Мы не хозяева собственной жизни. От рождения и до смерти мы связаны с другими, прошлым и настоящим. И каждый наш проступок, как и каждое доброе дело, рождает наше будущее. Облачный атлас
Я согласилась на эту беседу по нескольким причинам. Одна из них — маги вне острова должны узнать правду. Пусть даже спустя столько лет. Как все началось? Все началось с конца. Ведь это действительно был конец: смерть Гарри и победа Волан-де-Морта. Тот мир, тот режим, который установили Пожиратели Смерти, ведомые властным фанатиком-полукровкой. Сейчас мало кто помнит, что великий Темный Лорд — это выпускник не только Хогвартса, но и маггловского детского дома. Когда Министерство и Орден Феникса пали, то самым разумным решением было бежать. Семья Уизли как предатели крови понимали, что от Норы не останется камня на камне. Благодаря связям Флер они бежали во Францию, а оттуда… даже мне неизвестно, где они сейчас. Мне также организовали портал в Австралию, пока еще была возможность перемещаться без обязательной регистрации, но я выбрала Сопротивление. Реальными основателями Сопротивления были вовсе не магглорожденные волшебники и волшебницы. Ими были чистокровные Невилл Лонгоботтом и его жена Полумна. Они оба могли воспользоваться правами и привилегиями чистокровных, но жить в утопичном обществе, воссозданном нездоровыми фанатиками по прихоти жестокого тирана, не захотели. В первые годы Сопротивлению удавалось проводить множество успешных операций, убивать Пожирателей Смерти и вербовать бойцов. Однако магглорожденные чаще выбирали побег из Британии, нежели бой. Лонгоботтомы понимали, что им нужен символ, обоснованная легенда. Кто-то, кто мог бы поднять их знамя и повести остальных против системы. Таким человеком для Ордена был Гарри Поттер. И об этом же Сопротивление попросило меня. Стать «лицом», как бы пошло это ни звучало. И я стала. Ведь кто еще смог бы лучше исполнить эту роль? Подруга Гарри Поттера, бывший член Ордена Феникса. Меня называли умнейшей ведьмой своего поколения, но главное — я была магглорожденной ведьмой. Шесть лет мы были в подполье. Те немногие члены Ордена, кто все еще оставался в Британии, оказывали помощь в качестве кураторов Сопротивления или личных советников Лонгоботтомов. Покидая Хогвартс, Минерва Макгонагалл сумела умыкнуть портреты Снейпа и Дамблдора и переместить их на Гриммо, 12. Родовое поместье Блэков оставалось ненаносимым, а потому продолжало выступать штаб-квартирой. Так же, как дома Лавгуд и Агаты Лонгоботтом, защищенной заклятием Хранителя. Благодаря моему знакомству с Виктором Крамом нам удалось наладить связи с Болгарией, через Билла и Флер мы тайком переправляли беженцев через Ла-Манш, а оттуда на Балканы. Многие магглорожденные волшебники бежали, но еще больше их попадало в плен. После поимки и пыток шло распределение по режимным объектам. Грязнокровок могли запытать до смерти или казнить без суда и следствия. Даже не знаю, кому повезло больше: тем, кто умер сразу, или же тем, кто, подобно мне, попадал на каторжные работы. По каждой полукровке решение принимали индивидуально. Кому-то даровали относительно спокойное существование, работу на новое Министерство и скудное жилье. Я слышала, что меркантильные девицы, вроде Лаванды Браун, даже оставались с приспешниками Лорда в качестве любовниц. Конечно, я не вправе их осуждать. Процедура подтверждения статуса крови проходила сродни игре в рулетку. Неугодных могли приравнять к грязнокровкам, и они уже шли по привычному сценарию. Женщин и девушек могли сдавать в бордели, а детей забирали в специальные интернаты, где, по слухам, их обучали темным искусствам, чтобы в дальнейшем у Лорда были спецотряды и личные солдаты, воспитанные по его образу и подобию. Личная силовая структура, члены которой не связаны семейными узами, не знают своей истории и своего прошлого. Новый мир принадлежал чистокровным, но преимущественно аристократам, которые уютно устроились под пятой Волан-де-Морта. Магглов приравнивали к скоту. Учащались массовые теракты, нападения на ничего не подозревающих обычных людей. Через маггловского министра был взят под контроль весь парламент (не без помощи Империо, конечно же). Всё как по нотам. Островная Британия превратилась в закрытую территорию. Тотальный контроль и новые порядки. Все это подтверждалось силой и удерживалось под контролем. Удерживается и до сих пор.* * *
