Дурной вкус

У Лукаса дурной вкус. Об этом говорят все. Отец - когда вместо характерного для его круга увлечения поло, гольфом и теннисом он выбирает мотокросс. Когда вместо Колумбийского университета отправляется в Нью-Йоркский. Годом раньше дурному вкусу Лукаса удивляется его школьная подружка, когда узнает, что он встречается одновременно с ней и официантом из кафе напротив школы. В этом кафе красные стулья в стиле хайтек. И официант – почему Лукас не запомнил его имени? – перевернул один из них и обвинил Лукаса в дурновкусии, когда он променял его на бритоголового скейтбордиста. Но возможно, дело было вовсе не во вкусе, а в том, что Лукас легко увлекался. Вокруг него всегда было слишком много красивых людей и вещей. Он был молод, и у него не было времени задумываться о том, почему его вкусы часто не совпадают с чужими. - Лучше бы полетели на Ибицу, - выбираясь из «Бентли», Томми поправил джинсы. Пара из последнего показа Макквина - короткие штанины – оригинальная задумка дизайнера, в жизни оказались неудобной деталью. Роуз на заднем сиденье стучала пальцами по экрану телефона. Лукасу показалось, что ее губы беззвучно повторяют «лучше бы». Но он знал, Роуз не из тех, кто пользуется приставкой «бы», она любит действовать. Он тоже. - Мы могли бы слетать в Париж на выходные, - нудил Томми. – Или пойти на премьеру… Как называется новый фильм с Вином Дизелем? Из переулка раздался звон битого стекла. Отблески фонарей отразились на мокром асфальте. Роуз бросила телефон в сумку и закинула ее за спину, будто это не клатч от Луи Витон, а походный рюкзак – никаких «бы», только движение – и направилась к разрисованным флуоресцентной краской дверям клуба. Их зеленоватое свечение превратило скучающих охранников в зомби. Клуб в Челси четвертый, в который за эту ночь заехали Лукас, Томми и Роуз. Нигде они не задерживались дольше, чем на час. Часа вполне достаточно, чтобы рассмотреть публику, поговорить со знакомыми, проглотить таблетку и заскучать. Роуз еще успела потанцевать и натереть ногу. В Челси она упала на виниловый диван так, будто ее сбили с ног басы. Музыка гремела так громко, что Лукасу казалось, он превратился усилитель. Эффект экстази: внутренние ритмы стремились слиться с внешними и поглотить их. Томми что-то сказал. Лукас отмахнулся, подозревая, что это очередное «если бы». - … у тебя охренительная грудь… - сообщила Роуз официантке. Девчонка с сиреневой помадой перегнулась через столик. Лукас увидел темную ореолу соска в глубоком вырезе платья. На маленькой сцене формой с пачку сигарет, вертелся мужик. Все в нем было внушительно и броско. Начиная от кошачьих плавных движений и крупных габаритов, заканчивая блестящими плавками и бородатым лицом. Томми приоткрыл рот. Лукас усмехнулся, Томми всегда велся на яркое и большое. Этой зимой даже специализацию сменил и переключился на историю искусств из любви к гигантским проволочным статуям. Проплывая над головами танцующих поднос с тремя бокалами смахивал на летающую тарелку. Официантка что-то сказала, но в рот ей забился вой электрогитары. - Мне бы такую задницу, - прокричала Роуз на ухо Лукаса. Электрогитара смолкла, парень в белых джинсах, покачивая бедрами, развернулся, осматривая зал. Кто-кто, а он точно знал цену своей задницы. - У него красивые руки, - Томми гнал свое, запивая таблетку коктейлем. Розовая капля упала на его футболку, глаза засветились. Бисексуальность Томми была парадоксальна и предсказуема: ему нравились перекаченные похожие на орков мужики и худые как эльфы девчонки. Либидо Лукаса не было привязано ни к какому конкретному типажу. Главное, чтобы у объекта был член. Роуз страстно целовалась с девушками, но спала пока только с мужчинами. Музыка изменилась, изменился свет. Середина зала утонула в тени, по углам возникли освещенные острова. Барабаны внутри Лукаса грозили разорвать грудь. Томми развел руками, восхищаясь чьей-то задницей. Или бицепсом? Может, бедром? Или размахом плеч? Похожим жестами дед Лукаса обычно описывал длину пойманной щуки. Пятно света подползло ближе, выхватило из темноты прижатые друг другу фигуры, отшлифовало их и превратило в статуи. Живые, подвижные, изменчивые и ускользающие. Новый фокус освещения, и Лукас залип на чужой руке, мнущей затянутую в джинсы, задницу. Растопыренные пальцы, выступающие вены, низкий пояс сполз под копчик, обнажая ложбинку между ягодиц. Удар барабанов оглушительно громкий как возбуждение. Роуз сообщила, что скоро подъедет Феликс, ее новый он/офф бойфренд и отклонилась на спинку дивана поболтать с длинноволосым парнем. Он что-то нашептывал ей на ушко, а Роуз наматывала на палец прядь его волос. Томми смотрел в одну точку, точнее в одну спину. Мокрая от пота шея казалась шире талии Лукаса. Лукас толкнул Томми локтем, и тот едва не упал с дивана. - Нужно двигаться, тебя