О любви и сердечных приступах

Это история о том, как Виктор умирает от сердечного приступа. Или от чего-то вроде аневризмы. Хорошо, возможно, на самом деле все не так драматично, как кажется. Однако это начинается в серое сентябрьское утро. Виктор задумчиво потягивает кофе и внезапно понимает несколько ужасных вещей. Первая: он приближается к пугающим тридцати, и его юность быстро утекает сквозь пальцы, как песок в песочных часах. Ранее этим утром, стоя в ванной перед зеркалом, Виктор заметил на своем лице преждевременные морщины и черт, Виктор так и знал, что все-таки надо было пользоваться тем антивозрастным увлажняющим кремом. Вторая: из-за адовых тренировок с Яковом и совместных вечерних тренировок с Юри спина в последнее время безумно болит. И еще у Виктора скрипит колено, если он переусердствует с прыжками. Хорошо, отчасти это вина Виктора. Юрио не так уж и тонко намекнул, что Виктор слишком старый для четверных, и он не мог пропустить это мимо ушей. Серьезно, как такое смеет произносить эта маленькая дива? Может, Виктор и приближается к тридцати, но его зовут «русской легендой» не просто так. Виктор выполнял четверные с пятнадцати лет, он сможет сделать это даже во сне. Кроме того, Юрио надо спуститься с небес на землю. И на самом деле Виктор принял его вызов только ради всеобщего блага. Третья: его волосы стремительно выпадают. На днях он заметил два платиновых волоса на подушке. Два. Юри едва смог его успокоить (Юри говорит, что Виктор не лысеет; просто у Виктора широкий лоб и высокая линия роста волос. Будто бы от этого ему должно было стать легче). Маккачин радостно вбегает на кухню, не обращая никакого внимания на терзания Виктора. Он приветствует Виктора лаем и трется о пижамные штаны хозяина, до тех пор пока тот, нежно вздохнув, не чешет его за ушками, шутливо треплет за щеки. — Маккачин, — жалуется Виктор, — мы оба становимся стариками. Как думаешь, если мы станем старыми и лысыми, Юри все так же будет нас любить? Маккачин гавкает. — Ты прав, наверное, он все так же будет любить тебя. Неважно, как сильно ты постареешь, ты всегда будешь моим маленьким щеночком, правда? Правда, Макка-Маккачин? — воркует над собакой Виктор и смеется, когда Маккачин довольно высовывает язык. — А я? Как меня будет любить Юри, если я больше не буду таким великолепным, а? Когда Маккачин не отвечает и тихо поскуливает, Виктор отпускает его и снова вздыхает. Отпивая кофе из чашки, Виктор приходит к печальному выводу — возможно, несчастный и старый он уже не сможет заниматься чем-то. Например, прыгать тысячу четверных или тренироваться от рассвета до заката. Или, например, сумасшедшие показательные выступления. На кухню заходит Юри, и Виктор давится кофе, из-за чего у него перехватывает дыхание. (А может, дыхание перехватывает из-за его сонного жениха, выходящего из их общей спальни только в викторовой олимпийке русской сборной и боксерах.) — Юри, — хрипит Виктор, когда Юри, шаркая ногами, заходит на кухню. В этот момент происходит несколько вещей: мозг Виктора отключается, как неисправный компьютер, выдох замирает где-то в легких, сердце пропускает удар и что за чертовщина. Виктор почти уверен, что это сердечный приступ. Красная олимпийка слишком большая для Юри: в рукавах тонут запястья, а полы доходят до бедер. Она полностью расстегнута, открывая вид на изящную шею Юри, украшенную розовыми метками. Нижнее белье Юри плотно прилегает к его накачанным бедрам, темная ткань боксеров резко контрастирует со светло-персиковой кожей, на которой заметны укусы и небольшие синяки. Виктор виновато смотрит на бедра Юри. Виктор все еще помнит, каково было ощущать эту невероятно гладкую, горячую, соленую кожу под губами, и как в ушах эхом отдавались вздохи Юри, который извивался на… — Что? — ворчит Юри. Виктор мысленно возвращается на кухню, и его сердце, вздрогнув, снова начинает