Из другого мира

Фотографии Джей-Джея слишком хороши, чтобы их автор спрашивал на них разрешения. Затвор – щёлк, затвор – щёлк, камера – вспыхни, мотор! – и из-под рук Леруа и чудес обработки его же руками выходят шедевры; что-то на выставку, что-то для себя, что-то в мусорку. Джей-Джей поправляет очки, мечтая о бороде, которая не растёт, и новом объективе, а самая большая его проблема – набранные лишние два кило, которые Леруа не нравятся, но о чьих существовании никто не знает, так как задница всё равно влезает в узкие красные джинсы. Джим Джармуши ждёт его на диске дома, а в наушниках поёт ангельские гимны прекраснейшая богиня Лана. Девочка в леопардовой толстовке тоже слишком хороша, чтобы её не сфотографировать; такая миниатюрная куколка, прелесть. Закатный свет падает на пшеничные волосы просто отлично, и без обработки можно, изящная фигурка пацанской одеждой сжата, тонкая и изящная ручка принцессы держит сигарету, и Джей-Джей меняет выдержку, чтобы клубы дыма обтекали эту нежную фею, которая не могла прятать свою красоту даже со спины. Он назовёт это «Городское противоречие», выпустит в чёрно-белом цвете, а Изабелла пострекочет на уши ему и другим о его таланте – бывшие девушки бывают, а вот бывшие фанатки нет. У девочки в леопардовой толстовке оказываются злые зелёные глаза, прокуренный голос, синяк на скуле; не оказывается груди, да и девочкой тоже не оказывается. Пацан злится на него, дышит сигаретной дрянью – хуже-хуже, чем Изабелла в тонких очонках курит – и матерится. Джей-Джей хохочет над ним высокомерно, зная, что до ценной зеркалки ему не достать, и говорит прямо в лицо, в глаза изумрудные: - Я просто сфоткал даму, полегче! Пацан бросает окурок под ноги, тушит кроссовком и впечатывает ногу Джей-Джею в ботинок – кожи тонкой, с красной отделкой; другая рука, юркая да маленькая, влетает в живот, ухает болью по спортзальному прессу, царапает. Джей-Джей сгибается надвое от боли, слёзы брызгают из глаз, зеркалка оказалась очень и очень низко. В ушах звенит. - Блядь! - Хуядь! Я тебе твою камеру в жопу затолкаю, педик! Джей-Джей не тупой, поэтому Джей-Джей бежит – но пацан тоже бежит, и бежит быстрее, и район знает лучше. Его куда-то гонят, как очень злобный зверь добычу, а Джей-Джей ни разу в жизни не дрался; пацан явно дерётся через день, да и зеркалку жалко, точно разобьётся. Рёв двигателя кроет уши, мотоцикл перекрывает проулок. Вот и загнал – тупик. Парень на мотоцикле мрачный. Кидает шлем в руки, но Джей-Джей роняет. - Бека, блядь, не смей! – ревёт пацан, ай, громко ревёт… - Так ты садишься – или как? - Отабе-е-ек!.. Знакомы? Странно. Джей-Джей садится, в ногу его бьют. Мотоцикл трогается, шины визжат. Джей-Джей орёт от скорости и проезда на красный. Так он знакомится с Отабеком. Отабек – лучший друг Юрия Плисецкого. Отабек заканчивает смену в шесть, или в пять, или в четыре; Отабек сам себе начальник, у него и ключ, и власть, и касса. Краска не ложится, карандаш из рук валится, клиентка просит обезболивающее и знак бесконечности на запястье - раздражает. Нет никакой бесконечности в сухой-чёрной линии, Отабеку скучно-холодно, старо-стыло; бесконечны лишь неприятности Юры Плисецкого, источник он их или цель. Отабек закрывает салон, берёт два шлема – Юру найти, Юру увести на бухло и кофе, с Юрой не думать о работе, о серости асфальтовой под кожанкой, ведь думал любит Юру, но то дружба крепкая, не любовь в итоге. Отабеку хочется уехать; без вещей и лишних денег, сесть и умчать из маленького городка навстречу чернильному небу ночи или слепящему свету дня, чтобы происходило хоть что-то; Юра не понимает, Юра слишком восхитительный и счастливый человек. У него родители – гей-пара, и они его бесят – очень бесят, но к ним можно вернуться. Отабеку не к кому вернуться, Отабеку бы только вырваться, только