развозит, - проорал Лукас. С таблетками всегда так – ты либо реактор, либо ледник, середины не существует. - Потанцуем? – усмехнулся Томми. - Мы это уже проходили, - скривился Лукас. Ну да, на его двадцать втором дне рождения, год назад, они то ли отсосали, то ли подрочили друг другу. Они были слишком пьяны, чтобы запомнить детали, но желания повторить не возникало. И правда, разве может Лукас хотеть засунуть свой член в рот, который слишком часто произносит «если бы»? Нет, лучше пусть его член пососет парень, который шатается с закрытыми глазами, не попадая в такт музыки. Или мальчишка с волосами, смазанными какой-то блестящей дрянью. Стоило начать двигаться, влиться в толпу, и Лукас поплыл. Кто-то хлопнул его по заднице, и Лукас счастливо улыбнулся. В эту минуту он отчаянно любил удары барабанов внутри, запах пота и одеколона. Любил всех и каждого, кто шатался и извивался рядом. Добравшись до барной стойки, Лукас ухватился за ее гладкую поверхность и обернулся. Предсказуемо толпа поглотила Томми. Его всегда рано или поздно уносило течением. Свет мигнул, луч прожектора согрел Лукаса и пополз по стойке. Поиграл со стаканами и поставил на паузу людей, державших их. А потом луч слинял и выбросил людей в тень и движение. Всех, кроме парня, рассматривающего потолок. Лукас поднял голову, - что он там видит? - шею прострелило болью. Гораздо больше чем смотреть на потолок, Лукасу нравилось разглядывать подбородок и шею незнакомца. Темнота и неподвижность удивительным образом шли ему. Лукас не мог определить сколько ему лет: вдох и он выглядел ровесником, выдох – пятнадцатилетним мальчишкой. - Привет, - прокричал Лукас. Человек рядом опустил голову и улыбнулся. От этой улыбки в голове Лукаса что-то щелкнуло, и он решил, что ничего и никогда не хотел в жизни так сильно, как увидеть как эти волшебные губы вокруг своего члена. - Что ты пьешь? – Лукас придвинулся ближе и расправил плечи. Походу, он не просто хотел эти губы, он хотел стать выше, крупнее и заслонить от глаз напротив весь мир. – Ты очень красивый. Самый красивый здесь. Самый красивый в Нью-Йорке. Самый красивый, кого я видел в жизни. Человек рядом продолжал улыбаться. А у Лукаса кружилась голова от попыток рассмотреть его. С невероятным усилием воли он оторвал взгляд от губ и скользнул им ниже: по шее, ямочке между ключицами, по плоской груди и обтянутым узкими джинсами бедрам. Лукас дернул пальцами, сумасшедше захотелось дотронуться и выяснить какая у этого мальчика-мужчины наощупь кожа. Чувствуется ли у него щетина на подбородке? Светлее ли кожа под майкой чем на руках? Лукас облизнулся, таращась на его пах. Дыхание перехватило от необходимости дотронуться, понять, проверить. Проверить что? Как удобно ляжет чужой член в ладонь? Но неизвестно откуда Лукас уже знал, прикосновение к члену человека рядом станет таким же счастливым откровением, как прикосновение к его губам. У Лукаса хватило мозгов не хватать за ширинку незнакомца. Вместо этого он прижался к его плечу и погладил его руку. Медленно, от запястья до локтя, сходя с ума от нежности и тепла чужой кожи. - Мне так нравятся твои узкие джинсы. Нравятся твои руки, - Лукас нес чушь и не мог остановиться. По спине у него струился пот. Либо в клубе было слишком жарко, либо он потел от собственных желаний, чужой близости, взгляда и улыбки. Лукас сомневался, что видел в жизни более искреннюю и открытую улыбку. Сомневался, что вообще раньше видел улыбки. Человек рядом что-то сказал. Лукас не разобрал слов из-за музыки, которая разрывала его изнутри. Он не впервые знакомился в клубе и отлично представлял на что был бы похож их разговор, если бы они слышали друг друга: сегодня здесь душно, много народа, музыка так себе, зато коктейли более-менее. - Ты часто сюда приходишь? – спросил Лукас, но его не интересовал ответ. Он смотрел, как шевелятся волшебные губы, и представлял, как они просят: выеби меня. - Давай уйдем отсюда! - закричал Лукас. Мальчишка рядом приподнял брови и усмехнулся. Словно спросил без слов: с тобой? Куда? Зачем? Лукас счастливо закивал в ответ. Когда человек рядом прижался бедром к его бедру, Лукас почувствовал себя так, будто ему снова двенадцать, и он впервые сел на мотоцикл. - Поехали ко мне, - Лукас потерся носом о его волосы, коснулся губами мочки уха. Она была удивительно, неправильно холодной, и Лукас обязан был ее согреть. Его разрывали противоречивые желания: прикусить мочку уха или прижаться губами к шее незнакомца. От головокружительных возможностей у Лукаса заходилось сердце. Прежде, чем он сделал выбор, «волшебные губы» взял его за пояс, оттолкнул на миг, а потом прижался пахом к его паху. Он смеется надо мной, обрадовался Лукас. «Волшебные губы» опустил руку ему на задницу. И Лукас воспринял этот жест как разрешение: поцеловать шею, облапать сзади и спереди. Он