Идеальные отношения

Год назад мир полетел ко всем чертям. Год назад понятие добра и сострадания как такового перестало существовать. Год назад мир еще не был настолько темным и ужасным, в нем твоя жизнь хотя бы принадлежала тебе. Тогда тебе не хотелось умереть. Никто не ждал активных действий со стороны простого и бедного населения, богатые аристократы были слишком самонадеянными и это привело к тому, что их почти не осталось. Почти. Красноволосый сидит под небольшим деревом, смотря на те земли, что теперь кажутся недоступными. Думал ли когда-то Акаши Сейджуро, что в один ужасный день его жизнь так изменится? Что все, что он так любил, к чему привык, полетит ко всем чертям из-за одного дня, который стал последним для многих людей из высшего сословия? Теперь Сейджуро считает себя глупцом, наивным мальчишкой, который так легкомысленно упустил тот факт, что деньги могут не помочь после банального предательства. Окружающие ненасытны. Даже если бы аристократы в тот день отдали половину всего, что имеют, то ничего бы не поменялось. Бедняки захотели все. Захотели забрать все и навсегда уничтожить тех, кто так долго и старательно делал эти деньги…Хах, они ведь даже не подозревают, как это было тяжело, для них со стороны все просто…А сейчас они бездумно их тратят, швыряя направо и налево, не задумываясь о будущем…Какое расточительство. Первая капля от надвигающегося ливня приземляется гетерохромному парню на лоб, стекая по бледной, болезненной на вид, коже. Парень сглатывает, прикрывая глаза. Он бы предпочел сидеть под ужасным ливнем, чем возвращаться в свое поместье. Хотя…Оно уже давно не принадлежит его семье. Этот варвар ворвался туда быстрее. Занял место, которое занимать не должен, назвав себя хозяином. Красноволосый вовсе не удивляется, когда его едва толкают, призывая встать. Он вовсе не удивляется, когда чувствует резкий удар под ребра, когда не исполняет приказа. Он вовсе не удивляется, когда оказывается лежащим на спине. Его пустой взгляд направлен на серое небо, то и дело сверкающее от молний. Раскаты грома сотрясают все вокруг, не позволяя ушам хоть чуть-чуть привыкнуть к тишине. Капли капают на лицо, стекая по нему и оказываясь на земле. Капли мешаются с редкими слезами, которые появляются в уголках глаз уже совсем неосознанно. Прошло то время, когда Акаши Сейджуро пытался бороться, сохраняя свою честь, свою гордость и значимость. Прошло то время, когда в Акаши Сейджуро было что-то от живого человека, когда в нем была надежда. Прошло то время…Остались лишь приносящие боль воспоминания. Он больше никто. Всего лишь игрушка, которую оставили в живых лишь для потехи. Он, по мнению всех, должен целовать окружающим туфли лишь за то, что ему позволили дышать. Но есть одно но – Акаши мечтает о смерти. Вот вновь его грубо хватают за то, что одеждой назвать выйдет только у самого отчаянного и потрепанного жизнью человека. Грубо поднимают на ноги и тащат в дом. Порой Акаши хочет рассмеяться от этой абсурдности, этого окружающего идиотизма и вселенской несправедливости! Почему он, бывший хозяин этих земель, вдруг обязан выходить на улицу по часам, в наручниках и под наблюдением нескольких людей? Почему те, кто так вопил о том, что аристократы используют труд бедняков, превращая их в слуг, сами теперь набирают тех, кто будет на них работать? Они искоренили целое сословие, чтобы просто занять их место. В этом мире не осталось даже одного человека, которому он может доверять, с кем может говорить. Он один. Быть одному – его судьба. - Его хотят видеть. – от этих слов красноволосый лишь прикрывает глаза. Он понимает, что речь идет о нем...И он точно знает, кому он понадобился сейчас. Он точно знает, что сейчас бы предпочел пережить сотню ударов, чем идти вновь в ту комнату. Вот только права голоса и возражения он теперь не имеет. - Он грязный, эта сволочь не хотела идти домой, мне пришлось слегка повалять его в грязи. – Акаши никак не реагирует на слова высокого охранника, будто речь идет вовсе не о нем. - Плевать, пусть сам отчитывается перед ним, да и чего ожидать от него? Грязь на грязном человеке, думаю, не так заметна. – гетерохромный поднимает блеклый взгляд на возникшую прямо перед его лицом морду блондина, который гадко улыбается. Противно то как. - Деревенщина. – лишь отвечает хрипло парень, он впервые подал голос за длительный промежуток времени. -Ах ты!