биться. Он сглатывает, пытаясь вспомнить как дышать. — Ничего. Юри косится на него из-за стекол очков, недоуменно сморщив нос. Он все еще сонный, с заспанными глазами и волосами, которые торчат во все стороны. Юри тяжело выдыхает, и Виктор очень хочет прикусить нижнюю губу. «С добрым утром», — пытается сказать Виктор, но в горле пересохло, а дурацкий мозг все еще перезагружается, так что все, что он произносит, это неловкое: — Сгх. «Интересно, а это сердечный приступ?» — спрашивает себя Виктор. — Добммт, — все-таки отвечает Юри, будто их разговор самая логичная вещь на свете. Виктор переводит фразу Юри как «с добрым утром» или «заткнись». А может и то, и другое. У Юри не получается связно разговаривать в такую рань и все, что он может делать, это раздраженно моргать, словно он зол на все, что заставило его проснуться, и готов в любую секунду лечь на пол и снова уснуть. Юри замечает Маккачина и немного наклоняется вперед, чтобы осторожно погладить пуделя, все еще что-то неразборчиво бормоча, будто пытаясь поговорить с собакой. Это до нелепого очаровательно. Юри слишком милый. Виктор безумно хочет завернуть Юри в одеяло, чтобы оберегать его от всего. Еще Виктор хочет прижать Юри к стене и целовать его до тех пор, пока не кончится дыхание. К счастью, Виктор только откашливается, привлекая внимание сонного Юри. — Кофе? — предлагает Виктор и, не зная что добавить, приподнимает свою чашку. — Кофе, — повторяет Юри. Он заинтриговано моргает и, шаркая, подходит ближе, кладет пальцы поверх пальцев Виктора, сжимающих чашку, обжигая теплом с кончиков пальцев. Юри делает глоток и, закрыв глаза, впервые за все утро что-то довольно бормочет. Виктор почти падает в обморок. (Обморок — симптом сердечного приступа? Виктор умирает?) — Нравится? — тихо спрашивает Виктор, чувствуя, как сердце стучит в горле. Юри не отвечает, продолжая пить кофе из кружки Виктора, и немного крепче сжимает пальцы своего жениха. Виктор может только с нежностью беспомощно смотреть на то, как любовь всей его жизни крадет его утренний кофе. Допив все до последней капли, Юри ставит кружку на стол, довольно мыча. — Привет, — еще раз здоровается Виктор, улыбаясь, когда замечает, что карие глаза теперь смотрят на него гораздо яснее. — На тебе моя олимпийка. — М-м-м, холодно, — бормочет Юри в свою защиту. Ворча, он пододвигается ближе, и Виктор, понимая, чего он хочет, усмехнувшись, заключает Юри в объятия. Юри, уткнувшись в шею Виктора, кладет руку ему на копчик. — Почему ты без футболки? Почему тебе не холодно? — Я русский, — аргументирует Виктор. — Я японец, — парирует Юри, не понимая сути его слов. Виктор смеется. — Я имел в виду, что я привык к такой погоде. А мое солнышко, кажется, нет, — говорит Виктор, крепче обнимая Юри. — Сегодня у нас выходной, да? — как бы невзначай бросает Виктор, украдкой смотря в окно. На улице тоскливо, и солнце спряталось за серыми облаками. Виктор что-то бормочет, а потом добавляет громче: — Хочешь сегодня пропустить утреннюю пробежку и чуть дольше поваляться в кровати? Кажется, на улице ужасно холодно. — Я согласен, — довольно выдыхает Юри. — Давай так и сделаем. Он прижимается поцелуем к плечу Виктора в благодарность за гениальную идею, а потом скользит к ключице, словно пытается урвать немного тепла у своего жениха. От этого движения у Виктора подкашиваются колени, и сердце снова пропускает удар. Серьезно, Виктор почти уверен, что умирает. Должен ли Виктор сказать Юри, что у него сердечный приступ? — Ты мог позвать меня, — вместо этого дразнит Виктор, игнорируя тот факт, что его сердце может остановиться в любой момент, и добавляет чуть тише: — Я мог бы согреть тебя. И сейчас я могу придумать несколько способов, чтобы ты не замерз. — Например? — спрашивает Юри. — Например, вот так, — Виктор игриво целует Юри в макушку, потом в лоб, прямо тогда, когда он поворачивается, и