завис, слишком долго и настойчиво поглаживая пах. Джинсы оказались не только узкими, но и достаточно тонкими, чтобы можно было прощупать полувставший член. - Хочу выебать тебя. Хочу отсосать тебе. Хочу, чтобы ты мне отсосал, - у Лукаса перехватило дыхание. Надо же, мы двигаемся в такт музыке, удивился Лукас. Мы типа танцуем! Лукас гладил через ткань чужой член, а «Волшебные губы» упирался лбом в его плечо и тяжело дышал. Он оказался ниже Лукаса ростом. Лукас смотрел на его белую шею и сходил с ума от обрушившегося на них взаимопонимания. Оно гремело громче музыки. Человек рядом хотел Лукаса, одобрял его фантазии и двигал бедрами, подставляясь под гладящую его член руку. В коридоре он прижал Лукаса к стене, протолкнул колено ему между ног и засунул язык ему в рот. Борясь за каждый вдох, Лукас хватал его лицо и тянул его за волосы. Человек в его руках пах виски и потом. Недавно Лукас страдал от жары, а теперь ему нравилось, как чужая кожа под его ладонями становится влажной и липкой. Лукас зажмурился, почувствовал, что чужие пальцы оцарапали живот и скользнули под пояс джинсов. - Поехали ко мне домой, - когда Лукас научился говорить и кусаться одновременно? - Как захочешь, - согласился незнакомец, но вместо того, чтобы отодвинуться от Лукаса, прижался теснее. - Надо вызвать такси, - простонал Лукас. Но он забыл в каком кармане у него телефон, зато руки безошибочно нашли чужой член. Уже полностью твердый. Этого было достаточно, чтобы Лукас почувствовал себя самым везучим человеком на свете. - Блядь, Лукас, ты же не собираешься трахаться прямо здесь, - голосу Роуз подвывала электрогитара. Это резало уши и сбивало с ритма, и Лукас вхолостую дергал бедрами. – Я вызову тебе машину. - Роуз, - Лукас блаженно улыбнулся и прижал к груди свой трофей. Теплый, нежный и возбужденный. – Роуз это… Лукас растерянно посмотрел в самые большие, темные и насмешливые глаза в мире. - Филипп. - Филипп, - от благодарности у Лукаса едва не выскочило из груди сердце. Он был бесконечно благодарен Филиппу за то, что он назвал свое имя, за то, что у него такой приятный захрипший и приглушенный голос. За то, как он смотрел на Лукаса, за то, как тесно прижимался к нему. Лукас не видел вокруг ничего, только Филиппа. Они продолжали мять друг другу задницы и тереться друг о друга бедрами, пока Роуз говорила по телефону. Но теперь они действовали более сосредоточенно, что ли? Лукас не находил подходящего слова, неторопливая новизна их движений поглотила его целиком. Не отрываясь и не моргая, он смотрел в глаза Филиппа и боялся хлопнуться в обморок от гипервентиляции легких. Сознание Лукаса расслоилось. Какая-та часть его мечтала увидеть Филиппа голым и на спине, другая, требовала немедленных действий, впечатать его лицом в стену здесь, сейчас и немедленно. Он собирался упасть перед Филиппом на колени и расстегнуть его ширинку, когда Роуз снова подала голос. - Каждый раз удивляюсь, когда вижу, как у тебя рвет крышу от мужиков, Лукас. Роуз покачала головой, и Лукас повторил ее жест, будто в нем был какой-то смысл. Впрочем, сейчас он находил тайный смысл во всем. Особенно в том, как Филипп облизывал губы и опускал взгляд. А ещё в том, как на улице ветер играл его волосами. Лукас рассмеялся. Его смешил ночной холод, навязчивый запах мусора и бензина в переулке, фонарь на углу и медленно вползающее в поворот такси. Внутри машины воняло дешевым дезодорантом. - Откройте окна, - Роуз поморщилась и захлопнула дверь. - Спасибо, - пробормотал Лукас. Он не знал, кого благодарил: Роуз или Филиппа. Как только машина тронулась с места, Роуз и клуб растаяли в зеркале заднего вида, Филипп расстегнул ширинку Лукаса и взял в рот его член. Лукас едва не закричал. Он так долго мечтал об этом моменте, и теперь чувствовал себя так, будто его сбил поезд. Все произошло быстро и неожиданно. Лукас перестал существовать на целую вечность. Вернее, минуту, растянувшуюся на вечность. Он кончил позорно быстро, и долго не мог прийти в себя. - Блядь, – бездумно и разочарованно протянул Лукас. - Ты умолял меня об этом весь вечер, - Филипп самодовольно усмехнулся и придвинулся ближе. От его неторопливых поцелуев к Лукасу вернулись силы, которые отобрал оргазм. Опустошение прошло, и Лукас накрыл ладонью пах Филиппа. От мысли, что Филипп отсосал ему, а сам не получил разрядки, в крови у Лукаса снова взорвались фейерверки. - Я думал ты не слышал ту чушь, что я нес в клубе, - Лукас взял лицо Филиппа в ладони. Осторожно, будто боялся сломать, крепко, будто боялся потерять. – Я сам не помню, что говорил… Филипп приоткрыл рот, напрашиваясь на поцелуй. - Ты убийственно, смертельно красив, - прошептал Лукас. - Ты уже говорил это. - Я так хочу… - у Лукаса не хватило слов. - Выебать меня? Отсосать мне? – подсказал Филипп. - Ага, все это и еще… - Лукас поцеловал его. Филипп