Вредная привычка

Вопреки расхожему мнению, Леонард был сложным человеком. Состоящий из множества взаимных противоречий, он являл собой пример мужества, стойкости и надежности. Взять хотя бы его аэрофобию. Боунс прекрасно помнил, как сильно ему хотелось спрятаться в туалете на все время полета, потому что там не было окон. С момента, как он ступил на шаттл, все его существо сжалось в тугой комок, а горло словно сжали тугим ошейником, лишая возможности даже говорить. И он прекрасно помнил, как встречный офицер буквально вытащил его из кабинки, отправляя к остальным пассажирам. В ту минуту Боунс люто ненавидел этого офицера, придумывая в голове план мести, удовлетворившись мыслью, что этот чертов человек в погонах сдохнет вместе со всеми, как только треклятый шаттл свалится на землю (в чем он не сомневался ни секунды). А потом он уселся в кресло и повернул голову к своему соседу. В груди предательски дрогнуло все, что могло там дрожать (и плевать, что он все же врач, прекрасно осведомленный о человеческой анатомии). Горло, и без того стянутое страхом полета, теперь попросту пересохло. Встретив смеющийся взгляд голубых глаз, МакКой нервно сглотнул. Вся его аэрофобия растворилась в пронзительной синеве напротив. Так Леонард встретил Джима. Он встретил свою вечную безответную любовь. Разговорившись с парнем, рассказывая о своей жизни, Боунс почему-то подумал, что она подозрительно похожа на сюжет чертовой дешевой мелодрамы, которые по-прежнему имели бешеную популярность, как и сто, как и двести лет назад. И как будут иметь ее и через десять столетий. Сделав большой глоток из фляжки «за знакомство» с Кирком, он думал только о косвенном поцелуе. Парень весело трещал о безопасности их полета, но МакКой лишь нервно усмехался, глядя на слишком оптимистичного Джима. Академия их сблизила настолько, насколько это вообще было возможно. За три года они стали лучшими друзьями, надежной опорой друг друга, поддержкой и крепким плечом. Они врастали друг в друга, заползая под кожу и сшиваясь крепкими нитями, которые было невозможно разорвать без физического вреда. Они срослись, но ни к чему не пришли. Боунс, который развелся с женой и покинул ребенка, вспоминал о них редко и, если честно, неохотно. Его жена была настоящей стервой, их развод был только вопросом времени. Он никогда не говорил с Джимом о каких-либо чувствах, никогда не показывал виду, что хотел бы большего, чем дружбы. И Кирк, меняющий в своей постели представителей разных рас, никогда не говорил об этом тоже. Джим был для него всем. Боунс, который даже прозвищем был обязан Кирку, не отходил от Кирка ни на шаг, зная о его патологической склонности к авантюризму. Он шел за другом, как говорится, в огонь и воду, раз за разом вытаскивая Кирка из передряг. Джим был ему обязан многим, и он понимал это. Но Боунс никогда не требовал ничего взамен. Не требовал ни благодарности, ни признания, ни любви. Потому что все это Кирк сам давал ему в размере намного большем, чем Боунс себе представлял. Кирк любил МакКоя по-своему. И его было за что любить. Ведь это Боунс согласился участвовать в третьей попытке сдачи теста «Кобаяши Мару», где занимался контролем систем жизнеобеспечения. И это Боунс вколол сразу после судебного разбирательства вакцину, защищающую от мерлваранских блох, которая вызывала все симптомы заболевания и позволила протащить Кирка на борт под предлогом лечения. И это Боунс сотни раз спасал его жизнь. Каждый чертов раз, когда Джима притаскивали в лазарет, он одной ногой был в могиле. И каждый раз у МакКоя замирало сердце, когда он видел бледное тело своего теперь уже капитана, разукрашенного своей и чужой кровью, со страшными разорванными ранами, которые каждый раз хотели отнять Кирка у Боунса. После первой такой операции Леонард начал курить. Втихую, словно подросток, он курил только в одиночестве, стоя под вентеляцией, затягиваясь нервно и быстро. Кирк был также виновен в том, что заставил друга впервые за много лет по-настоящему заплакать. Опять же, после очередной миссии, где Кирка ранили фазером в бок. Тогда Спок занес капитана на руках, вслед за ними тянулась красная дорожка из крови капитана. Леонард был уверен, что все седые волоски на его голове — заслуга исключительно Джима. И Леонард пропустил тот момент, когда начал тыкать вулканцу, который находился рядом с Кирком 24/7. Например, когда Спок приказал выбросить Джима на Дельта Вегу. Например, когда вулканец, занося бездыханного капитана в лазарет, даже не старался остановить его кровотечение, и плевать, что руки Спока по локоть