close as strangers

The Temper Trap - Sweet Disposition

Солнечный свет мягко проходит сквозь панорамные окна — растекается по просторной, вычурно обставленной аудитории. Оставляет полупрозрачные, размытые — словно пористые — блики на стенах, картинах и пастельно-голубой рубашке парня, сидящего на пятом ряду — прямо перед Чонгуком. Блики отражаются в его квадратных, несуразных, с широченной оправой очках, миролюбиво лежащих сейчас на столе; делают пестрые, яркие тетради, с безбожно криво выведенным "Ким Тэхён" в правом вернем углу, еще более насыщенного — кричащего и абсолютно вырвиглазного — желтого цвета. Ким Тэхен сидит на ряд ниже Чонгука и часто, очень резко, поворачивается в бок всем телом — безжалостно меняет широту обзора на полные 90 градусов, в то время как Чон, совершенно невозмутимо, спокойно и отчётливо — в режиме детальнейшего макро, разглядывает его угольные, наверняка жесткие ресницы, кажущиеся под прямыми лучами ещё длиннее — становятся видны белесые, почти прозрачные кончики. Чонгук любуется — с каменным лицом и грандиозной сдержанностью. Он один в своем собственном музее — смотрит, оперевшись головой на руки, — и наслаждается, расслаблено щуря глаза. Полутень создает до невозможности приятную, точечно пронизывающую все тело теплоту. Тэхен морщится, нарочито громко смеется и без устали теребит воротник рубашки, а перед тем, как окончательно отвернуться к доске, беззастенчиво скользит довольным взглядом по совершенно разморенному, с раскрасневшимся лицом Чону, отчего тот, с пугающим чувством нашкодившего ребенка, судорожно переводит нервный взгляд на преподавателя и окончательно решает как можно скорее бежать отсюда при первой же возможности. Чуть позже думает, как было бы здорово провести так весь день. Но спустя ровно час Тэхен снова оборачивается, выжидающе смотрит уже прямо на Чона — начинается. Чонгук моментально мрачнеет, но Тэхену, если честно, это явно побоку. Чонгук себя позиционирует как человека серьёзного, преданного делу, и от своих канонов отходить пока что не собирается. Он пришёл сюда учиться — не от большого желания, конечно — но все же пришёл, так что нужно сделать все возможное, чтобы как можно успешнее и быстрее дать драпу, не заставляя родителей краснеть: главное — это учеба — пункт первый. Университет — источник знаний, а совсем не сайт знакомств в реальной жизни или место концентрации бесполезных потенциальных друзей: никакого неофициального общения — пункт второй. И Тэхен постоянно пытается его нарушить. Сначала смотрит на Чона внимательно, аккуратно и настороженно, и, когда тот уже начинает думать, что, возможно, сегодня и пронесло, расплывается в бессовестной улыбке. Тэхен без умолку болтает, игнорируя полное отсутсвие отдачи и показательно прикрытые глаза, говорит что-то про снег и желание срочно покурить; активно жестикулирует, мерно хлопая своими ресничищами; а потом, чуть помедлив, словно опасаясь, тянется тонкой рукой к Чонгукову лицу — бесстыдно начинает прокручивать черное колечко сережки — уже довольный и невероятно счастливый. Чонгук от такой наглости дергается, а потом замирает, улавливая еле ощущаемый запах чего-то свежего — вдыхает еще раз, но различить не может. Чон Чонгук — человек невозмутимый и упертый, полностью уверенный в себе. И по своему выдуманному концепту, и по жизни. Но когда дело доходит до слишком настойчивой просьбы Тэхена всё-таки сходить с ним покурить — Чонгук не выдерживает. — Хен, ты прости, конечно, но я тебе не друг. Тэхен, возможно, и расстроился бы от этих слов, но вряд ли. Он лишь улыбается и смотрит на него; щурится от солнца и, не отводя взгляд, нащупывает свои очки, неловко цепляя их на кончик носа. Чонгук резко подается вперед — очки моментом слетают куда-то в сторону чистящих средств — спустя секунду треск и разлетающиеся повсюду осколки стеклышек. Чонгук не друг Тэхёну, когда заталкивает его в катастрофически тесную подсобку рядом с курилкой, не друг ему, когда зарывается пальцами в сухие каштановые волосы — слегка оттягивая и сжимая, и особенно не друг, когда покрывает его долгими, требовательными поцелуями. Тэхён принципиально ворчит о потере, безнадежно прижимаясь пальцами к еще свежим отпечаткам от дужек, но отходит быстро. Они собирают спинами все косяки, пробираясь дальше и глубже, сметают с одной из полок банки давно засохшей краски, на которую Чон, с силой — скорее всего, до синяков — сжав чужие бедра, рывком усаживает Тэхена. Чонгук нарочито медленно — бесстыдно и с довольной улыбкой — расстегивает его рубашку — светлая ткань еще теплая от дневного солнца. Проходится шершавым языком по смуглой, разгоряченной шее, покусывает и оттягивает, оставляет россыпь краснеющих меток — эта маленькая радость устойчиво и неизменно являлась обязательной частью его, пожалуй, самого главного третьего пункта: в отношении Тэхена все правила и ограничения подлежат отмене. Тэхен моментом обмякает, прижимаясь к Чонгуку всем телом — Чон легко различает запах апельсинов, зимнего воздуха и одеколона, смешанного с потом. Тэхен дышит рвано, выдыхает в самые губы. Примыкает как можно ближе, уничтожая последние миллиметры между; ведет бедрами и залезает под Чонгукову футболку — царапает и гладит, едва касаясь, беспорядочно водит ледяными пальцами по втянутому, напряженному животу — начинает становиться невероятно душно и тесно. От холодных прикосновений проносятся тысячи мурашек — Чонгук вздрагивает, нервно выдыхая; нетерпеливо расстегивает последнюю пуговицу и поднимает глаза, с жадностью ловя чужой взгляд. Тэхен перед ним — беззащитный и трепетный, невероятный. С влажными, невозможно красными, слегка приоткрытыми губами, сбившимся дыханием и собственническим, чертовски наглым взглядом. Чонгук целует Тэхена мокро, с нажимом. Лихорадочно скользит руками по гладкой коже, замирая на границе загорелого живота и пояса брюк. Тэхен еле заметно улыбается, оставляя тонкую, влажную дорожку на бледной шее и ключицах, кладет свою ладонь поверх руки Чонгука — и резко опускает их вниз. Тэхен сдавленно — чтобы никто не услышал — стонет, опаляя чужую кожу, и позволяет Чонгуку целиком и полностью следовать своему третьему пункту. А потом, чуть выгибаясь вперед, — совсем близко — мажет губами рядом с его ухом. Смеется, щурится и выдыхает. — Думаю, Гуки, я это переживу.