покрывает поцелуями все лицо, заканчивая каждый громким «чмок!», и ухмыляется, когда Юри начинает улыбаться. — Не останавливайся, — просит Юри и прижимается ближе, когда Виктор отклоняется назад. — Поцелуй меня еще. — Вот так? — спрашивает Виктор, нежно целуя Юри в щеку. — По-настоящему, — требует Юри. — Вот так? — Виктор целует Юри в другую щеку. — Виктор. — Ладно, ладно, — Виктор медленно, осторожно тянется вперед, украдкой смотря на Юри из-под опущенных ресниц, сокращает расстоянием между ним и Кацуки, и… Целует кончик носа Юри. — Викто-о-о-о-р-р, — стонет Юри. Он осторожно обхватывает затылок Виктора ладонью, но тут же ворчит, когда мужчина, улыбаясь, отстраняется. — Не издевайся надо мной, — хныкает Юри, кладя ладони на шею Виктора, — слишком рано. — Почему нет? — весело интересуется Виктор. — Ты украл мою олимпийку. — Мне было холодно. — Ты украл мой кофе. — Ты сам мне его отдал. — И сейчас ты используешь меня как подушку, Юри. Юри. Ю-ю-юри… Виктор замолкает, когда Юри дергает его вниз, и от потрескавшихся губ перехватывает дыхание. У Юри теплые, мягкие губы, и Виктор тает, как масло под солнцем. Они нежно целуются, мягко прикусывая губы друг друга, и, закрыв глаза, переплетают пальцы. Они разрывают поцелуй, когда им не хватает воздуха, но губы Виктора все еще покалывает из-за привкуса кофе и зубной пасты Юри. Сердце бьется так быстро, словно хочет разорвать грудную клетку. — Вот так, — шепчет Юри, еще раз целуя приоткрытые губы Виктора. — Юри, — выдыхает Виктор. Виктор прижимается своим лбом ко лбу Юри и закрывает глаза, слушая прекрасный смех своего жениха. Виктор чувствует, как краснеет — Юри так великолепен, от него перехватывает дыхание. Когда Юри рядом, у Виктора начинает болеть сердце. — Юри, Юри, — повторяет он, — если ты так продолжишь, то точно сведешь меня в могилу раньше времени, солнышко. — Да? — усмехается Юри, поднимая ладонь, чтобы провести большим пальцем по скуле Виктора, и тот беспомощно тянется за рукой. — Да, — соглашается Виктор, — у меня словно случается сердечный приступ каждый раз, когда вижу тебя. Юри фыркает. — Я серьезно, — настаивает Виктор. Он открывает глаза, заглядывая в поблескивающие карие глаза Юри, и кладет свободную руку Юри себе на грудь, прямо туда, где сердце бешено колотится о грудную клетку. — Вот, смотри. — Дурак, — ворчит Юри, но все же краснеет, когда чувствует под ладонью биение сердца Виктора. Юри, удивленно распахнув глаза, замирает на несколько секунд, все так же осторожно держа руку на сердце Виктора. — Видишь? — до боли мягко говорит Виктор. — Сердечный приступ. — В-виктор, — запинается Юри. Он, краснея, отводит взгляд и убирает руку. — Это нечестно. Виктор недоуменно наклоняет голову набок. — Почему же? Юри неловко ведет плечом и неохотно поворачивается к Виктору. — Это просто, это не… это нечестно. Ты не должен жаловаться на то, что ты чувствуешь, потому что в самом начале именно я начал учащенно дышать, стоило только тебе появится рядом со мной. — Правда? Юри усмехается. — То есть, ты вообще видел себя? Ты великолепен. Виктор качает головой и тихо посмеивается. У Юри мастерски получается развеивать все сомнения парой фраз. — Ты великолепен, — бросает Виктор и целует Юри еще раз, просто потому что может. Когда Виктор и Юри разрывают поцелуй, между ними повисает уютная тишина. Юри тянется за свободной ладонью своего жениха и кладет ее на свое сердце, так же как недавно это сделал Виктор. — Вот, смотри, — шепчет он, наблюдая за Виктором из-под опущенных ресниц. Виктор слушается. И под кончиками пальцев он чувствует сердце Юри, которое бьется в такт с его собственным.

***

(Позже, лежа в кровати, Виктор спрашивает: — Значит, ты будешь любить меня, даже если я облысею? — Ты не лысеешь, — ворчливо вздыхает Юри в миллионный раз. — Просто у тебя широкий лоб. — От этого мне ничуть не легче, Юри! — хныкает Виктор.)