— Может ты мне объяснишь, что происходит?
— Отвали.
— Врасия!
Те, кто хорошо знает Врасию, прекрасно осведомлены о том, что в таком духе Беллармина может отбрехиваться сколько угодно, пока сама не пожелает рассказать. Более того, если слишком упорно настаивать, то долгожданного рассказа можно вообще не дождаться. Нанезгани это понимал лучше всех — ну, а кому понравится, что к нему лезут с распросами, когда и без того паршиво? Именно поэтому, попробовав расспросить Врасию всего пару раз, он перестал задавать вопросы и просто замолчал, задумчиво попыхивая сигаретой.
Беллармина тяжело вздохнула и повалилась на кровать. Уткнулась носом в ворс покрывала — пахло сигаретным дымом и одеколоном, которым пользовался Педри. Эти запахи немного успокоили раздраженную девушку, но не настолько, чтобы она выложила всю историю.
Вчера, когда их едва не поймали патрульные, Врасия дала себе слово — больше никогда не появляться в Гаражах. Хватит с нее этого. Как будто пелена с глаз упала и она увидела, насколько омерзительным было это место. Но более омерзительными были люди, с которыми общалась Врасия. Да и поступки ее благородством не отличались. Девушка снова вздохнула — кажется, она запуталась. И разобраться во всей этой каше из вороха воспоминаний и мыслей будет очень нелегко.
Она прикрыла глаза. А когда вообще было легко?
Девушке было мучительно стыдно перед Педри. Почему перед ним? Парень был самым близким для нее человеком, и, пожалуй, единственным, на чье мнение было не наплевать. Что теперь он думает о ней?
Жутко хотелось поговорить с кем-то. Нет, Нанезгани не подойдет — совсем не хотелось его грузить этими своими эмоциями.
Если бы мама услышала все, что хотела сказать Врасия — она бы просто погладила свою непутевую дочь по голове и сказала, что она всего лишь попала в плохую компанию.
Вот только она не услышит.
Забавно, что родители других ребят считают плохой компанией Беллармину. В общем-то вполне заслуженно. Фамилия Врасии чаще других звучит на школьных собраниях и в учительской. Школьной формой девушка давно пренебрегла — вместо всех этих платьиц, юбочек и блузочек она предпочитала удобную одежду, которая не стесняла движения.
Черная кожаная куртка с клепками и шипами, тяжелые ботинки на шнуровке, темная футболка и джинсы, цепочки на руках, больше похожие на мужские, огненно-рыжие волосы и темные глаза, обязательно подведенные черным карандашом — даже среди толпы Врасия выделяется. Удивительно, что только за стиль одежды девушку до сих пор не исключили из школы.
Другое дело ее поведение. Если Врасию пытались заставить делать что-то, чего она не хотела, то это оборачивалось головной болью для учителя. Иногда девушка просто уходила из класса, не сказав не единого слова, иногда вступала в словесные баталии, из которых учителя не всегда выходили победителями. Единственный, с кем ни разу не повздорила Беллармина — учитель истории. Возможно, все дело было в том, что учитель был туговат на одно ухо и весьма флегматичен.
Врасия еще с самого детства отличалась самостоятельностью. Мама иногда вздыхала, гладя на нее, и спрашивала, откуда же у нее такой характер.
Беллармина недавно только осознала, что многое в ней от старшего брата. Хоть про него ничего и не слышно уже очень давно. «Придурок, — неожиданно подумала Врасия, — мог хотя бы позвонить».
Высокий, с иссиня-черными волосами и черными глазами, с этой своей ленивой ухмылкой, которая почти не сходила с губ брата — таким его помнила девушка. Мама сутками пропадала на работе, поэтому почти все время маленькая Беллармина проводила со старшим братом. Ему, кажется, было совсем не трудно возиться с ребенком. Она столько времени спустя не понимала, как Рей легко с справлялся с этими обязанностями — сама Врасия глаза закатывает, когда дети появляются в поле зрения.
Работал брат в музыкальном магазинчике. Летом Беллармина целые дни проводила вместе с братом там. Ей тогда это место казалось какой-то волшебной страной. Почти всегда в магазине играла музыка, не громко, едва слышно и оттого еще более загадочно. Полки в большинстве заставлены компакт-дисками, пара стеллажей для любителей старины — с пластинками и кассетами. А в самой середине стояла витрина с новинками. Рядом с ним обычно толпились подростки, оживленно тыкая в тот или иной диск. Рей наблюдал за их доходящими до хрипоты спорами со снисходительной улыбкой, а потом рассказывал им про тот диск, о котором спорили. Магазинчик тогда пользовался большим успехом.
Когда Врасия стала старше, она заходила туда. Волшебство исчезло вместе с братом. Он казалось только одним своим присутствием оживлял магазинчик. Теперь же там за прилавком сидит парень со скучным лицом, который при звоне колокольчика, висящего над дверью, даже не отрывается от чтения неизменной газеты, продолжая жевать такой же неизменный бутерброд.
Врасия вздыхает и переворачивается на спину. Педри уже давно докурил сигарету и теперь терпеливо ждет ее рассказа, прикрыв веки. Он знает, что она ему обязательно расскажет.
Беллармина не спеша встает с кровати и подходит к нему и присаживается на подлокотник кресла, в котором сидит парень. Он притягивает ее себе и запускает руки в волосы, перебирая пряди. Врасия собирается с духом и…
— Помнишь свою первую любовь?