- гетерохромный даже не дергается, когда большая ладонь заносятся над ним для удара, но ее останавливает тот самый блондин, он даже не переставал улыбаться. - Мы теперь высшее сословие, новые аристократы, а вот ты уже никто. Тебя не должно существовать в этом мире. Пустое место. А пустота не стоит ничего. –красноволосый, едва качает головой. - Да, вы убили почти всех. Да, кто остался, живут теперь по типу ваших домашних животных. Да, вы заняли наши дома и начали распоряжаться нашими деньгами. Но вы не стали аристократами, вы остались деревенщиной. Сами подумайте, если к тыкве пририсовать полоски, станет ли она от этого арбузом? Лишь жалкий муляж, в попытке обмануть реальность. Подделки. – произносит Акаши спокойным тоном, смотря в глаза блондина, который перестал улыбаться, и выглядел теперь совсем не так добро, как могло показаться изначально. Хотя, даже та доброта была напускной, это красноволосый парень знал наверняка. - А все же, парочку синяков не помешает, только не переборщи, Мурасакибара. – произносит блондин, прежде чем Акаши чувствует резкий удар под ребра, от которого в момент оказывается на полу, плотно сжимая губы. Сил на то, чтобы стоять на ногах твердо, почти нет. Сил на то, чтобы просто подняться, тоже нет. Порой ему кажется, что у него вообще нет никаких сил. - Кажется, я просил привести его ко мне, а не превращать в фарш. – слышится голос из дверей, от которых глыба и блондин едва напрягаются, а Акаши просто хочется исчезнуть и желательно навсегда. Он ненавидел этот голос. Он не ненавидел этот баритон. Он ненавидел то, как он обычно улыбается, когда говорит. Он просто ненавидел его самого. -Ну же, Акаши, поднимайся, я защищу тебя. – гетерохромный лишь плотно сжимает зубы, когда этот голос вновь разрезает повисшую в пространстве тишину. Он его не защитит, лишь сделает хуже. Акаши ни за что бы на свете не попросил помощи у Аомине Дайки. Только не у него. –Акаши-и-и.- протягивает парень, вновь призывая гетерохромного подняться. Сейджуро даже смотреть на этого человека не нужно, он нутром чувствует, как тот гадко ухмыляется. – В таком случае, я скажу, чтобы они продолжили…Что он кстати сделал? – синеволосый, проводит пальцем по своим губам и смотрит на блондина. - Он сказал, что мы деревенщина. – едва ли не выплевывает парень в ответ и по гостевой комнате разносится слабый, даже несколько мелодичный смех. Если бы Акаши не знал, кто смеется, то возможно назвал бы этот смех красивым, но он знает, и он знает, что это смех чертового психопата. - Деревенщина...Забавно. – он вздыхает, садясь перед красноволосым парнем на корточки и плавно, но при это довольно властно, хватая Акаши за подбородок и разворачивая его лицо к себе, заглядывая в гетерохромные глаза. – Ты живешь прошлым, Акаши Сейджуро. Твоя эпоха закончилась, началась наша. Теперь ты лишь жалкий отголосок из прошлого, жалкое напоминание, что такие как ты, вообще существовали. Теперь я тут хозяин, а ты? Кто теперь ты, Сейджуро? Моя и-г-р-у-ш-к-а. Марионетка…И все нити у меня. – произносит синеволосый, наблюдая, как гетерохромные глаза приобретают более темный оттенок. Он давно уже заметил за Акаши эту особенность. Его глаза темнеют, когда он зол. Интересно, знает ли сам Сейджуро об этом? Вряд ли. Аомине знает, что Акаши ему ничего не скажет. Прошло то время, когда бывший аристократ что-то там кричал, пытался возражать, но потом Аомине переломил его, будто он был тонкой спичкой. Молчание длиться секунд десять, наверное, прежде чем в глазах синеволосого парня сверкает тот самый огонь и в следующую секунду Акаши буквально хватают за руку, таща по полу. Если он не хочет вставать, то будет исполнять роль половой тряпки. Акаши грубо кидают в комнату, что он так ненавидел. Раньше… Раньше это была его комната, но потом