в крови, говорят об обратном. Постепенно Боунс замечает все. Он видит, чувствует, что по-прежнему является неотъемлемой частью Джима, но номер один теперь именно Спок. Именно имя Спока не перестает срываться с губ его лучшего друга. Сначала со злостью, потом с недоумением. Теперь с заинтересованностью. С зависимостью. Боунс знает, что Кирка нужно отпустить. Потому что теперь это снова вопрос времени. Он больше не властен над ним. И Леонард жалеет, что не уложил Кирка на лопатки еще в Академии. Быть рядом в качестве наблюдателя, пусть и не беспристрастного, уже кажется невозможным. Леонард помнит, что нити, которыми они сшились между собой добровольно, невозможно разорвать безболезненно для них обоих. И ему только и остается, что быть рядом. Рядом, не смея надеяться ни на что. Леонард все чаще ненавидит себя за нерешительность, но понимает, что теперь попытки сблизиться раз и навсегда попросту оборвут их отношения. И Леонард все чаще курит, уже не скрываясь, не выдыхая дым строго в вентиляционную систему. Впервые, когда Джим видит это, он пытается заговорить, но Боунс пресекает все эти попытки вразумления на корню. И Кирк, конечно же, отступает. А еще МакКой пьет. Пьет чаще и больше, чем раньше, чем после развода с женой, лицо которой помнит слишком смутно. И Джим даже на это тактично молчит, претерпев поражение. Иногда они напиваются вместе. И в эти моменты Леонарду как никогда плохо. Желанное тело рядом, близко, слишком близко и слишком доступно. Иногда Боунс теряет контроль и проводит по теплой руке кончиками пальцев, но Джим, конечно же, не замечает или все переводит в шутку. Он слишком дорожит их дружбой, чтобы позволить случиться чему-то подобному. И Леонард знает, что ему давно пора отступить. Потому что Спок появляется рядом с ними во время каждой их попойки, большой и не очень. И выглядит он слишком недовольным, каждый раз подходя к ним и напоминая об уставе Флота, о правилах субординации и нормах морали. Спок появляется рядом с ними еще чаще после разрыва с Ухурой. И Леонард, конечно же, все понимает. Зеленокровый гоблин просто убьет его, если он посмеет как-то навредить Джиму. Джиму, на которого Боунс имеет намного больше прав. Но сам Кирк, откровенно возмущаясь появлением вулканца каждый раз во время приватных посиделок с лучшим другом, немедленно встает и наскоро попрощавшись, закатив глаза, немедленно покидает помещение, сопровождаемый взглядами. Боунс вскоре срывается, что, впрочем, вполне ожидаемо. Вспыльчивый южанин сам удивляется, что продержался так долго. — Ты выжил из своего вулканского ума. Спок, конечно же, молчит. И врач раздраженно уходит в свою каюту, понимая, что уже проиграл. На осмотрах Спок всегда рядом с Джимом,пусть тот в упор не замечает этого. И Боунс уже даже не злится, молчаливо отступая от человека, в которого влюбился с первого взгляда. И Леонард искренне желает им счастья, когда придет время. А потом врач замечает Чехова, который смотрит на него косо с самого первого дня. Но Леонард слишком занят страданиями по Джиму, чтобы видеть кого-то еще. Но теперь он видит. Русский по-юношески нелеп, молод и взъерошен, словно воробей во время дождя. Светлые глаза, намного бледнее глаз Джима, почему-то загораются неизвестно откуда взявшимся огнем. И светятся ярко, когда их взгляды пересекаются. Леонарду не сразу удается правильно произнести имя Чехова по-русски. И он, черт возьми, смущен тем, как смеется парень, впервые услышав свое имя из его уст. Но это неожиданно приятно. И Боунс сам не замечает, как просит Пашу научить выговаривать сложные русские словечки, от которых он испытывает ужас, впервые услышав их звучание на чужом языке. Они вместе смеются от корявого произношения Леонарда. И врач не замечает, как этот парень проникает под его кожу, как начинает пришивать к себе теми же нитями, что когда-то пришивал Джим. И почему-то сейчас это кажется вполне правильным. Необходимым. Леонард пропускает момент, когда Паша оказывается в его кровати на целую ночь. Как бы он ни старался, не может объяснить, как парень оказывается под ним, жарко целуя в губы и обвиваясь вокруг тела, словно лиана, руками и ногами. Боунс не знает, как это происходит. Возможно, потому что сегодня он выпил немного больше, чем позволяет себе обычно. Возможно, потому что Паша приходит в его каюту ближе к полуночи, и Леонард безоговорочно пускает мальца внутрь. Возможно потому, что МакКой и сам желает этого слишком сильно, чтобы его прогнать. Юное тело встречает его с сопротивлением. Боунс старается быть отчаянно нежным, но Чехов дергает