Часть 1
29 апреля 2017 г. в 20:10
๏̯͡๏
Семнадцать лет – очень опасный возраст. В семнадцать лет ты обычно решаешь, что делать со своим будущим. Ты решаешь, какую выбрать профессию по окончанию школы, что делать со своими хобби. Кто-то даже решает, кто станет твоей второй половинкой. От твоего выбора в семнадцать зависит вся твоя жизнь. По крайней мере, многие в этом возрасте так считают. Мин Юнги ни разу не исключение. Как раз таки напротив, Мин Юнги задумывается о семнадцатилетних решениях так, будто один шаг не туда повлечёт за собой апокалипсис. Юнги не глупый и понимает, что это не так, но продолжает размышлять об этом, как о проблеме вселенского масштаба.
Юнги идёт по залитому солнцем парку, распугивая своим хмурым лицом прохожих. Весна – это время, когда люди выглядят особенно счастливыми, расправляясь наконец с зимними холодами и проблемами. Весна – это время, когда старшеклассникам дают в школах крайне важное задание: решить уже окончательно, куда ты пойдёшь дальше и на каких предметах тебе стоит сосредоточиться.
Юнги вздыхает. Он пришёл в парк, чтобы привести свои мысли в порядок. Приятная обстановка должна помочь ему с этим, ведь так? Юнги находит симпатичную полянку. На миг задумывается о том, а можно ли участок травы называть симпатичным, но быстро воспоминает, что пришёл сюда вообще-то ради серьёзных дел. Вселенная, апокалипсис. Не время думать о полянках. Юнги рушится на траву в тени раскидистого дерева, названия которого не знает, и погружается в ощущения. Пытается достать из глубин сознания самого себя, понять, чего хочет от жизни. Юнги любит музыку. Правда, любит. Почти так же, как добивать себя мыслями о беспросветном будущем. Хотел бы Юнги писать музыку? «Да», отвечает он сам себе и пытается представить себе такое развитие событий. Он думает, о чём бы были его песни. В голове предательски обезьянка начинает бить в тарелки. Юнги тушуется, осознавая свою никчёмность в плане творчества, и скисает. На
пробу развивает мысль о юристах, учителях и врачах. И вскользь думает о том, что проститутки тоже хорошо зарабатывают, пробегая взглядом по своим худым, почти по-девичьи красивым ногам. Пугается этой мысли и пугается голоса, внезапно раздавшегося над ним:
– Ты чего такой загруженный? Погода же замечательная. В такую погоду нельзя грузиться. У тебя что-то случилось? – говорит мальчишка лет десяти на вид и садится рядом. Юнги настолько удивляется, что даже не возражает. У мальчишки огромные глаза, подсохшая ранка на коленке и зелёное мороженое в руках. Мятное или фисташковое, гадает Юнги. Мальчишка смотрит на мороженое с нежностью и нетерпением одновременно. И Юнги думает, что, если бы детство было человеком, то выглядело бы именно так.
– Нужно, чтобы немного подтаяло. Так вкуснее. Меня Чонгук зовут, – делится мальчишка, поворачиваясь к Юнги. Юнги согласен, он раньше тоже так делал. Правда, не подсаживался к незнакомым дяденькам.
– Я Юнги, – представляется он. И совершенно неожиданно для себя спрашивает: – Сколько тебе лет?
– Двенадцать, – отвечает Чонгук.
– Выглядишь младше, – хмыкает Юнги. Матерь божья, двенадцать! В двенадцать дети уже умеют думать? Чонгук на его фразу ожидаемо надувает губы.
– Все так говорят. А это обидно, вообще-то, – отвечает он, но тут же отходит и задаёт вопрос, на который Юнги предпочёл бы не отвечать. – Так почему ты такой загруженный?
Юнги думает о том, понимают ли дети в двенадцать, что такое выбор своего будущего. Наверное, понимают. Но Чонгук не выглядит на двенадцать. Чонгук может и не понять. Мыслительные процессы заводят его в тупик, и, когда молчание затягивается, Юнги выдаёт:
– Плохой день.
А день ведь действительно плохой. Каждый божий день, когда подростки должны думать о вселенских вещах – плохой. Юнги думает, что Чонгук, наверное, этого не поймёт. А Чонгук внезапно хмыкает вполне понимающе и говорит спустя пару секунд:
– У всех бывают плохие дни. В такие моменты помогают маленькие радости. – Он встаёт и протягивает Юнги своё мороженое. – Сегодня твоей маленькой радостью буду я. Возьми, оно как раз подтаяло и должно быть очень вкусным.