Что происходит с грязнокровками в плену, если им не посчастливилось умереть от пыток? Я могу подробно рассказать об этом на собственном примере. Но давайте по порядку. Меня взяли в плен во время одной из операций по переправке беженцев. Сопровождающих членов Сопротивления обычно было трое или четверо. У каждого своя группа из пяти-восьми человек. Каждый из нас вёл свою группу к одному из мест аппарации, разбросанных по Лондону и окрестностям. Переходы должны были происходить одновременно, чтобы при возможном нападении понести минимум потерь. Иногда ищейки Лорда нападали на след одной из групп — на этот случай у каждого провожатого был с собой порт-ключ. Ведь трансгрессию могли легко отследить. Не знаю, случайно ли Пожиратели узнали о моей точке аппарации или это было утечкой, но они узнали. Услышав характерные хлопки появления врагов, я отправила последнего беженца и принялась отбивать летящие в мою сторону заклятия. Нужно было потянуть время и дать Флер возможность отправить беженцев из Франции в Болгарию. Ранив двоих, я потянулась за порт-ключом, но тот не сработал. До сих пор не понимаю, почему. Впрочем, я сама виновата — не проверила выданный мне предмет перед операцией. Итог вам известен: доли секунды, которую заняло у меня осознание того, что путь к отступлению отрезан, хватило Пожирателям, чтобы застигнуть меня врасплох и схватить. Меня не могли просто убить. Волан-де-Морт посчитал, что, раз я являюсь символом Сопротивления, то меня нужно просто подчинить. Показать всем, где истинное место грязнокровок. Ими было принято решение: отправить меня в типовой концентрационный трудовой лагерь при новом Министерстве. После установления личности, статуса крови и распределения магглорожденных ведут в гигиенаторы. Грубо говоря, это большие общие душевые, как в тюрьмах, но там не разделяют по половому признаку. Мантии и остальную одежду сжигают, выдав после санитарной обработки стандартную робу. Насколько мне известно, сейчас магов еще и стерилизуют. Декрет об обязательной стерилизации еще не был принят, когда меня поймали, поэтому нас привели к доктору из Мунго, посреди трудодня. Это действительно страшное зрелище. Тогда они еще только пытались наладить конвейерные операции, не знаю, как сейчас. Мне так и не провели эту процедуру. Помню слегка раздраженный и уставший голос колдомедика, который, осмотрев меня, озвучил свой вердикт: «Нет надобности, она уже бесплодна». Я, конечно, была шокирована. Оказалось, что поиски крестражей не пошли на пользу моей детородной функции. Ведь мы ночевали в лесу и не всегда могли воспользоваться магией, чтобы даже согреться. Впрочем, я отклонилась от темы. После прохождения всех стандартных процедур заключенных отводили в камеры в подвалах Министерства. Оттуда каждого из нас выводил охранник и отправлял в цехи. Шестнадцатичасовой рабочий день. Конкретно меня отправили в цех по варке зелий. Довольно опасные зелья, многие ингредиенты токсичны, минимум защиты, а главное — никаких волшебных палочек. Те, кто после десяти часов непрерывной работы с химикатами терял бдительность, часто получали сильнейшие ожоги или другие травмы. Медицинская помощь была минимальной. Тем не менее, наш цех был лучшим по производительности. Не то чтоб это как-то поощрялось или вроде того. Вовсе нет. Просто если показатели падали, то виновники (либо все заключенные) несли наказание. А наказывал нас Драко Малфой. Тот самый Пожиратель Смерти, который придумал Декрет об обязательной стерилизации грязнокровок. Тот самый, кто спас меня от изнасилования и вытащил из оккупированного Лондона, из-под стражи… Я смотрю, вы шокированы… Смешно, но именно этот Декрет, который покалечил стольких людей, стал причиной, по которой смогли выжить жена Драко и его мать. Никто не сопоставил факты моего побега и исчезновения Драко. По официальной версии нового Министерства Сопротивление подготовило операцию по моему освобождению. Мои друзья якобы обезвредили Блейза Забини и вступили в бой с Малфоем, взяли его в плен, а меня освободили. Малфой долгое время считался пропавшим без вести, а когда требований об обмене или выкупе так и не поступило, его жена обрела статус вдовы. Но на самом деле не было никакой операции Сопротивления по моему освобождению.* * *
