Кутикулы

-Саске, какие у тебя кутикулы! - сказала она и посмотрела на меня своими большими зелёными глазами. -Так и до заусенцев недалеко. Может, обработаю быстро? Я убрал руку из её тёплых ладоней. -Я что, баба что ли? - немного зло спросил я, холодно смотря на неё. Она опустила взгляд в пол, кусая губу. - Не забивай голову ерундой. Я скоро вернусь. -Да, - тихо сорвалось с её губ прежде, чем она ушла с веранды в дом. Она не будет плакать. Будет буравить взглядом мою спину, зло сопеть и даже фырчать, по-детски обиженно смотреть на меня, когда я говорю ей перестать, при этом резким движением поправляя выпавшую прядь розовых волос так, что она снова выпадает, или дуть, поправляя, на чёлку, при этом часто моргая. Потом, в постели, попытает лечь как можно дальше от меня, натягивая на себя одеяло почти под самый нос, свернувшись калачиком, но утром, предательски краснея, обнаружит себя прижавшейся ко мне. И ведь прижмётся же ближе на какое мгновение, а потом, послушав свою дуру-гордость, отстранится от меня, как от огня, опять злобно тихо фырча и сопя, а потом состроит удивлённую мордашку, когда увидит мою почти невесомую улыбку и насмешливый взгляд. Будет дуться, будет стонать, будет улыбаться. Смешно, я до мельчайших деталей помню, как она дуется, но не могу запомнить какой жирности брать молоко. За год совместной жизни. -Саске, - я повернул голову. Ино. -Привет. Сакура в магазин послала? -Я сам по себе в магазин хожу, - ответил я. Она, улыбнувшись, положила мне в корзинку упаковку молока. -Она такое любит. Хоть раз не облажаешься. Да, она будет довольна. Посмотрит в глаза, а залезет в душу, добив лёгкой улыбкой. Сделает себе рисовую кашу, порезав туда клубнику, и, сев на стул в позе лотоса, продолжит читать свои медицинские отчёты, поедая свой "деликатес". Ест медленно, съедая полную ложку за раз, после этого медленно проводя по губам языком, при этом ровно скользя взглядом по бумаге. Иногда, бывает, заденет полную ложку, положит её в рот и вдруг, увидев что-то важное, тянется за маркером, другой рукой держа тарелку с кашей. И вот так и сидит с ложкой во рту, пока не услышит мой смешок. Потом, конечно же, краснеет, сгибает ноги в коленях, прижимая их к груди, ставит между грудью и коленями тарелку и продолжает есть, скрывшись от меня за отчётами, которые держит прямо перед своим лицом свободной от ложки рукой. И я, скрывшись в коридоре, широко улыбаюсь. Смешно, но улыбаться я начал в этом году. -Ино, ты бы стала ухаживать за ногтями своего парня? - неожиданно спрашиваю я. Яманако долго удивлённо на меня смотрит, а после отвечает: -Скорее всего нет. Зачем это ему? -Почему тогда Сакура хочет мне эти кутикулы обрезать? -Потому что она очень сильно тебя любит и хочет показать тебе это. Если хочешь избавиться от её заботы, подари ей, к примеру, котёнка. Ну или ребёнка, что ли, заведите. Пока, - говорит она, улыбаясь, и уходит в сторону кассы. Я задумался. Придя домой, я застал её на кухне за столом, что-то читающей. Поставив продукты на пол, я сел за стол, покорно вытянув руки вперёд. Она удивлённо на меня посмотрела. -Чего сидишь? Тащи свои инструменты для пытки. Глаза тут же заблестели, а на губах появилась широкая улыбка. Она старательно делала свою, по-моему мнению, никчёмную работу, а я тем временем так же старательно это терпел. Не хочу её ни с кем делить. Нет, не так. Не хочу получить лишь часть её заботы. И пусть горят в аду эти чёртовы кутикулы...