Юнги растерянно принимает подарок и смотрит, как новый знакомый убегает в сторону выхода из парка. Он зависает ещё на какое-то время, а после всё же пробует мороженое. Фисташковое, удовлетворённо хмыкает он и внезапно улыбается.
๏̯͡๏
Одна порция фисташкового мороженого здорово подняла настрой Юнги. Вселенная, апокалипсис. Да тьфу на них! Он идёт домой с мыслями, что песни писать не так уж и сложно, наверное. Ведь можно писать о мороженом, или о детстве, о случайных знакомствах. Господи Боже, да обо всём. Выводы Юнги радуют его ещё больше. Он полон решимости и даже покупает торт-мороженое, чтобы порадовать маму. Мороженое – жизнь!
Вечером Юнги действительно делится с родителями своей идеей, получает одобрение и даже пытается накинуть пару строчек о сегодняшнем дне. В процессе задумывается о Чонгуке. Почему мальчишка подошёл? Почему подошёл к нему? Почему подошёл так просто, будто они друзья?
Ещё через день, проходя мимо киоска с мороженым, он думает о том, почему у Чонгука было именно фисташковое мороженое, которое Юнги любит больше всего. Быть может Чонгук послан ему сверху? Вселенная, апокалипсис судьба. О том, что у них могут быть просто схожие вкусы, Юнги почему-то не думает.
А к концу недели Юнги и вовсе не выдерживает и идёт в парк. Он не ожидает встретить Чонгука, но глубине души надеется. Он даже не понимает, зачем ему это. Желать встречи с двенадцатилетним пацаном, когда ты сам пацан, да ещё и на пять лет старше, это странно. Юнги вновь пугается своих мыслей, что-то зачастил. Он придумывает отмазку в виде долга. Юнги идёт в парк, чтобы отдать должок мороженым. Такой расклад его вполне устраивает.
๏̯͡๏
Чонгука Юнги в парке действительно находит. И снова пробует новое понравившееся слово «судьба». Факт, что он называет двенадцатилетнего пацана судьбой, его почему-то не пугает. Чонгука Юнги видит на детской площадке, играющим с другими детьми. Выглядит тот совершенно счастливо.
Решив, что, если к Чонгуку подойдёт хоть и молодой, но вполне себе мужик, то это будет выглядеть как минимум странно, Юнги садится на полянку, что ему уже так полюбилась, с которой открывается отличный обзор на площадку и наоборот. Юнги считает, что как только Чонгук его увидит, то обязательно подойдёт. Юнги не знает, почему он так решил. Но осознаёт, что с самооценкой у него, кажется, всё путём. На удивление не промахивается, спустя какое-то время Чонгук действительно плюхается рядом с ним:
– Привет, хён! А я знал, что ты придёшь, я ждал тебя, – начинает он, не давая Юнги вставить и слова. – Как ты себя чувствуешь? Выглядишь живым.
– А прошлый раз выглядел мёртвым?
Чонгук заливисто смеётся и кивает:
– Не то слово. А ещё страшным до жути. Будто гроза.
– Почему же ты не испугался?
– А ещё ты выглядел так, как будто тебе просто необходима помощь и разрядка. И я не люблю загруженных людей, они портят настроение остальным.
– Мне лучше, спасибо.
Чонгук кивает и начинает рассказывать о том, что в школе им задали проект по астрономии, и что он просто в восторге ото всех этих масштабов.
– Тебе нравится учиться?
И, кажется, Юнги своим вопросом запустил какой-то важный механизм, потому что глаза Чонгука загорелись пуще прежнего, он широко улыбнулся и часто-часто закивал.
- Очень нравится. Я люблю быть первым, но это сложно, когда ты маленький для своего возраста. Поэтому я стараюсь быть первым в учёбе. И это ведь интересно, узнавать новое, думать, как взрослый. Думаю, я стану учёным, когда вырасту. А чем занимаешься ты, хён?