Так как речь зашла о Драко Малфое, то я попрошу вас дать мне Непреложный обет о том, что я и только я буду решать, что из сказанного о нем пойдет в печать. И его, и Забини, и основателей Сопротивления я знала еще со Школы Чародейства и Волшебства Хогвартс. Когда Гарри пожертвовал собой ради нас, это вдохновило многих дать бой, пусть и в последний раз. Но силы были не равны. Школу разрушили, и волшебный мир начал окончательно меняться. Узнав, что бывший школьный враг будет моим персональным палачом, я пришла в оцепенение. Вначале он, как и ожидалось, сводил со мной счеты за еще детские обиды. Он пытал и остальных заключенных, явно получая от этого удовольствие. Но меня… меня он оскорблял гораздо изящнее, переходя на личность, надавливая на болевые точки. Если он брезгливо морщился и старался не касаться остальных, то ко мне подходил предельно близко, чтобы сильнее напугать, явственнее давая понять, где моё место в этом новом мире. После очередного Круцио (просто за то, что посмела поднять на него взгляд) я поняла, что проще идти по пути наименьшего сопротивления. И перестала отвечать, перестала даже смотреть на него. Только работа. И со временем он также стал делать вид, что меня попросту нет. Он все еще оставался властным садистом, но ненависть его сменилась напускным безразличием. Как будто все магглорожденные — просто тараканы, за которыми он имеет неудовольствие наблюдать. И я — абсолютно такой же таракан, ни больше ни меньше. Эта перемена дала мне возможность вздохнуть с облегчением и максимально сконцентрироваться на том, чтобы не покалечиться, выполняя каторжный труд по варке зелий. Но это относительное спокойствие продлилось не дольше недели, в какой-то из дней он просто ворвался в мою камеру и стал остригать мои волосы канцелярским ножом. Я понимала, что это делалось с целью еще раз унизить меня. Но он, хоть и грубо хватал меня, ни разу не ударил, не поранил ножом кожу. Я не понимала, зачем он сделал это. Ведь ему не обязательно было подходить так близко и прикасаться ко мне. Он просто мог использовать магию. Чистокровные очень любят фразу: «марать руки о грязнокровных». Якобы им настолько неприятно касаться нас, что это отвращение вызывает почти физическую боль. Я часто думала, что это очередная уловка, чтобы унижать. Но, когда мой мучитель, выскочив из камеры, опустошил свой желудок прямо в коридоре, мне даже стало немного жаль его. Нет, я не переживала за состояние здоровья Драко Малфоя. Просто осознала, насколько психика его и ему подобных была подвержена влиянию извне. Нездоровому влиянию, с навязанными идеалами и ценностями, которые способствуют лишь приумножению власти конкретных лиц. Со временем пошли слухи между охранниками о том, что Малфоя якобы переводят на другую должность, а вместо него поставят Блейза Забини. Еще позже оказалось, что Малфоя действительно повысили за недавние заслуги. Ведь стерилизация пленников — его идея. За пару дней до так называемого побега я обратила внимание на взгляд Малфоя. Который немало удивил меня. Вводя Забини в курс новой должности, он показывал наши камеры. Я впервые не заметила в серых глазах презрения к заключенным. В его взгляде не было брезгливости и ненависти, только усталость. В первый же день на новой должности Блейз Забини, похоже, отпустил охранника. И вошел в мою камеру. Имея горький опыт общения с его предшественником, я старалась не провоцировать. Тактика Забини разительно отличалась от малфоевской. Он начал