На меня случайно пролили реагент, — развела руками Бруня. — Лаборант новенький, косорукий, Васениным зовут, от Бальзамо забегал, результаты опытов принес, — пояснила Даша. — Случайно снес пару пробирок. Мы ему потом вместе то ведро из-под технического спирта на тазовую кость натянули. — Мне уже настучали, что Бальзамо час его снять не мог, — хихикнула Бруня. — Так что я полностью отомщена. Вдоволь похихикав над неудачливым лаборантом, девушки вновь приняли серьезный вид и полностью обратились к Даше. — Итак, продолжим, — кашлянула она. — Как вы знаете, с недавнего времени я исчерпала запасы иностранной газировки и шотландского виски, соответственно, «Телепортатор» нам не сделать. Отсюда возникает проблема — чем мы будем угощаться на грядущий день рождения Бруни? Жрать «голую» водку — не комильфо (4), белый вермут не достать. По алкогольной части замена нашлась довольно быстро — Эдик Амперян подогнал целый ящик хорошего армянского коньяка. Возникает вопрос, как поступить с газировкой? — И ты собрала нас затем, чтобы мы выбрали замену кока-коле? — спросила Стеллочка. — Именно! — Дашка взмахнула кулаком в воздухе. — Я посчитала, что подобное решение должно приниматься коллективно. Что скажете? — Повезло, что сегодня суббота, — вздохнула Оля. — И из чего мы должны выбирать? — Из этого! — Дашка указала на стоявшие на столе бутылки без этикеток. — «Дюшес», «Тархун», «Барбарис», «Крем-сода», «Буратино», «Ситро», сироп вишневый, варенья клубничное и смородиновое, разведенные в воде, и даже, — тут она выдержала театральную паузу, — настойка Блаженства! — Где ты ее достала? — удивились девушки. — Отняла у гнома-уборщика, — отмахнулась Дашка. — Он спер ее для своих нужд. С чего начнем? — Думаю, настойку Блаженства стоит оставить на потом, — задумчиво сказала Стеллочка. — Мне говорили… — Маша на секунду запнулась и чуть покраснела. — Я слышала, что ее вообще не стоит ни с чем мешать. И пить ее тоже много нельзя. Унесет. — Чушь! — мотнула головой Дашка. — Корифеи вон пьют регулярно, и с вином мешают, и не только с вином, и ничего! — Ну, так это корифеи, — попробовала было возразить Маша, но замолчала. — Предлагаю начать с «Буратино», — взяла слово Оля. — А там посмотрим. Мы с Кристианом молча наблюдали, как на столе появилась закуска, захрустели сворачиваемые головы у бутылок, и как был произнесен первый тост «За развитие отечественной магической мысли!». — Они ж сейчас напьются до свинячьего визга, и пойдут буянить, — обреченно констатировал Кристиан. Добавить было нечего. Глядя на все это безобразие, я испытал жгучее желание позвать Камноедова, который своим могучим воплем «Вы мне это прекратите!» запросто разогнал бы этот несанкционированный девичник. — Ладно, ты пока присмотри за ними, а я пойду, закончу обход, — сказал я и направился в сторону лабораторий Бальзамо. Когда я пришел к ним, с противоположной стороны коридора мне навстречу вышел, воровато оглядываясь, новый лаборант Бальзамо Васенин. «На него девчонки жаловались», — припомнил я, осматривая тщедушную фигуру парня лет двадцати пяти со спадывающими очками. — Бальзамо вообще своих лаборантов кормит? — пробормотал я, наблюдая, как парень трясущимися руками открыл дверь, вздрагивая от каждого шороха, и исчез за ней. Едва я направился посмотреть, что же сподвигло Васенина прийти в лаборатории в столь поздний час, как меня отвлекли звуки нарастающего скандала этажом выше. И чем ближе я подходил к его источнику, тем отчетливей мне слышался голос Хунты. — Черт знает, что творится! — рявкал Кристобаль Хозевич на стоявших рядом