застонал. Откровенно и оглушительно громко. Он отсосал мне в такси, ему плевать что кто-то увидит, что кто-то подумает, ему важен только я, подумал Лукас. Не веря своему счастью, он прижался к шее Филиппа. Было что-то новое и неповторимое в том, как горло Филиппа вибрировало под его губами, рождая новый стон. - Идем, - машина остановилась, и Лукас потянул Филиппа за руку. Он вдруг понял, что разорвать прикосновение и зрительный контакт станет равносильно преступлению. Лукас ощутил страх и ревность, когда Филипп отвел взгляд и посмотрел на нависшую над ними высотку. - Ты тут живешь? Лукас кивнул, Филипп присвистнул. - Что ты рассматривал на потолке в клубе? – спросил Лукас, обнимая его сзади и прижимаясь губами к его затылку. В клубе Лукас мечтал почувствовать губы Филиппа на своем члене. Ощущения превзошли все ожидания. Чего он точно не ожидал так это того, что обнимать Филиппа окажется настолько приятно и удобно, что захочется поднять его на руки. Поддавшись глупому порыву, Лукас опустил ладони на живот Филиппа и потянул его вверх, отрывая от земли. Филипп засмеялся, слабо стукнул Лукаса затылком в подбородок. Они едва не упали. Пошатываясь и поддерживая друг друга добрались до входа в здание. Было четыре часа ночи. Швейцар в мраморном холле улыбался, будто его пригласили на званный обед к мэру, когда Лукас назвал его по имени. В лифте Лукас расстегнул джинсы Филиппа и достал его член. Филипп не возражал. Стонал так же громко как в такси. - Тебе нравится… - Лукас думал об откровенности, вуайеризме и эксгибиционизме. - Нравится, - эхом повторил Филипп. Пока лифт полз на пятнадцатый этаж, Лукас дрочил Филиппу. Наблюдая, как Филипп выгибается и кусает губы, он забыл обо всем на свете и растерялся, когда лифт остановился. До двери квартиры было три шага. Лукас прижал Филиппа к себе правой рукой, левой поискал ключи. - Может ты их потерял? В клубе? В такси? – Филипп толкнул его локтем. - Или ошибся адресом? - Заткнись, - взмолился Лукас. До чего же трудно попасть ключом в замок, до чего же бесполезными кажутся обычные действия, когда сгораешь от нетерпения и зациклен на одном единственном желании. Лукас закрыл дверь и забыл включить свет. Вдавливая Филиппа в стену, он пытался одновременно целовать и раздевать его. Дергал за резинку трусов и путался пальцами в его футболке. Суетливо и бестолково. Он и сам не понял, когда Филипп перехватил инициативу. Помог Лукасу выпутаться из джинсов, спустил свои, уперся грудью в стену и выпятил задницу, подставляясь. Лукас упал на колени, наблюдая, как Филипп трет себя между ягодиц блестящими от слюны пальцами. Лукас поцеловал его задницу и вывернутую под углом кисть, и Филипп замер. - Кровать, - выдохнул Лукас. - Что? - У меня есть кровать. Лукас встал на ноги, но вместо того, чтобы идти в спальню, прижался к спине Филиппа. Впервые они обнимались без одежды, и Лукасу требовалось время, чтобы привыкнуть и восстановить дыхание. Его член касался ягодиц Филиппа. А Филипп как назло не хотел стоять спокойно, крутился и подавался назад, испытывая терпение Лукаса. - Я хочу тебя видеть, - простонал Лукас. - Смотреть тебе в глаза, когда кончаю. - Я весь твой, - согласился Филипп. Лукас сделал шаг и наступил ему на ногу. Филипп рассмеялся, и Лукас прижал руку к его животу. Хотелось большего. Стремясь присвоить себе Филиппа, Лукас хаотично шарил руками по его телу. От прикосновений к члену Филиппа, Лукаса била дрожь. Он думал о том, как возьмет член Филиппа в рот, толкая его на кровать и падая сверху. Услышав, как Филипп шумно выдохнул, Лукас испугался: - Я сделал тебе больно? - Переживу. Как у Филиппа получалось одновременно стонать и смеяться? Чтобы разгадать эту тайну, Лукас лизнул его грудь и прикусил сосок. Теперь стон Филиппа больше походил на шипение, чем на смех. - Нравится? – спросил Лукас. - Да, - снова наполовину усмешка, наполовину стон. У Филиппа была гладкая грудь и мягкие волосы в паху. Лукас потянул их зубами, и Филипп издал звук похожий на свист. У Лукаса шея покрылась гусиной кожей, когда Филипп коснулся его висков. Стоны и смех Филиппа зазвучали по-новому, когда Лукас взял в рот его член. Покачивая его на языке, Лукас погладил колено Филиппа, мазнул кончиками пальцев по внутренней стороне бедра до паха. Филипп вознаградил его стоном и дернулся, неожиданно резко и сильно. - Что? – Лукас повторил движение. Его голова все еще оставалась между ног Филиппа. Филипп ударил его коленом по плечу. - Щекотно? - Какого хера это вызывало у Лукаса такой бешенный восторг? Что его так радовало? Резкая реакция чужого тела или собственная сообразительность и власть? Лукас снова пощекотал его. Филипп выгнулся как от разряда тока, заерзал на простынях, подавился смехом и всхлипнул. Лукас еще никогда не видел, чтобы кто-то так реагировал на щекотку. Никогда раньше не держал