с легких подколок, а когда не получил от меня никакой реакции, по-деловому перешел к тому, за чем, собственно, пришел. Сперва мне были предложены особые условия работы и дальнейшего пребывания в плену — взамен на особые услуги ему лично. Когда Забини понял, что я не намерена возглавить список его потаскух, он вздохнул с деланным сожалением и набросился на меня. Толкнув к стене, он ударил в меня заклинанием немоты. После того, как я стала отбиваться, не давая стянуть мою робу, он наотмашь ударил меня (кажется, разбив мне нижнюю губу). Оглушенная ударом, я стала сопротивляться чуть слабее, но он попросту разорвал мою робу и заломил мне руки. Когда я почувствовала, насколько он сильнее, и одновременно с этим осознала всю безнадежность своего положения, я почувствовала, как его тело с силой оседает на меня. Оказалось, что Малфой зачем-то вошел в камеру и оглушил своего бывшего сокурсника. У него был тот же усталый взгляд, что я заметила пару дней назад. Взгляд без презрения, но полон обреченности. Он оттащил Блейза и произнес надо мной заклинание невидимости. После чего поволок меня, находящуюся в полной прострации, вон из Министерства. Перенес с помощью трансгрессии в свой особняк, где наспех собрал кое-какие вещи и деньги. Затем где-то в полях Уилтшира Малфой еще и обездвижил меня. Без голоса, без возможности пошевелиться и под дезиллюминационными чарами я могла лишь наблюдать за тем, как он истошно орет. Он понимал, что Черная Метка — это не просто средство связи, это способ контроля и слежения. Потому стал срезать верхний слой кожи со своего предплечья, глуша боль захваченным из кабинета огневиски и заливая кровавую рану настойкой бадьяна. После того, как дело было сделано, и Малфой слегка пришел в себя от боли, мы снова аппарировали. На сей раз он перенес меня в кабинет, как я узнала позже, своего психолога. Он выкрикивал гневную тираду о том, что его жизнь кончена, и винил в этом старого колдуна. Обезоружив, спрятал палочку психолога в свой карман и убил его. Вот так просто. После своей истерики он устало произнес непростительную Аваду и, схватив меня за руку, достал порт-ключ.* * *
Порт-ключ перенес нас в небольшую лачугу внутри скалы. Думаю, кроме Драко о ней мог знать разве что Люциус, который, скорее всего, её и приобрел на крайний случай. Но, как вам известно, Малфой-старший погиб в битве за Хогвартс, ведь Волан-де-Морт отобрал у него волшебную палочку как раз перед её началом. Собственно, сейчас я понимаю, что у Люциуса не было выхода. Он должен был погибнуть, чтобы заплатить за свой промах в отделе Тайн и, тем самым, не обрекать Драко на ужасную участь — отвечать за ошибки отца. Когда Малфой произнес надо мной Фините Инкантатем, оказалось, что меня расщепило во время одной из недавних трансгрессий. Адреналин не дал мне понять этого сразу, хотя я все равно не смогла бы как-либо сигнализировать об этом, будучи под Силенцио. Как только я очутилась на полу, резкая боль пронзила мое правое предплечье. Часть кожи с огромным шрамом от пыток Беллатрисы осталась в одном из мест, в которых мы недавно побывали с Малфоем. Кровь не останавливалась в месте расщепа. Кажется, Малфой тогда истерически рассмеялся и со словами: «У нас слишком много общего с тобой, Грейнджер» стал лить настойкой бадьяна на мою руку. Это действительно забавное совпадение: мы оба лишились своих меток вместе с кожей в тот день. Он сам срезал с себя Темную Метку, а мою надпись «грязнокровка» повредило расщеплением. Когда он обрабатывал мне рану, то странно смотрел на мою кровь. Я ожидала, что Малфой придет в ярость от того, что я пачкаю все вокруг своей грязной кровью, но он не был зол. Его взгляд казался скорее удивленным. Уже позже он признался, что его поразил тот факт, что моя кровь ничем не отличалась на вид и запах от его собственной. Естественно, на первых порах я боялась Малфоя и не понимала, что происходит. Эмоционально мне нужно было время, чтобы пережить увиденное в день «побега». Попытка изнасилования, похищение Малфоем и затем убийство, свидетелем