Лучше уже не станет

      Сидя в тёплом одеяле в дни весенней простуды, я думал о том, как побыстрее избавиться от этого всего. От этих гадких лекарств, ужасно чесоточных шерстяных носков и полного одиночества в будний день.       А сейчас я понимаю… я просто безнадёжен.       Интересно, а есть ли здесь хоть кто-нибудь, кто видит, как я умираю? Мерзкое чувство пустоты заполняет меня всё больше, крепко привязывая канатами к больничной койке. Я, наверное, устал.        Когда всё это, наконец-то, закончится?       Но ответом на этот вопрос мне всегда служила лишь тишина.       Каждую ночь, вместо снов, я видел тебя перед собой: чёрные волосы, расположившиеся в «творческом беспорядке»; глаза цвета ореха — такие живые и дарующие совсем крохотную надежду; твои тёплые ладони, обхватывающие мои бледные щеки и нежный шёпот, который, не уставая, твердил, что всё будет хорошо.       Но ты ведь и сам прекрасно знаешь, что уже не будет.       Каждый раз, когда ты навещал меня, я усиленно цеплялся ослабевшими руками за твою куртку в поисках помощи, тихонько всхлипывая, что каждый день мне приходится сталкиваться со своим самым боязливым страхом иголок.       — Они обижают меня. Говорят, что так будет лучше, вкалывая в мои руки огромные, острые иголки, — вздрагивая от рыданий, я подкатил рукава больничной рубахи, показывая сизые гематомы от уколов.       — Они правы, Джерард, — тихо отозвался ты, нежно поглаживая мои бледные руки и притягивая к себе, бережно целуя. — Так будет лучше.       Но лучше так и не становилось. Я чувствовал острую боль, пронизывающую до самых костей, видя состояние своих близких: они старались улыбнуться как можно искреннее, говорили, насколько любят, строили со мной планы на будущее, будто я вовсе не болел раком, продолжая жить как прежде.       Но лучше уже не станет.       С каждым днём рак не спеша съедал мои ткани, пока врачи всячески пытались мне «помочь», вкалывая обезболивающее. В такие моменты ты поистине начинаешь ценить жизнь. Ты понимаешь, сколько всего ты ещё не попробовал и не успеешь попробовать уже никогда.       Ты больше не встретишь Рождество, укутываясь в тёплый вязаный свитер, попивая горячий какао вместе со своей семьёй под Рождественские фильмы. Ты не увидишь, как красиво заходит солнце за горизонт, раскрашивая небо жёлто-розовым цветом; как уходит твой день, порождая новый. Ты не сможешь обнять своих близких, разлагаясь под холодной, сырой толщей земли.       Ведь всего лишь одно слово способно зачеркнуть всю твою жизнь… Рак.       Каждый день сил становилось всё меньше, а слова давались мне всё сложнее. Ты навещал меня реже, отчего в душе что-то болезненно сжималось. Мне не хватало твоего тепла, которого во мне почти не осталось; твоих прикосновений, которые возвращали меня в солнечный май, когда мы гуляли по ярмарке, поедая сладкую вату и мечтая вместе уехать в Нью-Йорк. Это было так забавно… я был твоим художником, а ты — моим музыкантом. И в итоге всё обернулось так, будто нам с самого начала не суждено было быть вместе.       Мне просто не хватало тебя. И от одних лишь мыслей я был готов морально себя уничтожить. Но я не мог судить его, ведь и ему было очень тяжело приходить сюда, смотря на то, как его любимый человек медленно умирает.       Я попросил принести мне альбом, чтобы запечатлить в нём свои последние мысли, написав на обложке это своеобразное «прощальное письмо», ведь я уже чувствовал приближение кончины: пальцы из последних сил сжимали карандаш, вырисовывая кривоватые буквы на белом листе; дыхание сбивалось, пока я до боли в костяшках нащупывал белоснежную простынь.       Сладостные объятия предсмертной агонии уже встречали меня.       Альбом со шлепком упал на кафель. Я отчаянно пытался вдохнуть, но лёгкие будто слиплись, заставляя меня из последних сил извиваться на кровати. Кислородные трубки уже не помогали. Становилось слишком страшно. На бледных щеках ощутились мокрые дорожки от слёз, и я направил взгляд на белый, больничный потолок.       Я слышал, как замедляется моё сердцебиение, пока кровь бешено стучала в висках. Перед глазами не пролетела вся жизнь, как это описывается в фильмах, — я лишь в последний раз увидел перед собой счастливых родных, запечатляя на своем изнеможенном лице последнюю, слабую улыбку, в тот момент, когда из моих лёгких, рывками вырвался последний воздух…       Потому что лучше уже не станет.