в руках кого-то, кого била крупная дрожь. Эта дрожь отдавалась внутри Лукаса похлеще чем вой музыки в клубе. Он попробовал еще раз пощекотать Филиппа, но тот судорожно сжал коленями его плечи. Не пошевелиться. Желая большего, Лукас подался вперёд и накрыл Филиппа собой. - Блядь, замри, замри, - Лукас перехватил его запястье и завел ему руку за голову. Глядя Филиппу в глаза, Лукас провел пальцами по его подмышке. Филипп дернул локтем и отвернул лицо. Чтобы острее ощутить его дрожь, Лукас прижался губами к его подбородку и животом к животу. Филипп охнул и задергался, будто хотел его скинуть, и Лукас вдавил пальцы ему между рёбер. Они смеялись и возились как дети. Неизвестно как Филиппу удалось перевернуться и приподнять задницу так, что член Лукаса оказался между его ягодиц. Они все еще смеялись. Лукас судорожно дергал бедрами, пока не понял, что у него остановится сердце, если он немедленно не выебет Филиппа. Подхватив Филиппа под живот, Лукас дернул его на себя и поставил на четвереньки. Филипп вздохнул оглушительно громко, и Лукас завис, таращась на его задницу. Он чувствовал себе как на высоте трех тысяч метров без кислородной маски. Не вздохнуть, не пошевелиться, хреново со зрением, сбоит координация движений. С трудом Лукас нашёл смазку, но забил на презервативы. Пока он возился, Филипп соскользнул вниз и растянулся на кровати. Он терся членом о простыни и сжимал ягодицы. Он снова шумно вздохнул, когда Лукас поставил его на колени и развёл его ноги в стороны. Когда Лукас залил его задницу смазкой, Филипп завёл руку за спину. Лукас зашипел, пытаясь оттолкнуть её. Они одновременно коснулись входа Филиппа. Тёплая смазка хлюпала, пока они по очереди вводили пальцы в дырку Филиппа. Сначала Лукас, потом Филипп. - Не тормози, - Вцепившись мокрыми от смазки пальцами в бедро Лукаса, Филипп потянул его на себя. Но Лукас едва мог двигаться. Филипп торопил его, но при этом раскрывался мучительно медленно. - Тшшшш, - зашипел Лукас. Ему, себе. Пульсирующей вокруг темноте. Шипел до тех пор, пока громкое дыхание Филиппа не заглушило все остальные звуки. Лукас дрожал и потел, преодолевая сопротивление чужого тела. Невыносимо медленные движения хреново сочетались с зашкаливающе быстрым сердцибиением. Прижавшись яйцами к заднице Филиппа, Лукас наклонился вперед. Убедившись, что его сердце колотится так же быстро, обхватил его член. Двигать рукой по члену Филиппа оказалось легче, чем двигаться внутри него. Филипп стонал, и Лукас плотнее стискивал его член. Лукас качнулся назад. Каждое его движение отличалось от предыдущего. Новый угол, иная глубина. До тех пор, пока желание разрядки не сожрало все остальные ощущения. Лукас вдавил Филиппа в матрас и обхватил вокруг груди. Стоны Филиппа стали тихими, словно ему не хватало воздуха. Лукас кончил, слизывая пот с щеки Филиппа. Он слез с Филиппа и перевернул его на спину. Прошла целая вечность с того момента, когда Лукас в последний раз смотрел на него. Смотрел в эти слишком большие глаза и на идеальные губы. Лукас будто снова видел его впервые. Лукас дотронулся до его губ, Филипп перехватил его руку и опустил ее на свой напряженный член. Только теперь до Лукаса дошло, что он еще не кончил. Лукас должен ему помочь. Показать, как он благодарен. Как счастлив, тронут и рад. Он хотел отсосать Филиппу и проглотить его сперму, но Филипп потянулся за поцелуем, и Лукас обо все забыл. Он заснул, чувствуя сперму Филиппа на пальцах и вдыхая запах его пота. Кажется, Лукас так и не убрал руку от его члена. Кажется, Филипп в его объятьях ворочался и смеялся. Или это Лукасу всего лишь приснилось? *** Филипп открыл глаза и зажмурился от яркого света. В горле пересохло. К спине и заднице прилипли влажные от пота простыни. Чужая рука давила на живот. За окном плыл серо-розовый рассвет и похожие на червей ленты облаков. В комнате пахло выпивкой, спермой и потом. Филипп осмотрел белые стены, большой экран телевизора и лежавшего рядом человека. В свете дня Лукас – его ведь так зовут? - выглядел иначе, чем ночью. Тоньше, бледнее, слабее. Дрожащие ресницы, прямой нос, пересохшие губы. Почти белые волосы. Слишком пушистые, слишком тонкие. Филипп хотел до них дотронуться, когда Лукас дернулся и проснулся. Свет ослепил его, как несколько минут назад ослепил Филиппа. Лукас скривился и закрыл глаза рукой. Рукой, которой раньше обнимал Филиппа. Филипп воспользовался свободой, чтобы отодвинуться и сесть. Голова с похмелья закружилась, перед глазами поплыли черные круги. - Филипп, - прохрипел Лукас. – Видишь на полу бутылку воды? Филипп кивнул. Их обоих мучил сушняк после вчерашнего. Филипп свинтил крышку и сделал пару глотков. Лукас положил руку ему на колено, осознано или неосознанно требуя бутылку. Лукас пил лежа, капли текли по подбородку на грудь. - Блядь, - вздохнул Лукас. Филипп кивнул. Судя