– Я выпускаюсь из школы в этом году. Мне нравится музыка, я надеюсь стать продюсером. Хотя неделю назад я совершенно не был в этом уверен. – Юнги смотрит на Чонгука, проверяя, всё ли он понял. Мысль, что рядом с ним сидит ребёнок, хоть и не по годам умный, не оставляет его. Правда, эта мысль чуть не пропускает попытку Юнги сказать про проститутку, но тот всё же вовремя спохватывается. Чонгук смотрит понимающе:
– Это круто, хён. Я люблю петь. Хочешь послушать? – и Чонгук поёт, не дождавшись согласия. Поёт что-то из того, чему учат на уроках музыки в начальной школе. Поёт замечательно. Юнги автоматически мысленно делает его голос старше и решает, что, наверное, было бы неплохо в будущем написать песню, которую споёт Чонгук. Они продолжают разговор до тех пор, пока Юнги не осознаёт, что он не чувствует
своей пятой точки. Осознание не самое лучшее, поэтому Юнги предлагает пройтись. В тот момент, когда они подходят к выходу из парка, около которого стоит палатка с мороженым, Юнги останавливается, чтобы купить одно. Фисташковое, конечно.
– Ты очень помог мне тогда, неделю назад. Я должен тебя отблагодарить, – говорит он, протягивая Чонгуку мороженое. Чонгук сначала смотрит растерянно, а после всё также широко улыбается, принимая подарок.
– Это было совсем не обязательно, но спасибо.
– Тебе спасибо. Ну, мне пора, удачи тебе с проектом, – говорит Юнги и уходит, получив кивок, и только у самого выходы слышит пущенное вдогонку: «До скорого, хён».
๏̯͡๏
Юнги сначала совершенно не собирается встречаться с Чонгуком вновь. Он поблагодарил его и купил ему мороженое. Их ничего не связывает. И Чонгуку, чёрт возьми, двенадцать. Так недолго и в педофилы записаться. Однако спустя пару дней Юнги вновь обнаруживает себя после школы в парке, озирающимся вокруг в поиске знакомых глаз. Конечно, находит их. Конечно, ему рады и вновь рассказывают о своём дне, расспрашивают о его. Спустя ещё пару дней ситуация повторяется. И снова, и снова. Юнги иногда помогает Чонгуку с учёбой или даёт советы в общении со сверстниками, сам был таким. Чонгук же поёт ему и восстанавливает его мир изнутри.
Их встречи продолжаются до конца лета. Юнги успешно сдаёт экзамены и поступает в музыкальный колледж в столице. Это означает, что общение, к которому так прикипел Юнги, должно прекратиться. Последние дни лета отдают грустью. Юнги уезжает тридцатого, и они договариваются о последней встрече.
Новая жизнь, большие возможности. Юнги верит, что у него получится. Юнги нужно попрощаться, быть может, обменяться телефонами. Удивительно, что они не сделали этого за несколько месяцев. Он приходит в парк впритык к назначенному времени. Обычно Чонгук уже на месте. Он вообще жутко пунктуальный, боится опоздать и приходит заранее. Однако, вот парадокс, площадка пуста. Это, конечно, совсем не трагедия, Чонгука могли задержать в школе, могли попросить что-то сделать дома. Но что-то на душе у Юнги начинает неприятно свербеть. Ни разу не задерживали, ни разу не просили.
Юнги сидит на площадке час, с каждой минутой мрачнея. Ему требуется подзарядка от его личного солнца, которое скрылось так рано, не успев насытить его своими лучами. Юнги трижды обошёл парк по периметру, купил мороженое и, кажется, придумал слова для своей первой песни. Она будет грустной.
Большое солнце уже готово было скрыться за горизонтом, окрашивая небо оранжевым, а маленькое солнце Юнги так и не появилось, чтобы окрасить его душу и настроение теплом. Уходя из парка, Юнги думает о том, что в этой жизни никто никому ничего не должен. Чонгук не давал ему никаких обещаний. Чонгук лишь озарил его жизнь светом, дал понять, что желания Юнги не повлекут за собой апокалипсис. Он просто сделал жизнь Юнги на несколько месяцев лучше, а обещаний никаких не давал.
Юнги уходит из парка разбитым, но отступать не намерен. Он уезжает на утреннем автобусе в Сеул. Он не знает, что в тот вечер Чонгук, так увлеченный в последнее время своим хёном, был наказан за двойку по английскому, с которым так и не смог подружиться. Юнги не знает, что Чонгук сидел у себя в комнате, глотая слёзы и не имея возможности выйти. Юнги не слышал тихого шёпота, прозвучавшего перед сном: «Мы ещё обязательно встретимся, хён». Юнги уехал на утреннем автобусе в новую жизнь.