бедрами, принимая его в себя полностью. Смазки мало, но почему-то их это не останавливает. Наращивая темп, он смотрит прямо в глаза парня, которые заволакиваются дымкой желания. И Боунс совершенно неосознанно поддается вперед, целуя припухлые губы, ловя стоны губами и не останавливаясь ни на секунду. Их пальцы переплетаются между собой совершенно внезапно, но так естественно, что МакКой сжимает юношескую ладонь сильнее. Паша закатывает глаза и гортанно стонет. В этом стоне отчетливо слышится облегчение. Леонард наклоняется, целуя мокрые от пота виски и лоб. Светлые кудри щекочат нос, но Боунс не обращает на это внимание. Чехов, кончив, не старается отодвинуться от него (как всегда делала бывшая супруга), он охотно выгибается сильнее, разводя ноги шире и подставляя тесную задницу, сжимаясь. Боунс рычит. Последние толчки выходят даже слишком резкими, но Паша молчит, слабо улыбаясь. Мужчина сдавленно стонет, терзая поцелуями молочную шею и изливаясь в молодое тело. Мир разрывается на куски, собираясь воедино в теле напротив. За весь акт МакКой ни разу не вспоминает о Джиме. Позже, когда Паша спит, лежа лицом к нему, Леонард касается мягких завитушек светлых волос. Он вдруг понимает, что ему хорошо. Он спокоен, расслаблен и удовлетворен, но его желание, острое и жгучее, как самые острые специи во Вселенной, не исчезает. Напротив, оно концентрируется внизу живота, скручиваясь в тугой узел. Член снова встает, наливаясь кровью и прося внимания парня, который спокойно спит. МакКой понимает, что чувствует не похоть. Он понимает, что это влюбленность. И что все это не на одну ночь. Лео проводит широкой ладонью по стволу вверх-вниз, открывая головку. Он аккуратно поворачивает Пашу на другой бок и нежно потирается членом о ягодицы парня, целуя спину и выводя по ней мокрые узоры языком, покусывает шею и вдыхает запах шампуня влажных после водного душа кудрявых волос. Паша просыпается и стонет, выгибаясь и подставляя под член свою задницу. Он уже возбужден не меньше. За всю ночь Боунс берет его еще дважды, в голове его подозрительно тихо, а на душе абсолютно спокойно. Леонард практически счастлив. Особенно когда Паша в душе становится перед ним на колени, касаясь языком расслабленного члена. Он сосет аккуратно, но настойчиво, и, когда член снова встает, парень вбирает в рот его яйца по одному, издавая немыслимо пошлые стоны, лаская себя рукой. Мужчина тоже стонет. И когда перед глазами появляются пятна, Боунс отстраняет от себя парня, поднимая вверх, разворачивая спиной и резко засаживая по самые яйца четвертый раз за эту безумную ночь. Паша сдавленно стонет, но вскоре болезненные ощущения смешиваются с удовольствием, потому что МакКой поразительно быстро понял все его тело, и теперь каждым толчком бил крупным членом по простате, заставляя ноги и голос предательски дрожать. И Чехов мысленно усмехается, прощаясь со своей девственностью, о чем Боунсу знать вовсе необязательно. Они засыпают под утро. Оба прекрасно знают, что следующий день станет настоящим адом, потому что времени на сон у них не остается. Но ни врач, ни энсин не жалеют. Боунс признает свое поражение. К удивлению врача, после этой ночи между ними нет неловкости, напротив, Чехов все чаще остается у него на ночь. Иногда на ночь остается и сам Боунс. Леонарду приходится признать серьезность ситуации. И, кажется, Паша этому рад. Рад этому и Джим, по-прежнему остающийся его лучшим другом. К счастью, Чехов молчит по этому поводу, признавая их дружбу. Ему вполне хватает ночных разговоров и не только. Леонард не замечает, когда выкидывает последние сигареты, которые закупил перед миссией. Он этому рад. Воздух его каюты наполняет запах Чехова. Вторая подушка, появившаяся в каюте врача совсем недавно, тоже насквозь пропитана им. Боунс теперь волнуется за Кирка вдвойне больше, так как тот теперь полностью был доверен вулканцу, отношения с которым у них накалялись, словно железо в кузнице. Но Джим, несмотря на возмущенные реплики, по-прежнему делает так, как говорит Спок. И в подавляющем большинстве случаев, зеленокровый гоблин (за вулканцем все же закрепилось эта кличка от врача) был прав. Теперь все изменилось. Он наконец-то избавился от своей одержимости. Он смог отпустить Кирка. И смог строить свою жизнь. Жизнь, где Джим становится просто лучшим другом, не разрывая каждый раз его сердце и душу неловким взглядом. Леонард гордится собой. Вулканец, узнав об их отношениях с Чеховым, как-то совсем по-человечески облегченно выдыхает, и Боунс лишь усмехается такой реакции. А сигареты ему больше не нужны.