Circadian

Всё вокруг такое неправильное. Гленн уже несколько сотен (тысяч, миллионов, не имеет значения) раз задумывался о том, как все это началось. В последнее время он стал задавать себе много вопросов. Например, что же такого они сделали не так? За что получили такое наказание? Где они оступились впервые? Он помнит какие-то расплывчатые сообщения в новостях, но почему они не показали все сразу? Неужели испугались реакции людей? Если быть честным, то в какой-то момент всё… просто произошло. Несколько дней для него показались секундой. Он не очень зацикливался на своих потерях. Не искал себе новый дом. Он просто понимает, что не осталось подходящего места для дома. Единожды увидев, что произошло с хорошими, добрыми людьми, пытавшимися сохранить постоянную крышу над головой, он понял, что иметь дом в этом мире стало опасно. Мой дом – моя крепость, оазис безопасности, который надо поддерживать. А он не мог думать о чем-то, кроме себя, ведь это сделало бы его более рассеянным. А рассеянность в этом мире означает смерть. И, тем не менее… Да, Ходячие выглядят весьма устрашающе. Да, люди не смогли удержать спокойствие своими слабыми руками, и мир катится прямиком в ад. Да, он живет в страхе каждую минуту каждого дня. Но все-таки есть кое-что, что помогает ему держаться на плаву, хотя с тем же успехом и тянет на дно. И это, откровенно говоря, его внезапное и необъяснимое влечение к Нему. Это настоящее испытание – выдавить из себя улыбку, когда за кривым изгибом губ скрывается желание оказаться как можно дальше. Кретин. Это слово, которое, отлично описывает его положение в этой ситуации. Кретин. Дурак. Невежда. И еще море слов, являющихся синонимом слова «Идиот», с большой буквы. С одной стороны это разумно, привязаться к кому-нибудь в этом рушащемся мире, но с другой стороны, почему этот кто-то должен быть таким грубым, холодным и жестоким? Таким неправильным для Гленна? Возможно, это добавляет каплю интереса в коктейль из страха, голода и бессонницы. Им вновь пришлось остановиться на обочине дороги, фургон опять сломался – ничего неожиданного для Гленна, машина не молодеет с каждым километром – мысли сами собой ушли к этой теме. Теперь Гленн мог с уверенностью заявить, что он умеет подглядывать настолько хорошо, насколько это вообще возможно. Раньше он использовал свой «дар» чтобы любоваться девушками на улицах города, подойти к которым у него ни за что не хватило бы духу, но это был первый раз, когда его взгляд следил за тем, кому он не предназначался. Дерил Диксон стоял рядом с ним, как обычно закинув арбалет на плечо. А ведь он даже и не подозревал, что похрустывание затекшей шеи и сопровождавший стон, могут звучать настолько сексуально. Разумеется, в копилке памяти Гленна весьма много подобных моментов. Он сам не знал, почему. Все инстинкты должны бы были вопить, что перед ним расистский ублюдок, которого только могила исправит, но нет. И вообще, это совершенно неправильно, не смотря на то, что Дерил зарекомендовал себя с лучшей стороны не один раз и Гленн прекрасно понимал это. Понимал и частенько одергивал себя при помощи этого, когда напряжение в его теле переходило за приемлемую грань. Казалось, Гленн не мог больше ни о чем думать в такие моменты. Он целиком и полностью погрузился в наблюдение за человеком, стоявшим по ту сторону дороги, за тем, как он переминается с ноги на ногу, совершенно игнорируя тот факт, что взгляд Гленна будто тянется к его телу, изучая миллиметр за миллиметром. Он наблюдал за движением кадыка, когда Дерил пьет, за капелькой пота стекавшей за воротник грязной безрукавки по еще более грязной коже, за тем, как его взгляд перемещался на источник любого шума. Пытается запомнить даже цвет его волос, такой, какой есть сейчас, пусть даже все пряди и спутаны от грязи. Проведя мысленную линию от подбородка вверх, по щетинистой щеке, до глаза он задумался, какого было бы провести вдоль нее ладонью. Гленн вздрогнул, а по его спине пробежали мурашки. Он старался выкинуть его из своих мыслей. Действительно старался. Или говорит себе, что обязан это сделать. Вот только он не был уверен, что делал то, что нужно для этого. Откровенно говоря, пока они ехали, было несколько моментов, когда