пришел он и все поменялось. Теперь это не его убежище, а его маршрут прямиком в Ад. Хотя, он уже давно в этом Аду. - Ты такой непослушный, Акаши, прямо иногда зубы сводит. –Аомине проходит дальше, закуривая очередную сигару, что осталась еще от отца Акаши. Дайки крутит продукт с никотином между пальцев и кидает взгляд на красноволосого, который смотрит отстранено в пол. – Твой отец умел покупать сигары, Сейджуро. Ты пробовал? –гетерохромный ничего не отвечает, лишь поднимая свой потухший взгляд на Дайки и тот чуть усмехается. –Ну же. Попробуй. Я позволяю. – он протягивает красноволосому сигару, но тот не собирается греметь наручниками и поднимать руки, беря такой подарок. - Я не люблю запах никотина. – все же произносит Акаши, в принципе, против правды он не пошел. Сейджуро и правда плохо относится к этой вредной привычке и курение отца ему никогда не было по душе. - Я сказал бери. – тон Аомине становится несколько приказным, но это дела не меняет, красноволосый даже не думает исполнять приказ своего кукловода. Вот только кукловоду вовсе не нравится, когда его игрушка ему не подчиняется. Аомине сдержанно улыбается, однако улыбка неискренняя, скорее даже угрожающая. Синеволосый вновь делает затяжку, а потом выпускает дым в лицо Акаши, тот давится от неприятного для него запаха. Это лишь вызывает у Дайки большую заинтересованность. Еще одна затяжка и Аомине грубо впивается в губы красноволосого поцелуем, выдыхая дым в его рот. Акаши чувствует эту мерзкую гарь, кашляет в этот чертов поцелуй, который не разрывает. Он ничего вообще не делает. Оттолкнёт- сделает только хуже. Отвечать он тоже не станет – ему противно. Аомине лишь сильнее протискивает свой чертов язык внутрь, еще чуть-чуть и Акаши просто откусит его. Может и правда следует попробовать? Может тогда он наконец его убьет? Будто прочитав его мысли, а на деле, поняв, что желанного сейчас ответа он все равно не добьется, Аомине отрывается и смотрит в глаза Акаши с недобрым блеском. Хотя был ли этот блеск когда-нибудь добрым? Да, но слишком давно. - Ты не посмеешь отказать моим желаниям, Акаши, даже если они тебе непонраву. Я просто сделаю с тобой все, даже не рассчитывай на мою жалость. Я буду беспощаден. – шепот Аомине разносит по телу красноволосого мурашки. Нет, это вовсе не мурашки от наслаждения. Это мурашки от леденящего кровь ужаса, который пропитывает тело с каждой секундой все больше. Раньше Акаши и правда думал, что смерть-самое страшное в жизни, но потом он встретил его, человека, чья душа не знает состраданья и полна изощрённых, по-садистски больных желаний. - Открой рот. – снова приказ. Красноволосый смотрит на парня, сидящего напротив. Он бы никогда не сделал ничего из того, что говорит этот человек, но в данной ситуации Дайки может разлиться. Когда этот ублюдок злиться, бывает очень больно. Сейджуро едва приоткрывает рот, смотря как синеволосый делает очередную затяжку. Акаши не улавливает то мгновение, когда его язык пронзается болью и красноволосый вскрикивает, хватаясь за рот. На глазах невольно выступили слезы от боли, а Аомине лишь усмехнулся и потрепал юношу по волосам. – Мне нужна была пепельница. Ну как, ты попробовал никотин? – Акаши едва дрожит, его трясет. Больно. А еще он понимает, что это не все. Это только начало. Вот что бывает, когда Акаши не исполняет приказы с первого раза. Дайки их не отменяет, просто делает их жёстче. - Почему не убил… Убей. – говорить больно. Голос дрожит. Мысли путаются. Однако главную мысль Акаши явно передал, а Аомине заулыбался. - Конечно же из-за того, что я люблю тебя. – эти слова были произнесены с пугающей теплотой, но с маниакальной улыбкой. А еще Акаши знал, что Аомине говорит правду. Он знал это еще со второго года старшей школы. Тогда Акаши не обращал внимание на синеволосого парня, который вечно крутился около него, пытаясь помочь и привлечь к себе внимание. Однако Акаши совершено не интересовали парни, воспитание не позволяло такого. Именно поэтому, когда Аомине признался ему, отчаявшись, то получил четкий отказ от школьного Императора. Тогда