бы что-то происходило вокруг, а не этот крохотный стылый город… Происходит Юра, ведь он всегда происходит. Его крик сулит кому-то неприятности, но Отабек не хочет Юре полиции. Парень выглядит глупо – а Юра орёт: - Бека, блядь, не смей! Отабек отдаёт единственный шлем. На нем два светлых волоса Юры. Парень растерянный – хипстеры тупы? - Так ты садишься – или нет? Садится, не тупой всё же. Так Отабек знакомится с Джей-Джеем. Джей-Джей – лучший фотограф в их крохотном городке, где вряд ли есть другие. У Отабека маленькая квартирка над крохотным тату-салоном; Отабек молчит на работе, молчит дома и настрачивает смс-ки своему дьяволу. Юрий держит в страхе три квартала, мутная его компания может таскать кошельки, бутылки пива от их посиделок – хотя Юрию пятнадцать, сопля желторотая – у Отабека в углу комнаты, но Отабек всё равно проверяет, не замёрз ли он, где он ходит, с теми ли он людьми. Дебил этот Отабек – нет бы с ним поговорить. Но Отабек ни с кем не говорит, и он словно из другого мира. Джей-Джей перебирает старые пластинки скучной музыки на полках, пыльные книги с дырами в обложке, папки-папки-папки… По одной Отабек хлопает рукой, тихо хмурит брови; Джей-Джей лезет в его телефон и брови больше не хмурятся. В телефоне эскизы-эскизы, Юрий Плисецкий, эскизы, и снова Юрий Плисецкий, а инстаграма у Отабека нет и в соц. сетях он не зарегистрирован. Джей-Джей расписывает в красках упущенные все возможности, заводит ему аккаунт, подписывает на себя. Смеётся, щёлкает зеркалкой. Смеётся, щелкает моменталкой, трясёт карточку – Отабек заинтересован и просит одолжить фотоаппарат, чтобы снять так Юру. - Он не разобьёт, честное слово. Я скажу, что это мой. - Мудозвон этот твой Юра. Отабек выставляет его из квартиры – но впускает и в следующий раз, и через следующий... Отабек либо очень загадочный, темная лошадка, омут тайнами переполненный; или прямой и простой, и за душой просто нет ничего, провал полный. Джей-Джей таких людей не встречал, только в фильмах, которые на самом деле ему не интересны – но Отабек интересный, Отабеку можно волосы ерошить, смотреть как он хмурится. Рот Отабека всегда закрыт. Когда открыт – говорит о Юрие, лучше б был закрыт. Смс-ки Изабеллы он сбрасывает. Смс-ки Изабеллы он сбрасывает. Он просирает всё в квартире Отабека. Джей-Джею, в целом, нравится Отабек, и к Юрию он ревнует. Отабек кидает шлем и увозит в ночи кататься. Джей-Джей говорливый и глупый, голова набита подменами ценностей. Он кидается названиями фильмов, чей смысл не понял, чьё содержание ему не по душе, и думает, что это круто; его одежда странная, вкусы плавают в субкультурном море. Отабек носит чёрные вещи, чёрные джинсы, чёрную кожанку, последнюю и то Юра купил, и не понимает и трети того, что несёт ему Джей-Джей. Он из какого-то другого мира – пёстрого и бессмысленного. У Джей-Джея талант в руках, птицей в небе. Джей-Джей его фотографирует, и Отабек старательно не выдаёт своего напряжённого смущения; Джей-Джей болтает, что из него вышла бы модель или актёр гей-порно, и Отабек молчит и затыкает уши наушниками. Джей-Джей может собой наполнить всё пространство, он яркое пятно, сиянья полное, из мира таинственного и Отабеку непонятного. Только иногда о Юре плохо говорит – и хочется дать по красивому лицу кулаком. Юра ржёт, щёлкает банкой пива, демонстрирует красоту не миру, а квартире Отабека, водит языком по губам сухим, в чешуйках таких. - Петух он, переедь его байком. - Юр. - Я серьёзно! - Я тоже. - От проблем избавишься. Но у Отабека нет проблем. Зато у Юры возникают, так как папаша его по ТВ, медаль какую-то выиграл, подмигивает звонко-чисто в камеру. Юра вырубает, матерится, хрипит и шутит про два стула: идти с ним на стрелу или «снова с жопой своей отираться будешь». Решение просто – ответ на него тоже: - Ну, ты