у него не было мыслей о Дериле, ехавшем на своем мотоцикле и подверженным опасности нападения Ходячих куда больше чем кто-либо другой, и это не могло не быть успехом. А также он старался не беспокоиться. Он знал, что Дерил может постоять за себя – знал это лучше, чем собственное имя – но ему часто приходилось переступать через себя, чтобы вспомнить это. Гленн вздыхает и ждет нескольких членов группы, которые уже скоро должны вернуться с разведки, ждет их, чтобы завести трейлер снова. А в своих мечтах он представляет, захватывающее противостояние их языков. Зачем? Да просто потому что он может. Потому что мир так облажался, что ему пришлось научиться поддаваться любым своим сумасшедшим импульсам. Кого это интересует? Никого, вот кого. Разве кто-то заинтересовался бы, если он просто случайно решил сделать это с Дерилом на самом деле? Миру пришел конец. Два парня вместе уже не смотрятся так экстремально. Дерил заинтересовался бы, наверное. Мысль отражается на его лице прежде, чем он успевает ее додумать. Он знал, что Дерил скорее скормит себя Ходячим, чем поддастся чувствам Гленна. – Здарова, парень. Началось. Он знал, что он снова пялился, вот только на этот раз он был пойман. Он был готов провалиться сквозь землю, лишь бы избежать разговора. А Дерил кажется и не заметил, все так же продолжая говорить: – Если ты будешь продолжать так же щелкать клювом, то тебя в секунду сожрут, балбес. Гленн не знает, что заставляет его неразборчиво пробормотать в ответ: – Ты так говоришь, будто тебя заботит, что вообще со мной происходит. Ухмылка на его лице противоречит серьезности заявления. Да, он сказал именно то, что хотел. Он хочет высказать совершенно все, о чем думает. А возможно, только возможно, он хочет, чтобы Дерил опровергнул его заявление. Сказал, что он действительно волнуется за него. Да, нашел, на что надеяться… Но Дерил сделал кое-что другое. Может быть, он и не отрицал, но он и не подтверждал слов Гленна. Он просто уставился на него. Даже грязные и покромсанные волосы на его голове делают его привлекательней, чем что-либо в этом мире. Этот взгляд проникает прямо к душе, а губы сжимаются, и он почти неохотно бормочет слова, которые Гленн и не надеялся когда-либо услышать. – Не неси чепуху. Сердце забилось внутри грудной клетки, трепеща, как безумная птица на пороге смерти. Он почти уверен, что даже Дерил слышит его – на самом деле это бы правда его не удивило – а в голову, как назло, не шло ни одной идеи, как можно было бы приглушить этот стук. – Ты покраснел, – зачем-то Дерил отмечает вполне очевидный факт. Гленн это тоже заметил. Он не может понять, почему его щекам нужно было вспыхнуть именно сейчас? Видимо, проклятье, из-за которого он не может контролировать свое волнение, все еще живо и, даже не смотря на апокалипсис, все так же мешает ему скрывать свои чувства. – И что? – Он пожимает плечами, показывая, что не видит в этом никакой проблемы. Забавный, слегка хрипловатый, звук доносится до его ушей. Он увидел дрожащие от смеха плечи, Дерил смеялся. Этот смех – самое… невероятное, что Гленн когда-либо слышал. – Я не понимаю тебя, - произнес он, – но могу предположить, что ты не самый худший вариант. Гленн моргнул, чувствуя, как щеки загораются еще ярче. Дерил смотрит на него, и его губы изгибаются в легчайшей ухмылке, прежде чем он пристраивает арбалет на плечо и все же отводит взгляд. – Хоть это и слегка напрягает меня, но… ладно, я не возражаю, но учти, никто не должен заметить. Гленн несколько раз задыхается на своих словах, прежде чем выговорить простое «Прости». – Не стоит, – произнёс Дерил, отмахиваясь, – я тоже внес в это свой вклад. Если Гленн думал, что его лицо было красным до этого, то ему точно не стоило видеть себя сейчас. И, кажется, Дерил не имеет возражений, что, несомненно, шокирует. Он возвращается к слегка отрешенному состоянию, в котором он был прежде, вот только теперь на его губах можно заметить легкую тень улыбки. И Гленн возвращается к двигателю, уже в сотый (тысячный, миллионный, не имеет значения) раз украдкой поглядывая на загадочного человека и возможно, только возможно, Дерил возвращает ему этот взгляд. Как ни странно, он никогда не чувствовал себя настолько обычным.