Я - Ханна Бейкер

Я — Ханна Бейкер. И сейчас я смотрю на свое бледное лицо, отражающееся в зеркале ванны. Что я вижу? Я вижу девушку, у которой нет огонька в глазах, чтобы продолжать жить. Девушку, которую убили изнутри, медленно, но в самое сердце. Девушку, без которой всем будет легче. Девушку, которая сейчас перережет себе вены на руках. И я серьезно. Абсолютно. Я уже решила сделать это. Я сделала практически все, что хотела, чтобы меня помнили. Оставила кассеты, рассказала историю, отправила коробку с ними, убрала комнату. Я даже пыталась дать последний шанс людям, которым они не воспользовались. Но это практически все, чтобы ОНИ меня не забыли. А какой же я хочу себя запомнить? О чем мне следует думать? Может помечтать о несбывшемся? Или придумать иную жизнь? Или проанализировать прошлое? Или думать о настоящем, где я стою, собираясь покончить с собой? Но кажется, я знаю, о чем надо. О чувствах. Тех, что сейчас еще остались во мне, что еще дают знать о себе. К сожалению, все что у меня осталось — это чувство боли, одиночества и потери. Что ж, начну с того, что было дольше всего. Одиночество. Именно оно живет в каждом, но одновременно никого не мучает. Никого, кроме меня. если кто не совсем это понимает, то я расскажу. Одиночество понемногу завоевывает каждый миллиметр души, забирая с каждым днем больше и больше. Со временем это становится похожим на дыру, такую глубокую, как океан, и темную, как ночное небо без звезд. Она расширяется и расширяется, иногда кажется, что куда уж больше, но нет… Часто я замечаю, что это похоже на пытку. Пытку, где ты кричишь и просишь помощи, плачешь, пытаешься рассказать об этом кому-нибудь, бьешься о стены безразличия других, но никого нет рядом, даже если рядом сидит твой лучший друг, все веселятся или утопают в собственных драмах, не замечая, что ты на грани. Грани осознанного выбора жизни или смерти. Вот так я вижу одиночество. Где ты смотришь в глаза человека, подавая сигнал бедствия, но он видит лишь голубой цвет глаз… Я сжимаю края раковины, беру с полки упаковку лезвий от бритвы, открываю и беру одну. Вода уже набралась и ждет, пока я зайду в нее, чтобы смыть свою жизнь. Подхожу к ней [ванне] и смотрю на воду. Сейчас я расскажу еще одну мини-историю о том, как я вижу чувство потери. Итак, потеря. Потеря бывает разной. Бывает потеря учебника или любимого плюшевого медведя, а бывает потеря друзей, хороших моментов и жизни. Это почти одно и то же, только книгу и игрушку можно заменить, а людей, воспоминаний и жизнь — нет. Поэтому когда мы теряем последнее, мы много плачем, но плачем о прошлом, в котором было легко и хорошо. И внутренне мы падаем в ту дыру, образовавшуюся из-за одиночества. А когда мы падаем, мы в растерянности и не понимаем, как мы оказались здесь, поэтому мы теряемся и начинаем кричать и звать на помощь, но, как я уже говорила, всем все равно на нас. Я залезаю в воду прямо в одежде. Сажусь, вода немного переливает край, но ничего, многие заходят за границу дозволенного, когда, например, оскорбляют или составляют унизительные списки. Верчу лезвие в руках. А это оказалось тяжелее, чем я думала, разрезать свою руку. Мне страшно. Страшно. Страшно. Но надо сделать это. Я же уже решила, тем более слишком поздно отступать. Кассеты разосланы, душа убита, сигналы бедствия были посланы, но не приняты никем. Беру лезвие в правую руку, держа над левой. Черт. Подношу ближе, прислоняю к руке, надавливаю. Черт, как же больно. Это немного отрезвляет, но я не сдамся. Резко вдавливаю лезвие в вену и режу ее вдоль. Черт. Черт. Черт. Больно. И страшно. Скорее беру в левую руку лезвие, пока та не ослабла из-за недостатка крови, также резко провожу им по правой руке. Отбрасываю его в воду, пока та становится розовей и розовей от моей крови. Черт. Я сделала это. Я убила себя физически. Сейчас это кажется не больнее, чем-то, что причинили мне другие. И последнее, о чем расскажу, — это боль. Душевная, конечно же, а не физическая. Физическую я только что познала до конца, перерезав вены, и она далеко не сильнее, чем душевная. Боль. Как это я почувствовала? Когда я падала в дыру одиночества и потери, я ощущала, как меня бьют ножом, резко и быстро, режут лезвием, медленно и растягивая, протыкают иглами, долго и тонко. Это боль. Это было ужасно, ведь шрамы души не исцеляются, а время не лечит, как бы кто ни говорил, оно лишь учит жить с этим. И боль самая обманчивая и несправедливая вещь. Я должна была держаться и не показывать ее, я должна была улыбаться и вести себя, как обычно. Ведь кто не тот узнает и конец тем остатком, что были. А те, кто нужен, в упор не замечают ничего. Из-за этого именно смех и улыбка ассоциируются у меня с болью, от этого становится грустно. В глазах темнеет. Чувствую, как из вен вытекает кровь… Вот так как жила, одиноко, больно и потерянно, так и умираю, так же, только смотря не на людей, а на белый потолок нового дома нового города… Но все еще, хоть и убитая, растоптанная и мертвая, Я - Ханна Бейкер.