и сука, Бека. И кидала. - А ты фараон. - Изнасилуй его у мусорного бака. Это, по мнению Юры, любовь. А как родители жарили по утрам блинчики на кухне, воркуя друг с другом – это хуйня и блевать хочется. Юра человек своеобразный. Прекрасного в нём много, но не видно, копать до него чайной ложкой бетон. Отабек показывает Юре средний палец, позволяет растрепать себе волосы под его смех, набирает Джей-Джею. И уезжает вместе с ним в далёкую темную ночь. Джей-Джей орёт, когда Отабек гонит под двести; на Джей-Джее есть шлем, на Отабеке нет шлема, в ушах свистит, руки немеют. Отабек клал большой и толстый на правила безопасности, визжат шины, вокруг слишком темно, а Джей-Джею до одури страшно – и хорошо тоже до одури, коктейль адреналиновый. Он впивается ногтями в чужие бока. Тормоз – резко! - А-а-а! - Не ори, – Отабек остановился у обочины, развернулся как смог. – Держись двумя руками. Сцепи их в замок. А то сброшу. - Не надо. - Камеру взял? - Да. - Держись крепче. Джей-Джей впивается в сиденье бедрами. Отабек будто бы подмигивает, растрепанный и странный, и отворачивается. Пиздец какой. Увезёт, завалит в кусты и убьёт там. Изабелла не поверит и не одобрит. Круто. Едут дальше. Над головой сияют звёзды. Джей-Джей орёт на ухо, орёт чрез рёв мотора. И без него потеют в перчатках ладони, и без него Отабек не знал, куда именно ехать. Ещё Отабек боится щекотки и от ногтей по бокам едва не теряет управление. Юра бы поржал, стукнул б по гипсу. Потом бы принёс апельсинов и написал бы маркером на шкурках слово «хуй». - А-а-а! - Не ори. Джей-Джей взмыленный, растрепанный, шлем съехал, зрачки расширены, очки набекрень. В этих очках нет линз, простая показуха – выбросить бы их на обочину и наступить ботинком, но вместо этого Отабек озвучивает другое. Полезное. - Держись двумя руками. Сцепи их в замок. А то сброшу. Вместе с очками. - Не надо. - Камеру взял? - Да. Разумеется, взял. Вон, сумка болтается. И её об землю, и её в щепки, чтобы трещинами пошёл этот вылизанный со всех сторон модельный красавчик Джей-Джей. Полезно, иногда. А шрамы украшают. - Держись крепче. Джей-Джей обнимает, как девица, и снова орёт, когда они едут. Отабек выжимает из мотоцикла всё, что может, и срывается с места. Они едут дальше – пока хватит у них бензина и не понадобится лезть за запасной канистрой с топливом. Над головой сияют звёзды. У Джей-Джея объектив, отвращение к сырой земле в поле и восторг от будущих кадров. Звёздный купол как в кино, Отабек – как в ещё более лучшем кино, и всё это точно надо скинуть Изабелле, чтобы она всем хвасталась его талантом. Отабек отбирает у него дорогие ботинки, кидает на сиденье, и Джей-Джей думает об осколках в траве – а потом не думает, так как приваливается Отабек к мотоциклу, закуривает и его надо срочно снять. Выдержку дольше, деталей – поменьше. Отабека – чёрно-белым, звёздное небо – как россыпь алмазов пусть будет. Смуглый Отабек с его чёрными глазами, тонкими губами, острыми скулами и грубой мужественностью бешено хорош. - Ты меня снимаешь? - Да, только голову не поворачивай. - Не надо. - Ещё как надо. - Джей, прекрати. - Пошёл нахуй. Джей-Джей снимает детали его одежды вблизи. Его бы в студию, в свет фонарей, но вспышка справляется, а потом он скажет, что так надо. Отабек молчит-молчит, ждёт-ждёт, а потом хватает его за футболку на груди. Отабек ниже – но крепче и сильнее; Отабек откидывает его очки с лица сам. Но губами с ним сталкивается Джей-Джей первый. Оказывается, что Отабек не умеет целоваться. Он напряжённый, неловкий, ничего не делает в ответ, а в итоге и вовсе отталкивает. Но затем густо краснеет и отворачивается, прижимая ко рту ладонь. А Джей-Джею впервые нечего сказать. В чистом поле Джей-Джей смешно теряется, и Отабек рад, что привёз его сюда. Среда обитания таких, как Джей-Джей – город, и он вот-вот упадёт от чужеродной среды. На нём всё те же ботинки из кожи, они тонут в душистом чернозёме, в траве, по ним ползают насекомые; Отабек заставляет их снять и не портить обувь. Звёзды хороши. Джей-Джей красивый придурок с фотокамерой. Ступни у него тоже красивые, в темноте белые-белые. Отабек его игнорирует, закуривает. Звёзды он тоже игнорирует – когда-то это было важно, но Юра по девочкам, не срослось с Юрой. Они теперь друзья, только звёзды на небесах всё ещё совсем неважны. Затвор щёлкает слишком близко. - Ты меня снимаешь? - Да, только голову не поворачивай. - Не надо. - Ещё как надо. - Джей, прекрати. - Пошёл нахуй. Отабек злится. Отабек хватает его за помпезную футболку и хочет дать в челюсть, подраться так, как иногда делает это Юра, и всё напряжение уйдёт из него, утечёт как вода. О стекло можно пораниться, им же можно поранить Джей-Джея. Отабек отодвигает очки Джей-Джея на лоб – так-то лучше. Джей-Джей ему немного нравится. Так, немного – чтобы с Юрой на стрелу не идти. Целует его Джей-Джей сам; подаётся вперёд, жмурится, кусает за губу. Он в этом хорош – а Отабек в этом плох, но Джей-Джей слишком хорош в целом, а потом удара он всё же избегает. Джей-Джей горячо дышит в губы, и далеко не сразу Отабек его отталкивает прочь. Сердце колотится. К щекам приливает краска. Джей-Джей, на его счастье, помалкивает. Смущённый Отабек подвозит его домой и уходит, не попрощавшись. Изабелла говорит в трубку долго. Он ей нравился – печально, она его бросает – эй, детка, мы с тобой не встречались. Джей-Джей выложил в инстаграм фотку с Отабеком; Отабек спит, Джей-Джей целует его в ухо. Простыни у него пахнут порошком и хлоркой, диски разбросаны по столу, на полу – две бутылки виски, которые Отабек хлестал из горла, а Джей-Джей отбирал, чтобы он не слишком нахлестался. В два часа ночи приходил Плисецкий. Назвал пидорами, глотнул вискаря и куда-то ушёл снова. Потом Отабек заснул. На щеках Отабека колючая щетина. Она на скулах, у губ, на шее, и Джей-Джей завороженно водит по ней рукой. Отабек просыпается, морщится. - Чего тебе? - Отрасти бороду. - Нет. - А если я попрошу? - Нет. - Ты меня совсем не любишь, детка. Отабек молчит. - С кем ты говорил? – перевод темы, как глупо, детка. - С девушкой. - У тебя есть девушка? Джей-Джей только беспечно смеётся. Нет у него никого, а потом можно завалиться на теплого сильного Отабека, обнять его ногами и положить голову на грудь. Поучить его целоваться. С каждым днём Отабек всё больше не против, всё мягче и слаще… Звонит телефон Отабека. Отабек вылетает из квартиры, хлопает дверью и закрывает Джей-Джея внутри. Какого чёрта? В окне под ливнем Юрий. Кажется, у него проблемы. На Юрия насрать, но с ним Отабек – и оба стоят и мокнут под дождём. Юрий куда-то убегает. Джей-Джей ищет ключи, чтобы открыть дверь. Ему это удаётся. Отабек сидит на ступеньках тату-салона. - Эй, случилось что? Отабек показывает средний палец. - Долбоёб. Я как друг. - Ты не друг. Юра – друг. - Нихуя он не друг. Отабек пожимает плечами. Джей-Джей садится рядом. Ткань джинсов от мокрых ступенек испортится. - Он мне друг, - тихо повторяет Отабек. – Правда. Он для меня всё – но сейчас только друг… - Да верю я, верю… - С родителями у него проблемы. Они в столице живут. Ему надо уехать. Сегодня вечером. - Скучать будешь, как баба? - Буду, - Отабек сцепляет руки в замок. – Я не знаю, вернётся ли он. - Так можно поехать за ним. Отабек удивлён, как ребёнок. Глаза кажутся светлыми. Джей-Джей закрывает глаза и целует его в лоб. После виски страшно раскалывается голова. Отабек покупает, когда понимает, что он с Джей-Джеем встречается, а от Юрия временами тошнит – ему не хочется, чтобы тошнило от Юрия, не хочется снова «а что если б мы», так что он надирается и заваливается спать. Будит мерзкий