Жиакомо и Киврина. — Это возмутительная наглость! Я намерен немедленно положить этому конец! — К-кристо, не не-нервничай, — попытался успокоить взбешенного Хунту Федор Симеонович. — М-может быть, те-тебе п-показалось? — Показалось? — выдохнул Кристобаль Хозевич, отчего мои коленки затряслись мелкой дрожью. — Не нервничай? Теодор, мне послышалось, или ты пытаешься выгородить самоубийц, что поглумились надо мной, забравшись ко мне в кабинет? — Н-нет, К-кристо, ч-что ты, я… — стушевался Федор Симеонович, но тут ему на помощь пришел Жиан Жеромович: — Кристо, ну ты сам подумай, кто в здравом уме рискнет сунуться в твой кабинет? — спросил он. — Учитывая твою… репутацию, я склонен согласиться с Федором. — Ах так? — прошипел Кристобаль Хозевич. — Что ж, в таком случае, мне придется оборвать этим мерзавцам уши лично, не прибегая к вашей помощи. — Как ты собрался их ловить? — продолжал настаивать Жиакомо. — Кристо, ты не хуже меня знаешь, что бесполезно гоняться за вышедшими в астрал! — Теперь нет, — дернулся Кристобаль Хозевич. — Это отличный повод опробовать новую разработку Одина! — Н-но это мо-может б-быть о-опасно! — ужаснулся Федор Симеонович. — Э-это же н-новая те-технология, еще н-не п-прошедшая и-испытаний! — А вдруг просто кто-то из нашей молодежи глупо балуется? Они могут пострадать! — в последний раз воззвал к голосу разума Жиакомо. — Вот и проверим, — мстительно произнес Хунта. Пока корифеи обсуждали чисто технические моменты, понятные лишь узкому кругу лиц, я на всех парах мчался к Кристиану. Это что же получается — есть технология, которая засекает вышедших в астрал, и, судя по словам Хунты, не просто засекает, но еще и ловит! И, зная Кристобаля Хозевича, он ни перед чем не остановится, чтобы опробовать ее на нас. — Хунта сотоварищи прямо сейчас идет по наши души, — выпалил я, оказавшись вновь в Техотделе. Кристиан посмотрел на меня печальными глазами. — Алехандро Иванович, я же объяснял вам, что нет такой технологии! — проникновенно сказал он, переведя взгляд на девушек. Похоже, они забыли, зачем собрались, и теперь очень душевно пели «Вот кто-то с горочки спустился…». Солировали Маша и Бруня, остальные подтягивали. — Каким бы серьезным магом ни был Кристобаль Хозевич, спектр его знаний лежит несколько в иной области. Вам можно было бы опасаться только за то, что найдут ваше тело. Но даже за это не стоит переживать — диван дает мощный экран, и при сканировании вас не обнаружат. А обыскивать весь институт лично Кристобаль Хозевич не станет. — А кто сказал, что это он придумал способ захвата духов? — я начинал злиться. Мы бездарно теряли время на то, чтобы спрятаться. Учитывая характер Кристобаля Хозевича, в случае поимки пощады просить было бессмысленно и глупо. — Он упомянул какую-то новую разработку Техотдела. Вдобавок, у нас тут компания нетрезвых девушек поет песни, и дежурный сбежал со своего поста! — Вы правы, ситуация патовая, — призадумался Кристиан. Мы немного помолчали, невольно заслушавшись — очень уж пронзительно Дашка спела «…Но нет любви хорошей у меня…». — Какие варианты? Вариантов не было. По крайней мере, таких, которые устраивали всех в полной мере. Выслушав мои предложения типа спрятаться где-нибудь в подвале и надеяться на то, что пронесет, Кристиан отрицательно помотал головой. — Не пронесет. Если слова об этой технологии — правда, нас найдут в любом случае. Единственный вариант в нашей ситуации — это увести Кристобаля Хозевича как можно дальше от девушек, и потом устроить забег по институту, стараясь продержаться до рассвета. Там вы вернетесь в свое