которого я невольно стала. Все это шокировало, кроме того, я не понимала действий и мотивов своего похитителя. А он молчал, пил и мало что предпринимал. Наверняка знал, что рано или поздно нам придётся поговорить, но сам не делал никаких попыток. Из табуретов в лачуге он трансфигурировал кое-какие койки, на которых мы спали в первую ночь. Хотя у меня и не было палочки, он связал мне руки перед тем как уснуть. К утру они сильно затекли, а рана на предплечье снова открылась. Малфой попытался вновь обработать её, но ему вдруг резко стало плохо. Лишь выпив какого-то зелья из тех, что он захватил с собой из Мэнора (я могу по виду и запаху определить большинство известных зелий и отваров, но то, что он принял, ни на что не было похоже), Драко смог прийти в себя и помочь мне. Затем сменил и свою повязку, кажется, снова удивляясь тому, что наша кровь на бинтах ничем не отличалась, разве что моя была свежее. Когда я начала требовать вернуть меня Сопротивлению или хотя бы объяснить, что здесь происходит, он рассказал вещи, которые в итоге навсегда изменили мое мировоззрение. Малфой сказал, что по собственной глупости погубил свою жизнь и, скорее всего, еще и жизни жены и матери. Сказал, что не намерен отпускать меня обратно в ряды Сопротивления, ведь они уже однажды предали меня, а значит, и ему не стоит рисковать, стараясь устроить обмен. В ответ на мой недоуменный взгляд рассказал, что Пожиратели получили четкие инструкции извне о том, где именно я буду переправлять беженцев. Оказалось, что Лорд до последнего не верил, что ему и правда преподнесут героиню Грейнджер на блюдечке, но когда меня быстро и легко поймали, сомнений не осталось. Первым порывом Лорда было казнить меня, и все, кроме Малфоя, поддержали идею. Но позже Волан-де-Морт согласился с доводами Драко. Всё было слишком уж просто. Малфой сказал, что и сам толком не понимал, почему выступил против моей публичной казни. Однако тот факт, что без анонимного предателя Пожиратели самостоятельно никогда бы не поймали меня, говорил о том, что ими пытались манипулировать. Затем он стал бормотать что-то о благих намерениях и дороге, которая ими вымощена. По его словам, он сам себе оказал медвежью услугу. В итоге Лорд с присущим ему одному чувством юмора отправил меня именно в цех Малфоя, что в итоге привело к полному краху его жизни. Тот наш разговор закончился ничем. Я отказывалась верить словам своего похитителя, хотя несработавший порт-ключ раз за разом всплывал в памяти. Малфой был рад моей подавленности, ведь я перестала что-либо от него требовать и просто снова и снова молча прокручивала в голове все случившееся. Моя апатия давала ему возможность напиваться и тоже уходить в себя. Впрочем, он никогда не терял контроль, а потому у меня не было никаких шансов сбежать из этой лачуги. Время от времени он исчезал, чтобы принести продукты, кое-какие вещи и прессу. Именно из газет мы узнали, что его посчитали павшим героем, а не предателем, а Сопротивление, в свою очередь, не отрицало того, что мой якобы побег — это их заслуга. Я понимала, что мы находимся вне Англии, но Драко не называл даже часть света, в которой мы пребывали. После очередной перевязки оказалось, что у него заражение крови, левая рука стала гнить. Как выяснилось, он не способен колдовать в полную силу, так как был левшой. Именно поэтому не трансфигурировал нашу скудную обитель во что-то более уютное: просто не мог. Он также не мог позволить себе проявить слабость и попросить меня о помощи. Впрочем, он вряд ли мог доверять мне, а потому терпел и глушил адскую боль в руке при помощи дешёвого огневиски, пока однажды не потерял сознание от жара. Впервые за столь долгое время получив доступ к волшебной палочке, я испытала лёгкую эйфорию. Первым моим желанием было как можно скорее выбраться из этой окружённой морем и скалами ловушки, чтобы найти ближайший штаб Сопротивления или любых союзников. Однако сомнения, которые посеял в моей голове Драко, а также его тяжёлое состояние не дали мне этого сделать. Первым