Педри ухмыляется и долго молчит, а потом начинает говорить:
— Влюбленность. Она была моей учительницей по литературе. Красивая, молодая. Улыбалась всегда. И рассказывала очень интересно — другие учителя бубнили что-то себе под нос, а у нее все живо так получалось. На мотоцикле гоняла, директор ее еще отчитывал, мол, пример неподобающий подаете ученикам, а она кивала, но все равно продолжала. Я стал старше и эта влюбленность прошла как-то сама собой. А потом, — парень тяжело вздохнул, — она разбилась. Какой-то пьяный водила на красный выскочил.
Он помолчал пару минут, собираясь с мыслями. Врасия тоже молчала, обводя кончиками пальцев контур лица Педри. Он потянулся к пачке сигарет, достал одну, чиркнул колесиком зажигалки и, выдохнув дым, задумчиво спросил:
— А ты?
То лето было ужасно жаркое, такое, что асфальт начинает плавиться и мягко проседает под кроссовками. А возраст тот самый, когда начинаешь мечтать о большой и чистой любви на всю жизнь. И такое сводящее с ума лето кажется самым подходящим временем, чтобы испытать это невероятное чувство, о котором так красиво пишут в книгах.
А тут он. Кажется, самый подходящий объект для любви — самый красивый мальчик в школе. Правда, вечно окружен девчонками, но разве это проблема? С соперницами как-нибудь можно справиться. Вот только он и внимания-то не обращал на еще одну поклонницу.
Тогда помогла подруга. Она привела его к месту встречи и, погуляв с ними немного, благополучно ушла под каким-то предлогом — Врасия уже и не помнит, что это был за повод. В тот день она чувствовала, будто счастливее всех на свете, а сердце билось настолько часто, что Беллармина боялась, что оно выскочит из груди.
Они смеялись и говорили, казалось, обо всем на свете.
Когда пришло время прощаться, он проводил до дома. Врасия жутко волновалась — как же попрощаться? Обнять его или всего лишь застенчиво помахать рукой? Но дилемма решилась сама собой — он слегка приобнял ее за плечи и как-то совсем по-дружески чмокнул в лоб.
Что это были за чувства… Во Врасии словно кипела лава, а во время встреч румянец не сходил с ее щек. Ей казалось, что она и мига не сможет прожить без него.
Все было просто замечательно ровно до того момента, когда она решилась признаться. Он тогда замялся, неловко потер лицо и с жалостливым выражением лица выговорил извинение. Сказал, что она нравится ему только как друг, а любит он другую. Беллармине казалось, что она тогда умирает. Воздух как-то слишком резко закончился в легких, а к горлу подкатил комок. В носу защипало, в глазах начала копиться соленая влага — она терпеть не могла плакать, но сейчас было просто не сдержаться. Врасия что-то ответила — что именно, она не помнит, все как в тумане — а потом побрела домой, чувствуя как спину невольно гнет к земле и как опускаются плечи. А еще жуткая пустота внутри словно высосала все другие чувства — ничего не осталось.
Она почти полторы недели лежала на кровати, смотрела в потолок и существовала. Именно так. Врасия не ходила на улицу — ей опротивело это чертово солнце и безоблачное небо — почти не ела. К ней приходила подруга, пыталась вытащить из этого состояния, но безуспешно. А еще она как-то виновато прятала глаза, но Беллармина не замечала этого — слишком была занята собой.
Где-то к середине лета она оправилась — даже вышла на улицу, подышать свежим воздухом.
А потом как удар под дых.
…Ты слышала…
…Он встречается с этой заучкой…
…Выбрал замухышку какую-то…
…Да, та самая, что сидит с ним за одной партой…
Слухи всегда быстро распространяются. И почему-то Врасия поверила. А пустота превратилась в ненависть. И когда подруга пришла к ней в следующий раз, она на удивление спокойно спросила:
— Это ты?
И, теперь уже бывшая, подруга сразу поняла, о чем спросила Беллармина — она всегда отлично понимала ее — и стушевалась. Как-то сжалась, наверное, подумала, что Врасия сейчас начнет кричать на нее.
— Уходи, — просто и коротко, без лишних эмоций.
— Я тогда хотела ей отомстить, но не успела. Они всей семьей уехали из города, — вздохнула Врасия.
— Первая любовь всегда трагична, — задумчиво сказал Педри и потянулся к пачке, чтобы снова закурить. Девушка хлопает парня по руке с недовольным возгласом «Хватит дымить!», встает с подлокотника и подходит к окну.
Нанезгани пытается спрятать улыбку.
— Ведешь себя как заботливая женушка, — тут он не сдерживается и начинает хохотать в голос.
— Отвали, — беззлобно огрызается Врасия.
— Только я вот чего не понимаю, — после долгого молчания говорит парень. — Каким боком здесь вообще Айре?
— А она очень мне напоминает ту самую подругу, — невесело усмехается девушка. — И внешностью, и характером. Я-то понимаю, что это не она, и что поступать вот так — глупо, но ничего не могу поделать. Как вижу ее, меня так и тянет какую-то гадость сделать.
— Хм… Ладно. Давай договоримся так. Больше не трогай ее, и так уже натерпелась. А пока разберешься в себе.
— Ладно.
Парень все-таки не выдерживает и тянется за сигаретами. Врасия лишь бросает укоризненный взгляд.
