Talking

Ни для кого из тех, кому доводилось знать Эдварда Нигму более пяти минут, не было секретом, что мужчина очень любил поболтать. Причем тематика не имеет совершенно никакого значения, у Эдварда всегда окажется свое мнение, факт, загадка или история на озвученную тему, и он точно не будет против поговорить на эту тему некоторое время, если ему представится такая возможность. Однако, вопреки распространенному мнению, Эдвард не всегда намеревается полностью взять инициативу разговора на себя, как он частенько, бывало, делал. Он просто раззадоривается, перевозбуждается. Однажды он все-таки дорвался до рассказа, ведая остальным об интересном факте, и его мозг моментально вспоминает о еще одном, которым он был бы совершенно не прочь поделиться и вскоре, сам того не осознавая, он, по сути, становился ходячим справочником. Тем не менее, факты, которые были интересны ему, не всегда были интересны остальным, и его отрицательная черта в перехватывании на себя инициативы вести разговор зачастую оставляла остальных недовольными и раздраженными из-за него. И хотя он все же был несколько застенчив по поводу своей разговорчивости, нужно сказать, озвученное недовольство по этому поводу со стороны других и прямые просьбы замолчать всегда беспроигрышно вызывали в нем волну негодования и искреннего гнева, охватывающих все его существо. Они могли бы, по крайней, мере возыметь общее чувство порядочности и позволить ему закончить свою мысль хотя бы в половине случаев, или хотя бы попытаться найти более подходящие и мягкие слова. Вот, что он получал, за надежду в то, что у кого-то в Готэме еще остались манеры. К счастью, со своим соседом, Джонатаном Крэйном, беспокоиться ему было не о чем. Ладно, это не совсем правда. Были некоторые нюансы и с ним. Например, если Эдвард посмеет начать болтовню, в то время, как Джонатан читает или монотонно и неотрывно записывает различные химические формулы на листах бумаги, мужчина незамедлительно потеряет терпение и бросит на него ядовитый, полный раздражения взгляд. Эдвард так же запомнил, что, если Джонатан был в плохом расположении духа с самого утра, то не стоит настаивать на беседе, если только в его планы не входило провести с Крэйном остаток дня обезумевшими от злости друг на друга. Тем не менее, если он был осторожен и крайне внимателен, стараясь не нарушить ни одного из этих правил, Джонатана Крэйна можно было с легкостью назвать обладателем качествами и навыками лучшего слушателя, ну и самым терпеливым человеком из всех негодяев Готэма. Эдвард мог рассказывать любую историю, и Джон бы слушал, иногда кряхтя и кивая, тем самым стимулируя Нигму продолжать. В какой-то момент стало так непривычно и даже неловко видеть, что кого-то заботит то, о чем он говорит такое продолжительное количество времени, что Эдварда начала одолевать легкая паранойя, касательно того, что Джонатан на самом деле даже и не слушал, а делал вид, лишь для того, чтобы уважить, потакая Эдварду. В конце концов, у Джонатана действительно не было никаких видимых причин продолжать слушать. Они всего лишь были "сокамерниками" ничтожный период времени, и Эдвард не помнил, чтобы тот что-либо вообще говорил за это время, всегда отмалчиваясь. Нигма был очень рад, что его беспокойство себя не оправдало, и когда они стали более близки и расположены друг к другу, Джонатан начал задавать вопросы или озвучивать свое мнение, о чем бы Эдвард ни говорил. Нигма был также приятно удивлен, когда понял, что вставки, которые выдавал мужчина, были довольно интеллигентными и проницательными, а не полной бестолковщиной. Прошло достаточно времени с тех пор, как Эдвард был с кем-то, кто мог бы поспевать за ним интеллектуально, и, к счастью, Джонатан стал идеальной кандидатурой. Он, конечно, был не так умен, как Эдвард, но, а кто был? Джонатан хотя бы был на достаточно высоком и близком к его уровне, что Эдвард не мог не оценить. Однако, хотя Эдвард действительно получал удовольствие от того, что у него был человек, которому он мог рассказывать о чем угодно, он не мог не заметить, как Крэйн очень редко, но сам начинал разговор. Мужчина всегда был таким. Даже когда они впервые встретились, став соседями, Крэйн не выказывал никаких намерений в том, чтобы представиться, пока первым это не сделал Эдвард. Он не знал, что сделало такого умного, обладающего своим мнением мужчину, как Джонатан, таким одиночкой. У него еще не было возможности добраться до личного дела Крэйна и его истории болезни, так что он не мог сказать наверняка о его прошлом (и, к тому же, Эд слишком волновался и нервничал для того, чтобы подняться и просто спросить того об этом), поэтому Нигма не мог назвать какой-либо конкретный момент из прошлого этого человека, который, возможно объяснил бы, что именно сделало Джонатана таким, какой он есть сейчас. Однако, основываясь на его негодяйском послужном списке, Эдвард мог догадаться, что прошлое его было далеко не райским уголком. Если прошлое Крэйна хоть немного напоминает его собственное, тогда Джонатан просто-напросто свыкся с мыслью, что никто и не хочет слышать его мнение. Никто не утруждался спросить его о том, что тот думает об определенных вещах. никто не хотел слушать, когда оно у него было. и Джон просто привык заставлять людей слушать себя, будучи Пугалом. Эдвард нашел это весьма несправедливым. Он заслуживал большего.. и, если он, Нигма, смог стать популярным, светским человеком, то, может, и с Крэйном не все потеряно? Вообще, это было слегка натянуто, но Эдвард мог его хотя бы успокоить. Поэтому, вместо того, чтобы возникать по поводу того, сколько времени он даст недавно сбежавшей из Аркхэма Харли по пребыванию на свободе, прежде, чем Бэтс приведет ее обратно (он давал ей три недели), он взглянул на мужчину, взгроможденного на одной из их кроватей, глубоко поглощенного романом, который утащил из библиотеки тем днем. Сделав глубокий вдох, он прочистил горло и затем, нарушив негласное не-говори-с-Джонатаном-когда-он-читает правило, неуверенно проговорил: — Крэйн? Моментально раздраженный взгляд карих глаз вперился в него напрямую, прямо со страниц книги, чтобы наградить его хладнокровным взором. Эдвард всеми силами старался не задрожать. Книга закрылась с характерным тихим шлепком: — Что, Эдвард? Лучше бы этому быть чем-то действительно стоящ… — немедленно отрезал Крэйн, но был прерван еще до того, как успел пригрозить Эдварду. — Я.. Мне просто интересно, каким был самый интересный страх, который тебе довелось увидеть за свою карьеру? То есть, у тебя было достаточное количество подопытных, ты собрал в свой список довольно много людей, на которых испытывал свой токсин страха, и мне кажется, что там наверняка время от времени не обходилось без действительно странных случаев. Он наблюдал, как вся раздраженность исчезает из взгляда Джонатана, ее сменяли искренний шок и удивление одновременно. Ситуация походила на ту, как если бы Эдварду вдруг довелось застать образ потерявшего дар речи Джонатана Крэйна, а не просто не желающего говорить. Он наблюдал, как лицо Джонатана внезапно просияло, а в глазах сверкнул огонек азарта, которых он еще никогда до этого не видел у него, как и не слышал взволнованного смешка и скупой улыбки, как он начал говорить: — Ну, вообще-то, у меня есть парочка-другая историй… Эдвард Нигма тихонечко поползал на кровати, устраиваясь поудобнее, готовый, наконец, послушать, что скажет ему Джонатан.