делом я левитировала его на койку и наколдовала компресс, чтобы хоть немного сбить жар. Ему стало полегче, но он продолжал бредить. Сделав все, что было в моих силах для стабилизации его состояния, я направила на Малфоя палочку и произнесла заклинание, которое должно было помочь мне принять главное решение на тот момент. Я была не самым искусным легилиментом, но сознание Малфоя слишком ослабло из-за горячки, чтобы сопротивляться. Одно за другим я просматривала его воспоминания. Я быстро листала детские, школьные годы, его страх перед заданием Лорда на шестом курсе Хогвартса, когда Драко так и не смог убить Дамблдора, скорбь об отце… Затем его служба Лорду, женитьба и вот, наконец… Все, как он и сказал. Мое местонахождение было передано Пожирателям через анонимный источник. Затем воспоминание о том, как Малфой уговаривает Волан-де-Морта не убивать меня. А в самых сокровенных глубинах его сознания… четыре встречи. Четыре разговора, в которых он нехотя признаётся психологу и самому себе в том, что я небезразлична ему. С трудом помню, как выныриваю из его воспоминаний и оседаю на пол. Его все ещё колотит от жара — меня колотит вместе с ним. Сопротивление предало, мне абсолютно некуда больше идти.* * *
Немного совладав с собой, я вернула Малфою палочку, а в его кармане нашла ту, которую он отобрал у своего доктора. Трансфигурировав лохмотья своей робы в подобие маггловской одежды, я решила отправиться на поиски провизии. У Малфоя обнаружилось не так много денег, но на еду и лекарства должно было хватить. Мне пришлось аппарировать рывками от одной видимой дальней точки к следующей, так как я не знала, где именно нахожусь, а трансгрессировать напрямую в Лондон не получалось. Каждая аппарация была болезненна, ведь рана на руке не полностью зажила. Могу представить, как больно было Малфою отправляться за продуктами каждые несколько дней. Конечно, он четко знал точки назначений, в отличие от меня, ему хватало всего двух-трех перемещений, но и рана его была значительно серьезнее. Примерно через полчаса я сумела найти небольшое поселение. Кажется, убежище Малфоя находилось где-то во Франции, на берегу Средиземного моря. Люди в небольшой деревушке так быстро говорили по-французски, что мне пришлось хорошенько напрячь память, дабы приобрести у них еды и нужные маггловские медикаменты, не привлекая при этом лишнего внимания. Также я собрала необходимые травы, чтобы сварить укрепляющее зелье. Малфой находился без сознания четыре дня, я постаралась максимально обеззаразить его рану и наложить подобие магических швов. Одновременно с этим пришлось давать ему маггловские антибиотики, чтобы помочь справиться с лихорадкой. Когда он наконец очнулся, то первым делом спросил, почему я все еще здесь? Я ответила, что идти мне некуда. Как, собственно, и ему. После того как он пошел на поправку, мы стали трансфигурировать хижину в подобие уютного жилья. Драко не пытался отобрать «мою» палочку и больше не связывал мне руки на ночь. Дни тянулись один за другим, превращаясь в недели. Мы проводили их в молчании, но Драко ел мою стряпню, а я радовалась книгам и газетам, которые иногда ему удавалось приносить. Бывали дни, когда Малфою было сложно находиться рядом, и он вновь тянулся за неизвестным мне зельем. Примерно через месяц он перестал его принимать совсем, так и не рассказав мне, для чего оно было предназначено. Мы редко разговаривали и старались не касаться темы наших прошлых жизней, но однажды, во время обсуждения школьного курса зельеварения, невидимый барьер рухнул и мы сумели найти друг в друге интересного собеседника. Это не было дружбой, просто два отчаявшихся человека, вынужденных постоянно находится вместе, старались мирно сосуществовать. Я не нашла сил признаться ему в том, что знаю о его странном влечении ко мне. Он с трудом мог признаться в этих чувствах даже себе, и вот куда они его привели. Как вы знаете, все это время Сопротивление усердно делало вид, что после побега я вернулась в их ряды и возглавляла самые громкие успешные