Аомине списал это все на происхождение. Разве Акаши Сейджуро станет встречаться и любить кого-то там парня из рабочей семьи? О таких гетерохромный может только ноги вытирать. Кто теперь тут недостойный? Кто теперь тут грязь? - Император в личных шлюхах, я просто на седьмом небе. – протягивает Дайки, медленно подходя к ящику и забирая ключ и острое лезвие, один вид которого, заставил Акаши отпрянуть назад и упасть на лопатки. Вновь этот леденящий душу смех. - Ты единственный, кого я хочу трахать. Ты единственная моя шлюха, которая принадлежит только мне. – шепот в ухо, а потом язык скользит по щеке бывшего аристократа, заставляя того едва поморщиться от омерзения. – Я хочу слышать твои крики, ведь они-музыка для моих ушей. Я хочу слышать, как ломаются твои кости, хочу слышать этот тихий, но такое приятный звук, знаешь, а я ничего никогда не ломал, могу только представить твою боль. - он смеется, а глаза Акаши стекленеют с каждым словом. Перед ним вовсе не человек. Это дьявол, который любезно предложил ему экскурсию в Ад год назад, вот только билет был уже куплен и выбора у Акаши не было. Он навечно застрял на этой чертовой экскурсии со своим чертовым гидом. Первая пуговица отлетает. Вторая за ней. Лезвие мгновенно отрезает нитки, в конечном итоге, заставляя рубашку распахнуться, и Аомине усмехается, резко хватая свою любимую жертву на руки и кидая ее на кровать. Синеволосый нависает сверху, а потом слышится щелчок. Он наконец снял с рук Сейджуро наручники и металлические браслеты с глухим стуком полетели с кровати. В глазах Аомине жадный огонь, он окончательно избавляет потерявшего власть Императора от рубашки и впивается зубами в его запястье, заставляя лежащего под ним парня сдавленно зашипеть от боли. Ему надо принимать все, иначе чертов садист придумывает что-то еще более ужасное. Наверное, где-то глубоко, Аомине даже надеется на то, что Акаши начнет бунтовать, ведь это даст ему отличный повод, чтобы зайти дальше. Правда. Если куда дальше? Хотя Дайки придумает. - Такой красивый. Мой. – шепчет Аомине, приходясь языком от ключицы до низа живота. Его забавляет эта дрожь хрупкого тела. Он рад, что смог превратить вечно спокойного Акаши Сейджуро в параноика, трясущегося от одних прикосновений. Ему нравится вид этого исхудалого за год тела, вид этой бледной кожи и следов от их прошлых ночей. Особенно ему нравятся засосы на шее, которые не сходили уже месяц и по-прежнему бросались в глаза. Ему нравились шрамы, которые казались ему просто очаровательными, ведь были оставлены его рукой. Ох, как же он тогда кричал. От одних воспоминаний Аомине был готов кончить. Гематомы, шрамы, ожоги- это все стало обычным для тела Акаши. Пожалуй, ему просто не повезло, что Аомине с детства не приучили беречь свои игрушки. Его крики идеальны. Его слезы идеальны. Его истерзанное тело идеально. Акаши вздрагивает, когда чувствует, как в его руку упирается что-то очень острое и сразу понимает, что это лезвие. Красноволосый зажмуривает глаза, приготавливаясь к этой адской боли. Он молит о том, чтобы потерять сознание. А может у него есть шанс, что Дайки переборщит и пережит ему вены. Смерть от потери крови не так плоха. - Открой глаза. – это приказ, но Акаши не спешит его выполнять. Несмотря на то, что он уже переживал это, что знает эту боль, ему все равно страшно. Аомине знает это. Однако стоит синеволосому резко надавить под недавно сломанные ребра, как Акаши вскрикивает от боли, распахивая разноцветные глаза, и тут же прикатывает новая порция боли, ведь лезвие начало разрезать бледную кожу, а на руке, едва дергавшегося от боли Императора, стали появляться инициалы Дайки. Акаши уже не может сдерживать слез. Больно. Унизительно. А садист улыбается, смотрит на то, как слезы скатываются по щекам его жертвы и улыбается от тепла, что расползается внутри. Плоть уже давно упирается в джинсы, причиняя легкую боль. Но ничего, он подождет. Он подписал его, будто он и правда какая-то собственность. Однако, по всей видимости, одного нового пореза ему было не достаточно, ведь лезвие вновь коснулось, но на