Искры

Иккинг чувствует себя законченным дураком — и болезненно-влюблённым мальчишкой. Не сказать, что он и не является мальчишкой, но отец уже считает его мужчиной, да и сам Иккинг думал, что смог пережить свою влюбленность в Астрид… Однако в последнее время ему кажется, что с каждым взглядом на нее, с каждым своим разговором с ней он снова и снова влюбляется все сильнее. Как она ходит, как смотрит, как улыбается, как раздает приказы, как метает топор, как вскакивает на Громгильду… Он влюблен как глупый пятнадцатилетка, и это замечают, похоже, абсолютно все в их Драконьем Крае — и на Олухе, кстати, тоже. Кроме, конечно, самой Астрид. И Иккинг этому на самом деле ужасно рад. Он думает, его влюбленность в девушку все испортит. Думает, что не ровня ей, будь он хоть трижды сыном вождя — потому что статус наследника Стоика Обширного не делает его таким, как Стоик. Таким же храбрым, мудрым, благородным и, несомненно, сильным. Он знает, что неплох. Что в нем есть ум и стойкость, упрямство и рассудительность. Но все же… слова Сморкалы все чаще вселяют в него сомнения в самом себе. Он часто об этом думает — достоин ли он, так ли нужно то, что он делает, не слишком ли он увлекается в своих начинаниях. Все это сложносложносложно. Ужасно сложно. И Астрид… она его друг, она помогает ему докопаться до истины, и влюбиться в нее снова той же мальчишеской восхищенной любовью похоже на святотатство, которое может легко все порушить. Все то, что они построили. Иккинг не хочет терять ее дружбу, поэтому старается улыбаться ей не так болезненно-широко и смотреть не так лихорадочно и влюбленно. Но иногда ему хочется, чтобы она все поняла и перестала по-дружески тыкать его под ребра. Нет, ему не больно или что-то такое вроде, просто этот ее жест… он говорит ему о статусе «своего парня» в списке друзей Астрид, а ему не слишком-то хочется быть одним из. Обычно такие припадки недолги. День-два, и Иккинг снова становится в строй — перестает летать по ночам и сидеть на скалах, рисует карты, притушает свои улыбки и упражняется в битве на мечах со Сморкалой в самонадеянной надежде однажды свалить эту Торову гору мускулов и наступить на нее, объявляя свою окончательную победу. Потому что Сморкала тоже смотрит на Астрид. Хотя он вообще-то на всех симпатичных девушек так смотрит, но это все равно раздражает неимоверно. Вот только побить братца все так и не получается, и Иккинг раз за разом терпит болезненное поражение. При одном из которых присутствует объект его ненормальной влюбленности. Девушка сочувствующе цокает языком и помогает потом промывать глубокую ссадину над бровью. Они болтают обо всем и ни о чем, и она так ему улыбается, что сердце екает куда-то в желудок и бьется, бьется в животе часто и громко, рассылая по телу сладкие волны. Иккинг с трудом заставляет себя не поймать Астрид за руку и не притянуть к себе. Но она этого как будто не замечает — так и продолжает спокойно и рассеянно улыбаться, промакивая влажной тряпицей его уже чистую ссадину, словно думает о чем-то очень хорошем, и парень не в силах ей помешать. Все меняется, когда прилетает Хедер. Астрид вечно уволакивает ее подальше, как будто не хочет ни с кем делить, и это кажется Иккингу чем-то странным. Они метают топоры и ведут какие-то свои женские разговоры. А когда Хедер оказывается рядом — то всегда стремится как-нибудь к нему прикоснуться. Обнимает в знак признательности, щелкает по носу, хлопает по плечу… Однажды Иккинг слышит их разговор, и Хедер говорит — она видит, что тут происходит. Заметно, как вы друг на друга смотрите, говорит она. Я еще давно поняла, что вы — нечто вроде пары, пожимает подруга плечами. Ты так стремилась меня разоблачить, Астрид, как ни одна девушка не хочет очернить другую перед приглянувшимся ей мужчиной. Иккинг слушает — и знает, что она не права, конечно. Не только потому, что они с Астрид — лишь друзья, но еще потому, что сама девушка говорит точно также. Нет, машет рукой она, ты чего. Он неплохой парень для тех, кто любит робких, пусть и героичных драконьих всадников, но не для меня. Мы с ним просто отличные друзья и не больше, ведь ты понимаешь? Но Хедер над ней смеется. Поцелуй его, говорит она. Не будь глупой и не упусти желаемое. Либо ты ему о своих чувствах расскажешь, либо расскажу я. Иккингу кажется, что даже Беззубик удивлен таким заявлением. Астрид впервые за всю историю своих тренировок промахивается мимо цели. И, кажется, никто из них так до конца и не понимает, что же конкретно Хедер имеет в виду. До поры