по тому как Лукас самозабвенно вчера трахался, он был не просто пьян, а закинулся таблеткой. Что-то танцевальное или для поднятия настроения и обострения чувств. Филипп потер шею. Года три назад он тоже от случая к случаю глотал колеса, а потом завязал. С таблетками и с другими опасными и вредными привычками. Может, зря? Может, если бы он не отказывался от таблеток, то такой секс как вчера случался бы с ним чаще, чем раз в год? Услышав грохот, Филипп подскочил на месте и резко обернулся. Лукас уронил бутылку на пол. - Блядь, - повторил он, глядя как лужа ползет под кровать. Филипп усмехнулся, сдернул с себя простынь и кинул ее на пол. Лукасу в любом случае придется сегодня поменять белье. Судя по району и обстановке квартиры он не из тех, кто сам стирает и прибирается. Примет душ, вызовет уборщицу или домработницу и все дела. - Подожди, - Лукас вцепился в запястье Филиппа, как только он попытался встать. Взгляд Лукаса бегал от лица Филиппа к его паху. Ну да, избавившись от простыни, он остался голым. - Надо валить, - Филипп погладил его пальцы. Лукас покачал головой. – Мне после обеда на работу. Лукас приоткрыл рот и наморщил лоб. Он выглядел так, будто хотел о чем-то попросить. Растерянный и растрепанный, Лукас выглядел очень красивым, и Филипп ляпнул то, что давно вертелось у него в голове. - Ты был охуителен. - Нет, - Лукас облизал губы и покачал головой. Филипп пожал плечами – ему не обязательно знать, что у Лукаса на уме. В следующую секунду Лукас дернул его за руку, уронил на подушки и подмял под себя. - Я хочу… - тяжело выдохнул он в лицо Филиппу. Филипп двинул бедрами, почувствовал его возбуждение и усмехнулся. - Выебать меня? Лукас кивнул и сглотнул. - Смотреть мне в глаза, когда кончаешь? – под таблетками Лукас свободней озвучивал свои фантазии. А Филипп запомнил, потому что такие вещи он запоминал лучше всего. Он раздвинул ноги, позволяя Лукасу прижаться к своим яйцам. - Ага, - Лукас дернул уголком губ и подался вперед. На миг Филиппу показалось, что Лукас хочет его поцеловать. Но вместо этого Лукас уткнулся носом ему в шею и протиснул руку между их телами. Коснулся члена и яичек Филиппа, толкнул пальцы ниже. Филипп приподнял бедра, облегчая ему доступ к своей дырке. - Ты еще влажный, - дыхание Лукаса обожгло шею Филиппа. - Не придется возиться со смазкой, - Филипп смотрел в белый потолок. Как в больнице. Он ненавидел больницы. Ненавидел то, что голос его сейчас прозвучал по-больничному плоско и бесцветно. Он не хотел так звучать. Лукас не заслужил этого. Его прикосновения, объятья, горячее дыхание, пальцы внутри доставляли Филиппу удовольствие. Пусть и не такое яркое как ночью. Филипп вздохнул и закрыл глаза. Больничный потолок исчез, ощущений стало больше. Филипп возбудился. Он не потеряет голову как вчера, не забудет обо всем, но он определенно получит удовольствие. Он застонал и приоткрыл рот, когда Лукас вошел в него. Знакомое жжение в заднице, узел в животе. С каждым движением Лукаса неприятные ощущения отступали, и у Филиппа все сильнее горели щеки. Словно желая их остудить, Лукас лизнул скулу Филиппа, потом его приоткрытые губы. Он не лез языком в рот, не кусал, просто облизывал. Это было почти щекотно. Почти смешно. И никак не сочеталось с уверенными и настойчивыми толчками внутри Филиппа. Лукас положил руку ему на макушку, то ли чтобы удержать на месте, то ли потому что ему просто нравилось хватать Филиппа за волосы. - Открой глаза, - попросил Лукас. Филиппу снова пришлось привыкать к свету. Как после пробуждения. Привыкать к свету, привыкать к Лукасу. У него была очень подвижная мимика. Из-за этого он казался эмоциональнее, чем наверное, был на самом деле. Эту эмоциональность легко было записать на свой счет. Ведь Лукас был настолько близко, что Филипп мог бы слизнуть упавшую ресницу с его щеки, если бы захотел. Но он не хотел, ни убирать ресницу с щеки Лукаса, ни записывать его яркие эмоции на свой счет. Лукас дергал уголком губ, вбиваясь часто и резко, и задерживал дыхание, замедляясь. Он счастливо улыбался, вдавливаясь в Филиппа до упора, и сжимал в кулак его волосы. Он был такой живой. Такой яркий. Он заслонил собой белый потолок. И Филипп улыбался в ответ, дрочил себе одной рукой, а второй цеплялся за бедро Лукаса, не позволяя ему надолго отстраняться. Кончая, Лукас выглядел удивленным. Филипп смотрел на свое отражение в его глазах, пока доводил себя до разрядки. Он кончил за миг до того, как Лукас упал на него, прижимая животом его член и руку. Филипп издал жалобный стон, Лукас засмеялся ему в шею и прикусил кожу. Несколько минут они лежали без движений. Филипп первый почувствовал неудобство и попытался выпрямить ноги. Лукас вздохнул, лениво провел пальцами по его боку. Филипп так же измученно попытался увернуться от щекотки. - Хочешь в душ первым? – пробормотал