звук телефона, Джей-Джей с кем-то срётся. Джей-Джей – идиот и выскочка, и убраться бы ему подальше отсюда. Лучше б его никто не трогал. - Чего тебе? - Отрасти бороду. - Нет. - А если я попрошу? - Нет. - Ты меня совсем не любишь, детка. Конечно, не любит. Отабек любил когда-то пшеничные волосы и изумрудные глаза, а потом как отрезало, и любить никого и не хочется. Джей-Джей смотрит на него с втюренным восхищением. Бесит. Пугает. Отабек переводит тему: - С кем ты говорил? - С девушкой. - У тебя есть девушка? Джей-Джей заливается звонким хохотом. Или тупой, или проблем не знал. Звонит Юра. Юра никогда не звонит – значит дело плохо, и мигом плевать становится на Джей-Джея. Отец Юры впутался в какой-то ЛГБТ-скандал. Второй отец Юры в панике, названивает, названивает, названивает, шипит в трубку азиатским акцентом. Юра, приезжай. Юра, пожалуйста, ты нам нужен. Юра, мы без тебя не справимся, Виктору нужна твоя поддержка. Юра плюёт на всю свою самостоятельность, на раздражение на приёмных родителей, которые взяли его слишком поздно, и ничего у них с детдомовским не срослось, и едет в столицу первым поездом, на который удалось купить билет. Вина сквозит из Юры ярким ореолом. Он лучше всех знает, как Отабек застыл, как вмёрз в этот серый городок – как хочет уже уехать и всё не решается. Отабек его отпускает. Наверное, Юра сюда не вернётся, потому что родители у него всё же отличные. От дождя отпускает похмелье. На прощание Юра крепко его обнимает. - Эй, случилось что? Пошёл ты. Ты лишний. - Долбоёб. Я как друг. - Ты не друг. Юра – друг. - Нихуя он не друг. Пошёл ты. Отабек притворяется, что ему всё равно. Ливень всё льёт. Время всё идёт. - Он мне друг. Правда. Он для меня всё – но сейчас только друг… - Да верю я, верю… - С родителями у него проблемы, - не особо распространяется Отабек постороннему. - Они в столице живут. Ему надо уехать. Сегодня вечером. - Скучать будешь, как баба? - Буду, - Отабек сцепляет руки в замок, чтобы не дать всё же Джей-Джею по лицу. Этот надоевший город. Давай, Отабек, наберись смелости. Давай, Отабек, что тебе тут одному… А там что – одному? - Я не знаю, вернётся ли он. - Так можно поехать за ним. Джей-Джей целует его в лоб так ласково, как Отабек не ожидал бы от этого высокомерного индюка; как ни от кого бы не ожидал. Ему кажется, что если попросить поехать с ним, то Джей-Джей поедет. Но слова застревают в горле. И Отабек закрывает глаза. Джей-Джей листает эскизы татуировок, чтобы сориентировать всё с Отабеком. Он тоже всё бросил, он тоже тут жертва – пусть откупается теперь Отабек и набьёт ему прекрасного по скидочной цене. - На блядской пояснице или на жопе? – шутит в кафе Юра. Теперь Юрий приличный, не курит. Но факи так же показывает. - На руке, - весело отзывается Джей-Джей и пинает Юрия под столом. - Набей на лбу хуй. Джей-Джей посылает Юрия на этот самый хуй. Юрия можно не замечать, пока Отабек так сильно рад его присутствию – счастливый. Он показывает вариант Отабеку. - Я в жизни не набью это дерьмо, - экспертно говорит Отабек. – Выбери другое. Юрий ржёт. Юрий срывается по первой родительской смс-ке домой. Но Отабек остаётся счастливым. Джей-Джею он улыбается тихо и ласково. А ночью они полезут на крышу на звёзды смотреть. Джей-Джея хочется послать с его идеями, но с этим отлично справляется Юра. С родителями ему всё хорошо, но никуда от них больше Юра не уедет. Японец – по-японски – с поклонами благодарит Отабека за заботу о сыне их, неразумном, а Отабеку неловко, так как он только портил всё, не заботился нихрена. Джей-Джей показывает эскиз – тупая картинка с интернета, попсовая. - Я в жизни не набью это дерьмо. Юра звонко смеётся. Джей-Джей выносит его присутствие ради Отабека. Юра уходит. Отабек осторожно улыбается только Джей-Джею. А ночью с ним вдруг стали видны звёзды.