этот раз груди Акаши и пошло вниз по животу. Кровь заманчиво растекалась по бледному телу, создавая сводящий с ума контраст. На секунду Аомине хочется слизать эту кровь, но он останавливает себя, ведь звук, капающий крови, звучит очень красиво. - Да, вот так…- шепчет тихо Аомине, смотря в глаза, что были наполнены слезами. Сколько же в них ненависти и страха. Как же беспомощно и жалко это выглядит. Это лишь раззадоривает. Он хочет, чтобы красноволосый был ближе к нему. – Я заставлю тебя страдать. Обещаю, тебе понравится. – кулак Акаши сжимает простынь, потому что ему никогда это не понравится. Единственное, что он мечтает сделать –убить ублюдка, а потом сдохнуть самому, потому что ненависть к самому себе становится все больше. Он и правда стал грязным, стал грешником, ему никогда не смыть все это, ведь каждая встреча с Дайки лишь все усугубляет. Аомине скидывает свою рубашку на пол, вытаскивая ремень из джинс и приспуская их вместе с нижним бельем. Аомине уже не терпелось войти в эту задницу и отодрать ее так, чтобы Акаши еще долго не мог нормально ходить. Ему хотелось, чтобы парень под ним орал от распирающей тело боли. Дайки наматывает ремень на кулак, создавая петлю, прежде чем затянуть ее на шее Акаши, решая того кислорода. Красноволосый не успевает дернуться, как вдруг чувствует резкое проникновение. Он орет об боли, а по щеке вновь стекают слезы, целое море слез. Аомине лишь на секунду останавливает, и лишь для того, чтобы слизнуть с одной щеки солоноватую жидкость. Дайки грубо трахает его тело, сразу же вбиваясь в любимого бешеным ритмом. Идеальная шлюха. Идеальная любовь. Вот только односторонняя. Акаши орет, а в голове Аомине вновь и вновь пробегают моменты из старшей школы. Он вспоминает, как Акаши порвал его Валентину. Вспоминает, как отказался от обеда, что он приготовил специально для богатого наследника. Вспоминает, как лишь хмыкнул на его искренние слова и ушел. Это расплата, расплата за все испорченные подарки, растоптанную заботу. Он отказал ему в любви, но что они имеют теперь? Аомине грубо рвет задницу этого некогда богатого мальчика, лишь иногда позволяя ему делать жадный глоток воздуха, чтобы не задохнуться, но тот и то уходит на крики и рыдания. -Ты помнишь, Сейджуро?! Помнишь, как я убивал твоего отца?! Помнишь, как грубо трахал тебя у него на глазах, а потом пустил пулю в лоб?! –он помнил. Помнил залитые горем, слезами и болью глаза отца. Помнил, как в первый раз было больно, будто его режут мельчайшими осколками изнутри, будто корябают этим чертовым лезвием. Он помнит этот чертов выстрел и как тело мертвого отца упало на пол, а чертов ублюдок даже не остановился, продолжая его иметь. Он помнил, и он ненавидел. Разрядка для Аомине все ближе, он насилует свою жертву, трахая ее как можно грубее. Он стонет под ним от боли и Дайки готов слушать это вечно. Ремень с шеи исчезает, Акаши успевают лишь сделать один быстрый глоток воздуха, прежде чем рука занимает место на шее, начиная сжимать. Пальцы сжимают бледную кожу все сильнее, там непременно останутся новые отметины, которыми Дайки будет любоваться в следующий раз, ведь он непременно у них будет. Аомине наконец вздрагивает, дыша, как уставший зверь и наконец отпускает шею Акаши. Тот открывает рот, словно рыба. Голова гудит от того, что кислород долго не поступал, а то, что находится ниже, вообще кажется взорвется вспышкой невыносимой боли, стоит ему только пошевелиться. Слезы катятся из поблёкших глаз. Таким он нравится Дайки больше, нежели из старшей школы. Сломленный, дрожащий от боли и слез. Абсолютный. Аомине, ложится рядом, перебирая красный волосы пальцами, на что сам Акаши никак не отреагировал. Красноволосый был бы похож на мертвого, если бы не медленно вздымающееся грудь. -Я люблю тебя. – произносит Аомине своим чертовым голосом и маниакальной улыбкой. -Я ненавижу тебя.- отвечает в свою очередь Сейджуро, на что Аомине лишь едва кивает. -Я знаю. Разве не идеальные отношения? –Акаши лишь сглатывает, прикрывая глаза, когда последняя слеза стекает по его щеке, больше ничего не произнося.