тело, и уже ничто не будет угрожать. — Сложно, но осуществимо, — сказал я, наблюдая за нетрезвой компанией наших сотрудниц. — Главное, чтобы они никуда не сбежали. А пьянка, тем временем, набирала обороты. Уже были произнесены тосты «За нас, красивых, и них, рогатых!» и «За то, чтобы Выбегалло подавился своей бородой!», допиты две из трех бутылок коньяка, а так же затушен небольшой пожар от случайной искры, сорвавшейся с Дашкиных пальцев. — А знаете, девочки, — с чувством произнесла Оля, нетвердой рукой удерживая стакан, — я никогда в жизни не каталась на лошадях. — Что, сильно хочется? — хихикнула Бруня. — Очень, — всхлипнула Оля. Стакан опасно накренился. — Я так люблю лошадей! — Решено, — Дашка сурово хлопнула ладонью по столу, отчего бутылки подпрыгнули. — Сейчас продегустируем настойку Блаженства, и пойдем кататься на лошадях! — Где ты их возьмешь? — удивленно икнула Маша, изо всех сил держась за стол. — А Конек-Горбунок на что? — хихикнула Дашка. Девушки переглянулись и согласно чокнулись. — Они собираются свалить! — я повернулся к мрачному Кристиану. — Слышал, — нехотя откликнулся он. — Теперь придется следить одновременно и за ними, и за корифеями. — Может, нам удастся их остановить? — я с нарастающим ужасом наблюдал, как Дашка притащила баллон с жидким азотом, и с его помощью наделала льда для коктейлей. — Как? — развел руками Кристиан. — Мои возможности ограничены, ваши тем более. Остается только надеяться, что настойка Блаженства свалит их с ног, и они проспят до утра. Надежды наши не оправдались. То ли настойка была просроченная, то ли рецепт с какой-то авторской модернизаций — Федор Симеонович в тайне от Демина баловался изготовлением настоек повышенной крепости — но факт остается фактом: после первого же стакана девушки на минуту замолчали, выдыхая лишь густой сиреневый дым, а потом резко упали со своих мест. Мы с Кристианом не успели толком испугаться — сразу после падения девушки стали громко и заливисто смеяться. — Хорошо-о-о, — выразила общую мысль Дашка, вставая на четвереньки и пытаясь зацепиться за стул. — Девчат, айда кататься! Ее поддержал нестройный гул согласных на все девушек. Правда, осуществить задуманное им оказалось довольно проблематично. Хотя бы потому, что на то, чтобы встать и добраться до выхода, они потратили не меньше пятнадцати минут. Мы же с Кристианом, перемигнувшись, двинулись за ними. Запевая матерные частушки, спотыкаясь и путаясь в подолах юбок, девочки добрались до вивария. Альфред должного сопротивления оказать не смог, так как пребывал в схожем состоянии. Обитатели вивария не отреагировали даже тогда, когда дверь в клетку Конька-Горбунка со скрипом отворилась, и в нее влетела стайка хохочущих дам — после периодических дебошей Альфреда все это казалось детской присыпкой. — Утю-тю, какие мы заичные, — умилительно протянула Бруня, делая «козу» сонному Коньку. Испуганное ржание несчастного животного потонуло в счастливом женском визге. — Присмотри тут за ними, я гляну, далеко ли Хунта, — сказал я Кристиану, и ринулся наверх. Далеко идти не пришлось — я встретил корифеев у Отдела Линейного Счастья в полном составе. Предусмотрительно спрятавшись за угол, я огляделся. Кристобаль Хунта выглядел устрашающе. За его спиной, на манер туристического рюкзака, было закреплено нечто, по виду очень похожее большой пылесос. От него шла гофрированная труба, оканчивающаяся насадкой в виде уменьшенной копии автомата Калашникова. Рядом стоял Жиан Жиакомо, со шляпой в одной руке и г-образно изогнутой проволокой в другой. Ровно посередине торчащей