до времени. Потому что утром, после завтрака, она подходит к нему и… нет, говорит ему не о чувствах Астрид или о чем-то таком еще, а при Астрид же, совершенно ее не стесняясь (и вообще никого не стесняясь), кротким голосом просит прогуляться с ней и пообщаться наедине. И при этом так прикусывает губу и цепляется пальцами за его рукав, что Иккинг не в силах ей отказать, даже зная, что это скорее всего просто какой-то розыгрыш. Только кивает и предлагает пройтись по лесу, ведь остров она еще так полностью и не увидела. Ничего хорошего из этого, конечно же, не выходит. Как только они углубляются в лес, Иккинг замечает боковым зрением, что Астрид тенью следует за ними, и не сомневается в том, что Хедер тоже это известно. Он идет в западню и понятия не имеет, что ждет его дальше. Однако то, что все-таки происходит, ошеломляет его сильнее всего, что он себе когда-либо фантазировал. Хедер стоит спиной к наблюдающей за ними из зарослей и теней Астрид, незаметной неподготовленному глазу, и легко подмигивает ему — словно желает, чтоб подыграл. И — вдруг притягивает к себе, целуя в уголок губ. И Иккинг смотрит какую-то секунду в ее зеленющие глаза — почти такие же, как его собственные, только ярче, — и думает, что нетнетнетнет, быть такого не может, она же ему как сестра совсем, и это просто недопустимо. И все ее прикосновения, слова, улыбки — он знает, что они направлены не на то, чтобы вызвать его симпатию. Нет, они призваны служить какой-то определенной цели. Неужели… Иккинг ее отталкивает, и в глазах Хедер мелькает удовлетворение.  — Не знаю, что ты хотела этим сказать, — говорит он медленно и остро следит за ее реакцией, — но если это попытка признания, то ответить тебе взаимностью я не могу. Ты — мой друг, Хедер. Девушка улыбается.  — Я как Астрид? — она склоняет голову набок с ухмылкой, но голос ее звучит с надеждой такой натуральной, что парень бы ей поверил, не будь этого намекающего подмигивания. Иккинг смотрит на нее — но за ее плечо, на тени и заросли, в которых прячется его сердечная заноза, — и качает головой.  — Нет, все не так, — может, стоит сделать вид, что не видит ее, и сказать правду под предлогом того, что разоткровенничался с подругой? — Астрид, она… другая. Вы очень разные, и я…  — И как раз в нее ты влюблен, да? — Хедер поднимает глаза и весело щурится, как будто считает, что задумка ей полностью удалась. Иккинг кивает.  — Мне стоит молчать об этом? — тем же грустным голосом — и с теми же искорками в глазах — уточняет подруга. И вновь кивок. Иккинг не находит в себе сил говорить вслух. — Что ж, я… я все понимаю, верно… Эта прекрасно разыгранная сцена почти действует на нервы и задевает парня за живое. Он сжимает и разжимает кулаки и не знает, как все это закончить. Он хочет сбежать, взлететь на Беззубике на скалу и обо всем подумать. Хедер легко его отпускает. Иккинг зовет своего самого верного друга и молниеносно вскакивает в седло. Он не хочет быть здесь. Не хочет знать, что думает о нем Астрид и почему она уронила свой топор, когда Хедер ей пригрозила. Он вообще ничего не хочет. Зато хочет Астрид. Которая появляется за его спиной через полчаса, сдувает с глаз растрепанную челку (Иккинг прекрасно слышит ее дыхание и шаги) и с полминуты топчется на одном месте, прежде чем отпустить Громгильду и устроиться на еще теплом от солнца камне совсем рядом с ним. Ее вопрос предсказуем. — Ты и правда в меня влюблен? — Астрид — валькирия, прекрасная валькирия, и голос у нее совсем не дрожит. Иккинг поворачивает голову и смотрит в упор; он ощущает себя усталым настолько, что даже не берется изображать удивление оттого, что она — как же так — все слышала.  — Это ни на что не влияет, Астрид, — говорит он только, и голос его спокоен. — Я твой друг и всегда им буду. — Даже если я однажды приду плакаться тебе в жилетку из-за влюбленности? — уточняет девушка, вскинув светлую бровь. От этого пробивает на нервный смех. Иккинг дрожит губами в короткой кривой улыбке. — Даже тогда, — обещает он, и слова даются ему легко. — Ну и придурок, — бормочет Астрид, встряхивая головой и хватая его за воротник. У нее горячие губы, и она целует его словно в первый раз, и Иккингу так жарко, словно он сейчас превратится в пепел. Спустя минуту они валяются на каменном плато в обнимку и жмутся друг к другу, шурша кожей доспехов и шумя заклепками. Астрид сдувает с его лица длинные пряди своих волос из растрепанной косы, гладит его по щекам и зовет придурком. Иккинг улыбается и целует ее в ответ. Он горит. Он счастлив.