операции. На самом деле это было довольно разумным ходом. Общественность и магглорожденные вдохновлялись этими историями, которые подпольно публиковались и распространялись небольшими тиражами «Придиры». Враги Лорда продолжали восхищаться героиней Сопротивления, которая не только вырвалась из плена, но и активно действовала, оставаясь неуловимой год за годом. Более того, Сопротивление, как и мать Драко, знали о том, что он остался жив, вопреки официальной версии. Да, и я говорю не о каком-то материнском предчувствии или логических умозаключениях. Они определенно знали, что Малфой жив, ведь на фамильных гобеленах Малфоев и Блэков отображалось древо рода. Уверена, что Нарцисса спрятала от нежелательных глаз гобелен, на котором так и не появилась дата смерти её ребенка. На Гриммо, 12 находилось родовое древо Блэков, к которым принадлежали и Нарцисса, и Драко — полагаю, Макгонагалл или портрет Дамблдора должны были заметить отсутствие даты его смерти. И новое Министерство, и Сопротивление вели свою увлекательную игру, правила и детали которой я стала понимать лишь сейчас. Рассказывая Малфою незначительные сведения о Волан-де-Морте, в ответ я получала от него информацию, которая помогала сложить весь пазл событий воедино. Я рассказала о крестражах и о том, как мы сумели уничтожить их все, кроме Нагайны. Битва за Хогвартс стала решающей, ведь после смерти Гарри Поттера пророчество обретало единственно возможный смысл. Один из них должен был победить другого, и так как Гарри погиб, то надежды больше не оставалось. Убив последнюю надежду магического мира, Тот-Кого-Нельзя-Называть скрылся вместе со своей змеёй и окружил себя и её невиданной защитой. На долгое время все забыли о крестраже, ведь подобраться к Волан-де-Морту, не будучи его приспешником, было невыполнимой задачей. Малфой подтвердил мои слова о том, что сильнейшая охрана диктатора и Нагайны — не преувеличение. Только ближайшие соратники могли находиться с ним в одном помещении, змея всегда была рядом. Я поражалась гибкости мысли Малфоя и тому, какие выводы он делал, слушая мои рассказы о жизни Гарри. По его мнению, Дамблдор сделал ставку на Поттера и умело манипулировал им на протяжении почти всей его жизни. Я никогда не думала об этом так. Продолжая свою мысль, Малфой высказал предположение, что я также оказалась разменной фигурой в этой шахматной партии. Вероятность того, что портрет, который принесла Макгонагалл на Гриммо, смог убедить Невилла пожертвовать мною ради каких-либо целей Сопротивления, казалась мне глупой. До сегодняшнего дня. На долгие годы я отложила осознание этих событий и просто пыталась жить жизнью, дарованной мне Малфоем. Изредка он приносил в дом полевые цветы. Никогда не дарил, а просто оставлял на столе. Разбирая продукты, я всегда ставила цветы в воду, понимая, что это самый искренний жест, на который был способен Драко. Порою мы выбирались во всё ту же деревушку в поисках одежды. Иногда мы прятали небольшие подарки друг для друга, чтобы проходящие праздники казались хоть немного радостнее. Я учила его вызывать Патронуса, а он обучал меня азам родовой магии. В какой-то момент я стала все чаще ловить на себе его пристальный взгляд, не понимая, что именно Драко старается разглядеть во мне. Однажды он признался: несмотря на то, что чертовски скучает по дому, матери и прежней жизни, все же ценит эту возможность жить вне той системы, которую ввел Волан-де-Морт. Спустя год мы поняли, что ничего не меняется. Вернуться в Британию не могли, для начала жизни с чистого листа в новом месте не имели достаточных средств, да это было и опасно. Хрупкого доверия, которое появилось между нами, не хватало на то, чтобы Драко смог отпустить меня жить своей жизнью. Мы разочаровались в идеалах, которые были навязаны нам, пусть и каждому свои. Всё, во что верили, ради чего жили раньше, оказалось обманом. Темы для разговоров понемногу иссякали, и вместе с молчанием приходила необоснованная злость. Мы злились не друг на друга, а на саму ситуацию, в которой оказались, но