части проволока была винтообразно изогнута, и внутри винта мелькали искры. Один Федор Симеонович был безоружен. Похоже, он все еще надеялся на мирный исход решения конфликта. — Похоже, что они сейчас где-то в подвальных помещениях, — сказал Жиан Жеромович, напряженно кивая на мелко трясущуюся рамку. — Причем не очень далеко. — Тогда чего мы ждем? — раздраженно ответил Кристобаль Хозевич. Он едва не подпрыгивал от жгучего желания надрать своим противникам, то есть нам с Кристианом, уши. — М-может б-быть, н-не с-стоит? — робко спросил Федор Симеонович, от волнения заикаясь больше обычного. — Тео, не доводи до греха, — скривился Кристобаль Хозевич, решительно сжав в руках автомат. Я поймал себя на мысли, что он прекрасно знает, с какой стороны за него браться. Перебросившись еще парой фраз на латыни, корифеи дружно пошли в сторону вивария. Впереди были Кристобаль Хозевич с автоматом наперевес, и Жиан Жеромович, отслеживающий малейшие колебания рамки. Сзади шел грустный Федор Симеонович. Стараясь быть как можно менее заметным, я вернулся в виварий, который постепенно превращался в сумасшедший дом. Несчастный Конек-Горбунок с визгом и воем бегал от хохочущих девушек, которые пытались все вместе, разом, взгромоздиться к нему на спину с целью покататься. Кристиан наблюдал за этим безобразием издалека, периодически ставя участникам забега подножки для усиления общего кавардака — на это его сил хватало. — Дело дрянь, они выдвинулись сюда, — сказал я. — Надо уводить девчонок и валить самим. — Как? — меланхолично спросил Кристиан, ставя подножку Бруне. Она растянулась во весь рост, и не пострадала только благодаря большому количеству разбросанной по полу соломы. — Они нас не услышат, и фактически не чувствуют. Подножки не в счет. — Но как-то же их получается ставить? — заметил я. — Неужели не получиться доораться хоть до кого-нибудь из них? — Вряд ли, — помотал головой Кристиан. — Хотя, если так подумать… Он резво подскочил к сидящей на полу Маше, которая в это время сфокусировала взгляд на переносице, приобнял ее за плечи и что-то быстро зашептал на ухо. Через полминуты ее взгляд прояснился, а на лице отразилась серьезная работа мысли. — Ты ее знаешь? — спросил я, пристально глядя на Кристиана. Тот сделал неопределенный жест руками — да, скорее всего, может быть. Похоже, он не очень хотел касаться темы знакомства с Машей. — Девочки, а пошли на Колесе Фортуны кататься? — спросила она, кое-как вставая с помощью стенки. — Ну его, этого Конька, он нас всех не выдержит. — А пошли, — кивнули ее подружки и вышли из вивария, придерживая друг друга. — Остались мы, — Кристиан повернулся ко мне и скрестил руки на груди. — Что будем делать? — Пошли наверх, — предложил я. — Там решим.***
Рекомендую читать нижеследующий отрывок под песню Муслима Магомаева — «Герои спорта». Вы не пожалеете! Мы встретились с корифеями на выходе на первый этаж. Девчонки резвились в машинном зале, распугав рабочих-бесов своим визгом и хохотом. Повезло, что помещение освинцовано и хорошо утеплено, и их не было слышно при закрытых дверях. — Я что-то чувствую, — пробормотал Жиан Жеромович, наблюдая, как проволоку колбасит в его руке. Мы с Кристианом замерли не дыша. Кристобаль Хозевич подозрительно спокойно обвел взглядом помещение, посмотрел на рамку, и неуловимы движением руки рассыпал непонятный розовый порошок. Часть его попала на нас, и мы заблестели переливающимися искрами. — Вот они, — выдохнул Хунта, и сжал автомат. — Вы за все заплатите! С этими словами он молниеносно ринулся на нас, прицеливаясь на ходу. Взвизгнув, мы