Кошмары

Геральту часто снятся кошмары. Даже когда он лежит в одной кровати с Регисом, когда его окутывает блаженное удовлетворение утоленной физической жажды. Может быть, особенно, когда он лежит в одной кровати с Регисом. В этих кошмарах нет ничего определенного. В них все изменчиво, реальность изгибается, как змеиное тело, реальность пропущена через призму подсознания, а подсознание Геральта – та еще выгребная яма. Во всяком случае, всякого дерьма в нем много. Но иногда, редко, когда его окутывает блаженное удовлетворение утоленной физической жажды, кошмары приобретают вполне четкую форму. Тогда Геральт чувствует запах гари. Пламя карабкается к его ногам, как верный пес, лижет их, прячет в своей огненно-рыжей шерсти. Руки его, конечно, крепко связаны, и выбраться он не может, нет, он может только кричать, срывая голос. Но самое пугающее в этой пляске безумия – это то, что Регис рядом, Регис тоже горит. Почему-то, по какой-то странной причине Геральт понимает, что Регис не чувствует боли, что огонь для него – действительно верный пес, не способный укусить так, как он кусает Геральта. Регис смотрит на него, смотрит спокойно и как будто с каплей сожаления во взгляде. Его сутана не может почернеть еще больше под песьими языками, она и так угольно черная. И глаза, черные, антрацитовые глаза – тоже. Огонь недолюбливает Геральта за белизну волос и светлые глаза. Огонь заставляет его кожу лопаться с противным звуком, чернеть. Огонь выдавливает ему глаза и сжирает столь ненавистные волосы. Огонь заползает в рот и слизывает с языка крики и мольбы. А Регис смотрит. Спокойно и с сожалением. Тогда Геральт чувствует запах земли. Он слышит, как комья ее падают на крышку коробки, в которую его заколотили. На крышку гроба. Он чувствует панику. Кажется, он даже слышит сквозь доски, как перешептываются черви, уже готовые пролезть сквозь щели и начать есть его живьем. Он кричит, он колотит доски, пока руки не начинают кровоточить, пока совершенно не выбивается из сил. Он кричит, кричит, пытается кричать даже тогда, когда горло сдавливает недостатком воздуха, когда из горла вырывается только хрип. Он царапает доски, до корней стачивая ногти – и собственную грудную клетку, когда легкие складываются, как карточный домик, слипаются от недостатка кислорода. Тогда Геральт чувствует запах ладана. Он сидит в исповедальне, в ее убаюкивающей, умиротворяющей тьме, а сквозь решетчатое окно что-то – нечто – смотрит на него. Этот взгляд пугает Геральта больше всего, больше огня и тесного гроба. Нечто смотрит на него неотрывно, нечто не производит ни звука, не шевелится. Оно просто смотрит. Геральт не может вытолкнуть из горла ни звука. Не может даже закричать. У этого нечто черные глаза, без белков и зрачков, и в них Геральт видит свое перечеркнутое клеточками решетки отражение. Видит с удивительной четкостью. Тогда Регис будит его и говорит, что Геральт кричал во сне. Геральт прижимается к нему, и ласковые прикосновения рук вновь убаюкивают и усыпляют его. Регис говорит ему: «Ибо дал нам Бог духа не боязни, но силы и любви». Регис говорит ему: «Ибо Сам сказал: не оставлю тебя и не покину тебя». Регис говорит ему: «Ибо на Него надежда моя». Регис целует его, целует нежно, собирая с губ кислое послевкусие кошмара. Поцелуй заставляет Геральта забыть о запахе гари, о запахе земли и о запахе ладана, потому что тогда... Тогда Геральт чувствует запах трав.