Лукас в шею Филиппа. - Нет, иди ты. Лукас скатился с него, и вспотевшую кожу Филиппа обдало холодом. Пока Лукас неуверенно поднимался с кровати, Филипп разглядывал его руки и спину, когда Лукас дрейфовал к двери, Филипп любовался его задницей. На пороге Лукас обернулся и улыбнулся. Филипп улыбнулся в ответ. Когда в ванной зашумела вода, он вытер простыней сперму с живота и сел. Стоит ли ему подождать и попрощаться? Это вопрос тут же смыл другой: где они бросили одежду? Ночью Филипп совсем не рассмотрел квартиру, не запомнил где выход. При свете дня спальня и холл казались огромными. Плюс к размерам минимум мебели делал помещения похожими на музей. Ступая босиком по широким деревянным доскам, Филипп чувствовал себя нарушителем порядка. Около двери он нашел на полу свои тряпки и вещи Лукаса - сплошь известные бренды. Лукас выключил воду. Одеваясь, Филипп увидел, как он выходит из ванной, прижимая к уху телефон. - Нет. Да, - неуверенно сказал в трубку Лукас. – Черт, я забыл. Сколько времени? Да, я дома. Уже встал. Ладно, я приеду…. Дай мне… Филипп не дослушал, куда и за сколько времени доберется Лукас, и вышел за дверь. Широкий коридор с зеркально бежевыми стенами, полом и потолком напоминал интерьер какого-то бутика. В лифте играла заунывная музыка. Так же занудно помигивал красным дисплей отсчитывающий этажи. На первом этаже швейцар неожиданно вынырнул из-за пальмы и напугал Филиппа так сильно, что он шарахнулся в сторону и ударился локтем о стену. Рука тут же занемела, и Филипп почувствовал себя смертельно уставшим. Он прикинул сколько спал ночью, выходило не больше трёх часов. Вполне достаточно, если учесть его хроническую бессонницу. Так какого хера, Филипп чувствовал себя полумертвым? Возможно, перепил. А возможно, Лукас вытянул из него слишком много энергии. Его действительно звали Лукас, усомнился Филипп. Блядство, когда его ебали за деньги, Филипп всегда запоминал имена клиентов. Боялся, что его накажут за забывчивость. Но стоило начать трахаться в свое удовольствие, и он расслабился. Скольких парней, которых он снимал в последние три года, он мог бы на улице окликнуть по имени? Может, пятерых? Но он и не хотел их окликать. Пару раз он оставил свой номер телефона, но ничего хорошего из этого не вышло. Вторая встреча всегда была хуже первой, а третья - хуже второй. Меньше секса, больше никому не нужных разговоров. Филипп хотел трахаться, а не чтобы его взвешивали и оценивали, как в магазине. Какая ирония. Пять лет он подставлялся за деньги – двадцать за отсос, сотка за задницу – и лишь когда его начали приглашать на что-то похожее на свидание почувствовал, что на него повесили ярлык. Чем ты занимаешься? Где живешь? Кто твои родители? Где учился? Он полный банкрот в плане достижений и биографии. Ему двадцать шесть лет. Ему не найти нормальную работу, ни один банк не выдаст ему кредит на учебу, машину или квартиру. В лучшем случае он вызывал у людей жалость, чаще - агрессию. Ярость. Гнев, обиду. И тот, кто нежно ебал Филиппа в туалете клуба, как только узнавал его поближе, сразу хотел его выебать обрезом железной арматуры или сломать ему челюсть или воткнуть ему в ягодицу карманный нож. Всего лишь шутка и совсем не больно. Филипп купил на углу стакан кофе и проверил телефон. Мимо проехал лимузин. Открытые окна, рэповый речитатив на полную громкость. Машин по воскресеньям на улицах было так же много как в будние дни. Зато на тротуарах, вокруг кинотеатров и кафе слонялось в три раза больше школьников разных возрастов. Около автобусной остановки клали асфальт, и Филиппа затошнило от густого едкого запаха. Боясь, что его вывернет прямо на тротуар, он свалил с остановки раньше, чем подъехал автобус. Придется два квартала идти пешком. Где-то на половине пути у Филиппа появилось ощущение, что за ним следят. У него не хватало воображения представить, кто и почему мог бы следить за ним сейчас. Он зашел в булочную, купил круассан, – прикосновения к тесту оказалось достаточно, чтобы Филипп понял, что сейчас не сможет ничего съесть – ощущение преследования никуда не делось. Добравшись до остановки, Филипп семь минут дожидался автобуса. Ему показалось, что за это время чёрная "Тойота" четыре раза проехала мимо. Как минимум последние два раза это была одна и та же машина, Филипп запомнил номер. Он жил напротив дома в котором вырос. Еще одна ирония. Люди взрослеют и переезжают. Уезжают в другие города и страны. Филиппу это было не нужно. Он никогда не желал того, чего не мог получить. Неудобство появлялось только тогда, когда кто-то пытался с ним об этом поговорить. Разве ты никогда не думал? Не представлял? Не хотел? Нет, никогда. Он не умел мечтать. Даже во сне видел только то, что потерял. Раз в месяц ему снилась мама, которая умерла, раз в полгода темный зал фотоателье, работа, с которой его