๏̯͡๏
Спустя пять лет Юнги думает, что ничего не изменилось. Конечно, он вырос, возмужал. Хотя второе утверждение сомнительно. Он довольно известный в определённых кругах андеграундный рэпер. Круги тоже довольно сильно определённые. У Юнги впереди выпускные экзамены из колледжа и очередной выбор уровня «вселенная, апокалипсис», куда идти после. И это то, что заставляет его думать о бренности бытия, возвращаясь в родной город на каникулы.
В Сеуле Юнги действительно накрыла та новая жизнь, о которой он грезил. Новые друзья, новые места, новые увлечения. Хоть учёба даётся и нелегко, но ему интересно, и он справляется. В столице Юнги встречают первые отношения, и вторые, и третьи… Юнги открывает новые стороны себя, например ту, что он вроде как бисексуален. И любовь к рэпу тоже открывает. Однако выступления в подвальных клубах должного дохода не приносят, да и подобная деятельность – это не то, чего хотела от него мама, отправляя в Сеул. К сожалению, там он не
может придумать, чем заняться тогда, когда стандартная отмазка «студент» уже не будет актуальна. Поэтому Юнги приезжает домой, ведь прошлый раз он проблему эту здесь решил.
Нельзя сказать наверняка, что Юнги забыл Чонгука. Первый год он думал о нём регулярно, в последующие всё меньше, и меньше, и меньше… Неоднократно он представлял, каким Чонгук вырос, чем занимается. В его ноутбуке спрятано несколько песен для Чонгука, посвящённых ему. И, возможно, в Юнги до сих пор теплится надежда на то, что эти песни дойдут до адресата. Однако она уже совсем еле уловимая, почти остыла. Юнги неоднократно приходил в парк, когда оказывался в родном городе, сидел часами на полянке напротив детской площадки, записывая новые строки. Но чуда не случилось. Чонгук, очевидно, забыл, нужно забыть и Юнги.
Когда он идёт прогуляться, чтобы подумать над своими космическими проблемами, он не собирается идти в парк. Правда не собирается. Юнги думает, что его потребность в проверке чуда иссякла. Ему это не нужно, да и может натолкнуть на совсем ненужные мысли, совсем не космического масштаба. Хотя и это спорно. Юнги вообще стал каким-то неуверенным. Юнги не собирается идти в парк, но всё равно приходит. Идёт к площадке, усмехаясь сам себе: «Ему семнадцать лет, какая площадка?» Садится на полянке, по привычке доставая блокнот. У него есть несколько мыслей о важных решениях и истоках.
Записав их, Юнги останавливается взглядом на площадке: сейчас май, и там всё так же играют дети и подростки. Как и пять лет назад. Юнги надолго впадает в мысленный транс, думая о том, как же он до такого докатился. Как же знакомство с двенадцатилетним пацаном привело его к такому. Он был прав, мысли совсем не о том, о чём следовало бы думать.
Печально вздохнув напоследок, Юнги поднимается с места, пообещав себе, что это был последний раз, что он больше сюда ни ногой, ни рукой. Юнги останавливается у палатки с мороженым на выходе, решив, что расставание со своими воспоминаниями из прошлого нужно непременно заесть мороженым. Это так по-детски и так необходимо сейчас. Он выбирает чуть дольше, чем требуется. Он мог бы вообще не выбирать. Но произнести эти слова означает поставить точку. Он почти решается, когда кто-то перебивает его:
– Фисташковое, хён?
Юнги подбрасывает, как под разрядом электричества. Он поднимает глаза на голос, на тот самый голос, что любил делать старше. Надо же, почти не ошибся. Юнги видит парня, высокого, широкоплечего, тот явно дружит со спортзалом, а глаза всё те же, огромные, детские и макушка такая же растрёпанная. Юнги хочет что-то сказать, но может только смотреть, почти не моргая. Потому что, ну не бывает же так? Не бывает же? Видимо, Чонгук научился читать мысли, либо Юнги сказал это вслух, либо весь его вид говорит об одном, потому что Чонгук говорит:
– Я знал, что мы встретимся, хён, – и улыбается.