Мне было семнадцать, а этому идиоту шестнадцать. И это была ненависть с первого взгляда.
- Я последний раз спрашиваю, по какой причине была драка? - Ольга Александровна, по-детски смешно хмуря свои нарисовано-кукольные брови, оглядела весь класс и вновь посмотрела на двух мальчишек, стоящих по разные стороны кабинета и одинаково повинно опустивших голову. - Прекрасно. Раз все молчат, то к директору вы пойдёте оба. После звонка останетесь. - Как и ожидалось, выполнив свои функции классного руководителя, Киреева успокоилась. - Садитесь. Урок никто не отменял. И, Яковлев, прекрати пытаться меня прожечь взглядом, не сработает. - Протерев очки уголком растянутой хэбэшной кофты, она водрузила их на нос и задумчиво поджала губы. - Итак, сегодня мы поговорим о поэзии Серебряного века, и начнем, конечно же, с символизма. Кто у нас подготовил доклады? Машенька, не тяни руку, я про тебя помню. Кто еще?... Слава тоже приготовил доклад. Конечно, не от большой любви к литературе, серебряному веку, и, в частности, к Бальмонту, а потому, что так можно было бы халявно получить пятёрку. Затраты минимальные - пятнадцать минут поисков в интернете, десять листов бумаги, и примерно полграмма краски для принтера. Ну и, разумеется, умение с выражением прочитать эти распечаточки, а уж что-что, так читать на публику Светлов умел. И сегодня он шел на литературу заведомо уверенный, что одну пятерку они с Бальмонтом определенно получат. И всё было прекрасно, и на перемене, встретившись в коридоре с Киреевой, он тактично, культурно, харизматично и до посинения интеллигентно ей улыбнулся, и даже предложил самостоятельно сбегать за журналом. Короче, план был идеален, пятерка была почти в кармане, а соответственно и поход в Arena Moscow на Потапа и Настю. Ни Потапа, ни Настю, ни их вместе он не любил, но примерная отличница Машенька, как ни странно, их просто обожала. А за всё надо платить. И в том числе за то, что она ему даёт. Так практически всегда, ты - мне, я - тебе. Я тебя гуляю в клубы и на концерты, ты раздвигаешь ноги после них. Я с тобой хожу под ручку и называю мышонком при твоих подругах, ты не имеешь мне мозг и лишний раз меня не напрягаешь. Всё взаимно, прекрасно и обоюдно приятно. Так вот, план был идеален, да. Машенька ерзала по стулу, словно прямо сейчас готова была стартануть, а Светлов, отбивая пальцами по столу Прощание Славянки, смотрел на то, чем Машенька ерзала по стулу, и мечтательно размышлял о том, как, куда, где и сколько раз отделает эту ерзалку. Но мечтам не суждено было сбыться. В чем виноват, конечно, Яковлев. Нет, иногда в голову Славы закрадывались мысли о том, что, может быть, Ковыль, или просто Витя, ни в чем-то и не виноват, просто вот у них изначально не сложилось. Но мысли эти как закрадывались, так и беспалевно прокрадывались дальше из головы его вовне, никак более не волнуя их бывшего владельца. Ибо Ковыль не может не быть виноватым, тут даже вопрос не стоит в чем. Просто во всем, что бы не случилось хренового. Ведь именно с его приходом началась эта дикая жопа негра в отношениях Славки с однокашниками, учителями, да даже с собственными родителями.__________________________
Помнится, было последнее в их школьной жизни первое сентября, которое, правда, пришлось на второе число. Но это не так важно. Главное - что это был очередной дебильный день рождения Славки. Заточив с утреца кусок приторного медового торта и получив традиционный мамин поцелуй в щеку, ("Ну как же, у сыночки первый день в школе, а это же праздник") приправленный в тот день горючей слезою по поводу окончания сыночкой любимой маминой ГБОУ СОШ №7**, Светлов направился на линейку. Он даже купил букет бордовых пушистых цветов, которые тут же забыл как называются, но нес с такой гордостью, будто бы они состояли из чистой платины тончайшей выработки, а не куплены за гроши в придорожной бабкоцветочной. Тот день у него тоже был позитивно распланирован, потому как куском чертового приторного торта он праздновать свой семнадцатый день рождения не собирался. И на повестке дня было собраться с ребятами после классного часа и забуриться в клубешник, не зря же Славка половину лета батрачил на стадионе продавая атрибутку вечно просирающей команды, бабла на человеческое празднование своей днюхи и последнего в школьной жизни начала учебного года - было вдоволь. Вот тогда-то он и познакомился с Яковлевым. Знаете, бывает в жизни такое, когда человека видишь впервые, он тебе ничего не сделал, ничего не сказал, да даже не смотрел на тебя толком - а ты его уже ненавидишь. Беспричинно, бессмысленно