Моя последняя надежда

      «Быть может, у меня и не получится, но я хотя бы попытаюсь».       Леви абсолютно не нравился такой подход Хартфилии и многих других бойцов разведкорпуса к их заданиям. Ему не прельщало это «быть может», «не получится», «попытаюсь». У них в работе попросту не может быть подобных выражений. Здесь либо чёткое «да» и готовность отдать своё сердце на благо человечества, либо чёткое «нет» и ты погибаешь первым на поле боя, если, конечно, получается добраться туда.       Леви, как и все остальные, был периодически до чёртиков напуган, ведь он тоже человек, в его груди тоже бьётся сердце, а кровь не течёт в обратном направлении. Леви тоже бывал на грани срыва, но знал: кто-то должен быть сильнее, мудрее, умнее всех остальных. Новеньким, которые не пережили ещё столько ужасов этого мира, не справится с этим, а потому Аккерман берёт на себя эту ответственность.       Леви видит во взгляде многих неописуемый ужас и желание узнать, что это был лишь глупый сон, что он проснётся и — бум! — всё будет по-старому, а капитан, зная, что бывает с подобными солдатами, на корню приседает подобный вздор: лишние смерти ему ни к чему.       И он часто слышит в свой адрес, что он давно потерял сердце, что в нём не осталось ничего от человека, что он сам монстр. Леви никак не реагирует на подобные заявления. Когда-нибудь они все поймут, что это такое, пять лет держаться в седле лошади.       Аккерман выдыхает и поворачивает голову к окну. На подоконнике сидит она — та, ради которой он был бы не против и уничтожить всех этих гадких тварей. Она задумчиво накручивает волосы на палец, смотря в окно.       На улице идёт дождь. Капли тяжело падают на землю, разбивая себе ноги о зелёную траву, которая ярче всего виднеется на этой мрачной картине, словно художник, который рисовал всё это, нарочно добавил побольше красок именно туда.       Девушка тяжело выдыхает и Леви кажется, что что-то не так. Он принимает сидячее положение на кровати, после чего, локтями оперевшись на колени, смотрит на блондинку, словно пытаясь угадать по отражению её лица в стекле и сжатым плечам, о чём она думает. — Леви, — вдруг говорит она, поправив золотистые волосы. Она не спешит поворачиваться и смотрит на капитана с помощью окна. Он оборачивается к ней, а потому можно спокойно понять, что тот готов слушать. — Скажи, чем ты займёшься, когда все титаны будут повержены?       Аккерман вопросительно приподнимает одну бровь, немало удивляясь её вопросу. Ничего себе, конечно, она выдумала. Они ещё не стоят даже на половине пути к победе над титанами, а та уже грезит их полным уничтожением.       Капрал невольно усмехается. Да, пожалуй, её вера в лучшее именно то качество, которое делает её наиболее привлекательной. Она всегда найдёт, что сказать; всегда знает, как исправить самую безысходную ситуацию одним лишь взглядом или словом. И, наверное, эта непоколебимая вера стала первым, что бросилось ему в глаза. — Сперва стоит их одолеть, — Леви строит планы лишь на карте, ведь никогда не знаешь, как обернётся следующий бой для людей. А вдруг после очередного столкновения с титанами о ком-то из них останутся лишь воспоминания? — Вот всегда ты так, — Люси улыбается. Аккерман такой серьёзный, такой суровый, без воображения. Они такие разные с ним, что невольно Хартфилия задаётся вопросом: как они вообще сошлись? — Ты можешь хоть на секунду представить? Закрой глаза, посмотри на совершенно иной мир: мир, где нет этой битвы. Чем бы ты занялся в этом огромном мире?       Парень усмехается, подходит к Люси и, ради неё одной, закрывает глаза, словно в самом деле можно что-то увидеть, кроме кромешной тьмы. Аккерман усмехается, будто действительно что-то представил, но он так давно не видел мира без войны, что даже не может подобного вообразить. — А ты что сделала бы? — Аккерман всё же не находит, что ему следует сказать, а потому переводит все стрелки на девушку, желая услышать ответа от неё: уж Хартфилия точно знает, чего хочет и о чём мечтает. — Я бы отправилась смотреть на мир. Красивые горы, глубокие моря, красивые закаты… В мире столько всего, чего я ещё не видела, — Люси от восторга, который представляет, кажется, засияла. Она просто не представляет, какой мир там, дальше, а потому от собственных мечтаний ей становится немного волнительно. — Твоя очередь.       Леви берёт её за руку, проводя большим пальцем по тыльной стороне её ладони. — Я бы отправился вместе с тобой. Ты ведь находишь проблемы там, где быть их не должно. Кто-то должен оберегать тебя, — Аккерман никогда не скажет напрямую «я тебя люблю», но может попробовать объяснить это окольными путями, иногда даже неосознанно оскорбляет людей, но Люси привыкла. Такой уж он. И она принимает его любым. — Я тебя тоже люблю.       Люси хихикает и целует его в нос, заставляя капитана морщится. Он всегда так делал, потому что волосы блондинки всегда щекотали его кожу. — Идём. Пора спать, — Леви смотрит на часы, убеждаясь, что уже и в самом деле поздно, а завтра вновь ранний подъём, если, конечно, они хотят когда-нибудь воплотить свой план в жизнь.       Хартфилия согласно кивает, спрыгивает с подоконника и, по-прежнему держась за руки с Леви, идёт к кровати. Она уже и не помнит, когда в последний раз спала одна. Не потому, что случайно засыпала рядом, а специально просилась оставаться с ним: так и спокойнее было, и можно было провести время вместе (хоть они и спали).       Леви обнимает блондинку, а та кладёт голову на его плечо и, улыбаясь, приподнимает голову: — Спокойной ночи, Леви. — Спи уже.       Не проходит и десяти минут, как Люси засыпает, а Аккерман ещё несколько минут смотрит на неё, куда более беззащитную во сне, прежде чем и самому устало прикрыть глаза.

Я сделаю всё, чтобы твоя мечта стала реальностью.