с Кристианом ринулись прочь по длинному коридору. Не знаю, кто орал больше — я или Кристиан. В наше оправдание скажу только, что было очень страшно. Я успел триста раз проклясть тот миг, когда решил залезть к Хунте в кабинет. Если бы случайный человек оказался в этот час в коридоре парадного холла, и обладай он способностью видеть астральные сущности, он бы увидел одну из самых невероятных картин для стен НИИ ЧАВО. Мы с Кристианом бежали так быстро, как могли, высоко вскидывая ноги. Следом за нами, подпрыгивая от возбуждения, вихрем мчался Кристобаль Хозевич с «пылесосом» наперевес. За ним, размахивая шляпой и куском изогнутой проволоки, бежал Жиан Жеромович. Солидно отставая, за ними едва поспевал Федор Симеонович, промачивая лоб платком и отчаянно увещевая друзей не суетиться и все хорошенько обдумать. Птицами взлетев вверх по лестнице, мы ринулись на второй этаж. Тут Кристиан хлопнул себя по лбу и крикнул: — Я идиот! Можно же сделать так! — и с этими словами он выкрикнул что-то на санскрите, хлопнув в ладони. Сразу после хлопка от нас отделились бледные копии, уносящие на себе весь розовый порошок. Повернув направо, они полетели в сторону Оборонной Магии. Кристиан же толкнул меня влево, где мы спрятались в нише за грудой ржавых доспехов. — Сильно нам это не поможет, но фору небольшую даст, — улыбнулся мне Кристиан. Заглушая его слова, мимо нас с топотом пронеслись корифеи с Хунтой во главе. — Ай да Кристиан, ай да Хунтин сын! — я радостно хлопнул его по плечу. Так мы с ребятами изредка называли друг друга после особенно хитрых манипуляций с чем, или с кем-либо. Это звание было высшим мерилом хитрости и бесшабашности для нас. Реакция на эти слова у Кристиана была очень странной. Он поперхнулся, и растерянно посмотрел на меня. Стоило мне взглянуть ему в глаза, как в голове будто лампочка зажглась. Минуты две мы молча смотрели друг на друга. Теперь все встало на свои места. Это имя, черные глаза, манера речи, изящество, надменность, невероятная обширность знаний и буйные кудряшки, нет-нет да и топорщившиеся за ухом у завотделом Смысла Жизни. Ну Кристиан, ну Хунтин сын! — Не думал, что у Кристобаля Хозевича есть дети, — кашлянул я, отводя взгляд. — Ну, меня пока нет, я только в проекте, — развел руками Кристиан. — Могу и не быть. Но, признаюсь честно, жить очень хочется. И как можно скорее. Все происходящее никак не желало укладываться в голове. Для меня Кристобаль Хозевич был великим ученым, магом высочайшего класса, профессионалом своего дела с отвратительным характером и инквизиторскими замашками, но никак не чьим-то папой. — Ты же понимаешь, что я не могу всего объяснить? — тихо спросил Кристиан, впервые перейдя на «ты». — Это слишком сложно даже для меня. Особенно для меня. И… все очень зыбко. Может рухнуть в один миг. А я очень-очень хочу родиться. Я молчал. Сейчас Кристиан выглядел очень одиноким и потерянным ребенком, которым, в сущности, и был. Я потрепал его по голове. — Не бойся, если надо, я могу быть не любопытным, — улыбнулся я. Кристиан слабо усмехнулся в ответ. — Но в одном я точно уверен — мама у тебя будет отменной! — Это точно, — рассмеялся Кристиан, и, помолчав, добавил. — В будущем ты станешь великим магом. И, могу заверить, научишься ставить блоки в состоянии выхода в астрал. — Ну уж нет! — возмутился я и встал. — Хватит с меня этой беготни! И на диване я больше спать не буду. И Витьке по шее настучу, за то, что соврал про новый предохранитель! — Он не соврал, — Кристиан хитро посмотрел на меня. — И на твоем месте я бы не стал зарекаться.***