и беспощадно, понимая всю абсурдность этой ненависти, неприязни, всю её... глупость, именно так. Понимая, но будучи не в состоянии с ней справиться. Впервые увидев Виктора Яковлева, Слава испытал нечто похожее. Он просто понял, что это тот самый человек, который должен был говнить ему всю его школьную жизнь, ну, знаете, у всех есть или было такое вот чмо, которое жить мешает, ну или хотя бы напрягает. А вот у Светлова такого не было, его все любили, уважали, боялись, ну или просто покорялись его харизме - короче, так или иначе под него ложились. И он периодически думал о том, что где-то есть подвох, где-то есть то самое быдло, которое должно было омрачать его беззаботную школьную жизнь, но его личное быдло, внезапно, где-то затерялось на целых десять лет. И вот, второго сентября, стоя в шеренге своих одноклассников, заматеревших за лето друзей и загоревших на морях и дачах подруг, Славка во все глаза смотрел на Яковлева, стоящего чуть поодаль ото всех, выбиваясь из правильной полосы носков начищенных ботинок, но явно приписанного к их классу. Именно тогда Светлов прозвал Витю про себя ковылём, хотя потом и пожалел об этом, так как прозвище привязалось, и сменить его на что-то более обидное так и не вышло. Но парень был действительно похож на ковыль - длинный, выше Димана, который еще в десятом поборол планку сто восемьдесят пять, но при этом тощий, с какой-то длинной, жилистой, по-птичьи тонкой шеей, и каким-то длинным пухом на башке. Будь у него хоть чуть меньше пушащиеся волосы, наверное, эта прическа называлась бы каре, или как-то так. Но у него была копна серо-русого пуха, собранная в хвост. Трава полевая. Ковыль. И было в нём что-то такое прямо внутренне отвратное Славке, только он никак не мог понять что именно. Так и стоял, беззастенчиво пялясь, и разбирая парня в уме по частям, решая, какая же из частей настолько сильно портит картину. То ли вся его общая серость, волосы-костюм-глаза-ботинки-галстук - всё оттенков серого, грязно-асфальтового, то ли этот вот пух на башке, то ли рост, то ли нос с горбинкой и димобилановские губы, с омужествляющим их шрамом на верхней слева. Вроде, как ни смотрел Светлов, по отдельности все части вполне себе нормальные. Парень далеко не красавец, хоть Славка и не ценитель мужской красоты, но назвать уродом Ковыля тоже было нельзя. Но между собой эти его части как-то не гармонировали, и собираясь в целого Яковлева - жутко раздражали Светлова. А между тем, Светлов-то и не заметил, что его повышенное внимание к персоне новичка было обнаружено. Причем, не только самим новичком, отнесшимся к этому внешне абсолютно никак, но и всеми одноклассниками, решившими, что если Славка так пялится на парня, значит он того стоит. Таким образом, сам не желая этого, Слава помог Ковылю не только прижиться в коллективе и обзавестись новыми, такими ненужными и мешающимися друзьями, но и увести у самого же Славки девушку. Ни эти друзья, ни девушка Вите были не нужны не только даром, но и с доплатой. Но, позднее, будучи глубоко интеллигентным парнем, он не мог их всех грубо послать, а не грубо они не понимали и принимали на счет отличного чувства юмора. В силу своей интеллигентности и воспитанности, до абсурдной схожести с кроликом из Винни-Пуха, Витя, то есть Ковыль, поняв, что Светлов ему не нравится, хотя бы своей беспардонностью и писанной серо-буро-казявчатым цветом зрачков в его глазах наглостью, на это отреагировал так же, как на внимание к своей персоне, то есть, снова никак. Много позже того злосчастного второго сентября, Витя тоже как-то задумывался о том, что же именно ему так не нравится в Светике, как он прозвал Светлова. Но, как и Слава, ни к какому определенному выводу не пришел, и решил всё оставить как есть, так как, в отличии от, опять же, Славы, был не склонен к самокопанию. Но, подумаете вы, что тут такого, ну не понравились двое парней друг дружке, им учиться-то осталось фиг да маленько, да и бывало такое, что одноклассники между собой вообще не общались, хорошо коль по именам друг друга помнили. Ан нет. Буквально через три дня вся старшая школа гудела словно улей, передавая друг другу о том, что некий новенький, Витька Ковыль, переехавший из Южного Бутово, увёл у Славки Варьку. Мало того что увел, так еще прилюдно извинился, и попросил Славку забрать девушку обратно. А от цитат этого интеллигентного милого мальчика пищали все с мала до велика - "Светик, будь добр, забери свою девочку, не отягощенную интеллектом, а то она мешает мне жить и слегка навязчива, знаешь ли." Вот так всё и началось.