выплескивать свои эмоции было больше не на кого. Во время одной из бытовых ссор, когда я переварила пасту, Драко не удержался от едкой ремарки по этому поводу — и я вышла из себя. Я возмущённо кричала и пыталась толкать его в грудь. Встав из-за стола, впервые наблюдая меня в таком состоянии, он заломил мне руки, а затем яростно впился в мои губы своими. И продолжал крепко держать и целовать меня, пока я не перестала вырываться. Вся ярость, вся страсть, которую мы сдерживали около года, вперемешку с отчаяньем, вылилась в тот поцелуй… Мы так и не пообедали в тот день. И не поужинали. Я отдалась женатому мужчине прямо на полу нашей хижины. В его глазах я не видела презрения, только расширенные зрачки, которые, казалось, совсем скрыли платиновую радужку. В них плескались удовольствие и совсем немного опасений, что я оттолкну. В каждое объятье, в каждое прикосновение, в каждый толчок он вкладывал нежность, смешанную с болезненным желанием обладать. Больше, сильнее, глубже!.. С тех самых пор мы больше не ссорились. Открыв новые грани своих отношений, принялись изучать друг друга с новой силой. С той стороны, которую не решались показать друг другу раньше. Познавая женщину во мне, он признавал во мне волшебницу. Познавая мужчину в нем, я смирялась с его статусом бывшего Пожирателя. Мы прожили рука об руку еще четыре года. Вечерами, лежа рядом и целуя мою обнаженную спину, он часто полушепотом вспоминал школьные годы, то время, когда нарочно задевал меня, не отдавая себе отчета, почему же его так сильно злило мое безразличие. Я не питаю иллюзий о том, что он изменился. Что внутри Драко добрый высокоморальный человек. Я знаю, что это не так. Но, слушая о его детстве, воспитании, юности, я постепенно понимала, почему он стал таким. И полюбила я его именно таким, приняв все то зло, которое он творил. Однажды он попросил меня рассказать о том самом случае в отделе Тайн, ставшем роковым для его отца. Вспоминая события, свидетелем которых я являлась, мы перешли к обсуждению самого пророчества. Я пересказала разговор Гарри с Дамблдором после смерти Сириуса Блэка, который состоялся в директорском кабинете. Проговаривала пророчество, вспоминая слова директора, — и вдруг меня пробила дрожь. В одночасье все встало на свои места! Пророчество не касалось Гарри Поттера, оно касалось Невилла! Дамблдор ошибся. Гарри был важен потому, что был крестражем, но человек, способный убить Волан-де-Морта, это Невилл Лонгоботтом. Ребенок, рождённый на исходе седьмого месяца теми, кто трижды бросал вызов Лорду. Вместе с Малфоем мы осознали план Дамблдора, который также понял свой промах. Очевидно, он объяснил Невиллу его роль в победе Темного Лорда и они придумали гениальный способ выманить того вместе с Нагайной. Публичная казнь символа Сопротивления. Моя казнь. Но Волан-де-Морт обыграл Сопротивление в их же игре, проявив несвойственную ему милость и сохранив мне жизнь. Я рассказываю вам все это не затем, чтобы очернить Сопротивление или Невилла. Я даже не виню Альбуса Дамблдора — понимаю, насколько важно наконец свергнуть Темного Лорда и его зверский режим. Мы с Малфоем долго обсуждали все это и понимаем, что сейчас, когда силы Сопротивления особенно велики, самое время закончить эту шахматную партию. Я прошу лишь достойно осветить в прессе все, что случится вскоре. Мы связались с Лонгоботтомами; бывшие члены Ордена уже взяли под защиту Нарциссу и Асторию Малфой. Когда завтра я открыто нападу на Министерство, Драко проведет Невилла в обитель бывшего повелителя. Мы рассчитываем, что Лонгоботтому удастся уничтожить Нагайну при помощи меча Годрика Гриффиндора. В расчете на это мы жертвуем всем, что имеем. И я, и Драко рискуем жизнью ради этого. Вот почему я прошу вас, независимо от исхода этой битвы, не позвольте, чтобы что-либо осталось забытым. Я не знаю, выживу ли, поэтому не смогу защитить Малфоев в случае победы Сопротивления. Вы знаете, как переписывают историю победители, а потому прошу раскрыть людям правду. Чем бы ни окончился завтрашний день.