Мы неспешно шли вдоль лабораторий Бальзамо. Я все еще переваривал мысль о том, что у Кристобаля Хозевича есть потенциальный сын, и потому не услышал далекого топота. — Все, фора кончилась! — выдохнул Кристиан, и толкнул меня в лабораторию Бальзамо. Где-то вдалеке слышались резкие вскрики Хунты. Несмотря на поздний (или уже ранний?) час, лаборатория не пустовала. В центре, на полу, в пределах криво нарисованной пентаграммы и ошибочно написанном заклинании на латыни — в одном месте я даже прочитал армейскую поговорку «Двадцать восемь мне уже, поцелуйте меня в жэ» — лежал новенький лаборант Бальзамо, Васенин. Он был раздет до пояса, и отсвет пламени толстых свечей из хозяйственного магазина весело плясал на его бледном животе. — Что за недоделок, — сплюнул Кристиан. — Хоть бы пентаграмму ровнее нарисовал! — А что он пытается сделать? — мне было жутко интересно, чего же пытается добиться этот парень. Особенно таким способом. — Судя по всему, пытается выйти в астрал, — Кристиан задумчиво обошел весь этот натюрморт. — И конспекты явно брал у кого-то из смысловиков, потому как только там так изгаляются над заклинаниями. — Зачем? — не понял я. — Чтобы всякие личности, типа вот этого идиота, не смогли раньше времени влезть, куда не надо, — охотно пояснил Кристиан, носком туфли сбив одну из свечей. С глухим стуком он упала на бок и потухла. Заметив это, Васенин грязно выругался и с четвертого раза зажег ее обратно, предварительно успев обжечься воском. Неожиданно в помещении мелькнул свет, и лаборант на выдохе вылетел из тела. Мы с Кристианом не без интереса наблюдали за происходящим. Тряхнув головой, Васенин повернулся и замер, глядя на нас. — Удивительно, как нынче популярно гуляние вне тела, — присвистнул Кристиан. — Сам заклинание писал, или кто подсказал? Лично мне очень понравился фрагмент «Люблю массаж простаты», но и «…поцелуйте меня в жэ» тоже очень ничего. А вы как считаете, Алехандро Иванович? Ответить я не успел — лаборант дико завизжал, рывком вернулся в тело, и со страху кинул в нас огненным шаром. В тот же момент дверь распахнулась, явив разгоряченного погоней Кристобаля Хозевича, яростно размахивающего автоматом. Шар же, изменив траекторию, присосался ровно к автомату и исчез в его дуле, а мгновением позже грохнул взрыв. Едва дым рассеялся, как в дверном проеме вновь стал виден злой как черт Хунта, с торчащими в разные стороны волосами, весь в копоти и саже, и с разорванным дулом автомата. Раздувая ноздри, он отбросил ставший бесполезным «пылесос», и легким движением руки оторвал от перевернутого дубового стола ногу. — Что вы собираетесь делать, Кристобаль Хозевич? — пискнул Васенин. — Проводить разъяснительную работу, — по-змеиному прошипел Хунта и двинулся на лаборанта. — Пошли отсюда, я не испытываю никакого желания смотреть на экзекуцию, — шепнул мне Кристиан. Я кивнул, и мы просочились сквозь пол в Витькину лабораторию, под звуки жалостливых воплей невезучего лаборанта.***
— Ну, вот и все, — грустно улыбнулся Кристиан. Я сидел на диване в Витькиной лаборатории, и за окном уже практически проскальзывали первые солнечные лучи. — Было весело, — усмехнулся я. — Мы еще встретимся? — Как Бог даст, — развел руками Кристиан. — Будьте осторожны, Алехандро Иванович. В институте затаился серьезный враг. — Обязательно, — кивнул я, чувствуя, как покалывают от долго лежания в одной позе кончики пальцев. — И… берегите маму, — выдохнул Кристиан, тая в предрассветном мареве. «Знать бы еще, кто она», — подумал я, открывая глаза. На противоположную стену упал первый солнечный луч.