прогнали, когда узнали о его судимости. Иногда он видел во сне соседей, которые давно переехали, совсем редко случайных знакомых, с которыми спал. Поворачивая в свой двор, он заглянул в окна квартиры, где жил с матерью. На подоконнике стоял горшок с алое, на стекле болтались рождественские наклейки, хотя сейчас уже заканчивалась весна. Похоже, в этом доме ничего не поменялось даже после того, как в нем поселились другие люди. Филипп прошел под балконом с изогнутыми перилами и достал ключи. Когда он поднял голову, увидел посреди двора черную машину. В состоянии покоя она выглядела крупнее, чем в движении. Но даже не глядя на номера, Филипп уже знал, что эта та же «Тойота», которую он заметил на остановке. Филипп развернулся и быстро зашагал прочь. Он все еще держал ключи в руке, когда краем глаза заметил в подворотне движение. Филипп попытался уклониться. Но кто-то сильный толкнул его в плечо, вжал в воняющую мокрой штукатуркой стену и заломил руку за спину. - Куда-то спешишь? – прошипел человек за спиной. Голос показался Филиппу знакомым. Они сделали шаг к свету, и Филипп увидел лицо и полицейский жетон на поясе. - Удивлен меня видеть? – оскалился Кейн. - Я думал тебя повысили, и ты больше не ловишь на улице шлюх и торчков, - огрызнулся Филипп. Он не вырывался, Кейн мог отпустить его руку. Но вместо этого Кейн прижал его кисть к лопатке, заставляя Филиппа пристать на носочки и прогнуться, чтобы уменьшить боль. - Так и есть, теперь я детектив, - Кейн потащил Филиппа к лестнице. – Шлюхи и торчки меня теперь интересуют только тогда, когда они начинают приторговывать наркотиками. На лестнице Филипп дернулся, и Кейн впечатал его животом в перила. Филипп не боялся. По крайней мере не боялся до тех пор, пока не увидел распахнутую дверь своей квартиры. На пороге крупный полицейский в штатском стягивал с толстых пальцев резиновые перчатки. Кейн отпустил Филиппа, чтобы он мог протиснуться мимо толстяка. Окна единственной комнаты, которая служила Филиппу гостиной, кухней и спальней, выходили во двор, потому внутри было всегда сумрачно. Сейчас здесь горел свет. Судя по выпотрошенному шкафу и перевернутому дивану полицейские что-то искали. За последние три года Филипп ни разу не нарушил закон. Он знал, что в его квартире не было ничего запрещенного. Но увидев на полу свой разбитый ноутбук, он почувствовал что произошла катастрофа. Кейн усмехнулся и кивнул девушке с длинными волосами. Когда она перешагивала через раскиданные на полу вещи, форменные брюки обтягивали острые колени и худые бедра. - Мы нашли два пакета под мойкой на кухне и еще два под ванной, - она говорила с акцентом. Филипп разглядывал трещины на крышке ноутбука. Не важно, что нашли в его доме полицейские. Чтобы это не было, они сами это подкинули. Этот обыск чистый фарс. - Ничего не хочешь сказать, Филипп? Попросить адвоката? – Кейн защелкнул наручник вокруг правого запястья Филиппа, потянул его руку за спину и соединил со второй рукой. Филипп до сих пор держал ключи в руке, теперь он уронил их на пол. Судя по запаху дешевых сигарет полицейский на дверях закурил. Девушка в форме шмыгнула носом и завозилась с бумагами. Филипп не пошевелился. Его неподвижность и равнодушие не понравились Кейну, он схватил его за локоть и впечатал в стену. Филипп ударился подбородком так сильно, что в голове загудело, а на обоях появилась вмятина. Жаль, Филипп недавно их переклеил. Девчонка в форме рисовала каракули на бумаге. - Решил заняться бизнесом? – прошептал Кейн Филиппу в ухо, вдавливая его в стену своим весом. Филипп не понял, возбужден Кейн или нет. Его это и не волновало. Они уже это проходили. Много лет назад. Филиппу было то ли семнадцать, то ли восемнадцать. Он всего пару месяцев стоял на улице. Кейн только поступил в полицию после армии. Работал патрульным и пару раз выебал Филиппа по пьяни. Но Филипп знал, Кейн не из тех, кто постоянно злоупотребляет своей властью. Другие полицейские были гораздо хуже. – За задницу мало платят, решил наркотики толкать? Кейн знал, что Филипп больше не трахается за деньги. Так зачем он городил эту чушь? - Пошел на хер, - прошептал Филипп. Кейн толкнул его к двери. Яркий свет больно резанул по глазам, и Филипп зажмурился. Он спускался по лестнице медленно и аккуратно, будто боялся упасть, будто ему было больно двигаться. В полицейской машине пахло бензином и, блядь, нагретым асфальтом. Будто катаясь по городу за Филиппом, Кейн подцепил тошнотворный запах свежераскатанного асфальта. Но зачем? Зачем ему понадобился Филипп? Филипп смотрел с заднего сиденья на затылок Кейна, на то как толстый полицейский в штатском роется в бардачке, и не понимал, что происходит. Он не только сам не был ни в чем замешан, он даже не общался ни с кем, кто занимался бы чем-то незаконным. Все его друзья это соседка –стриптизерша, ее пятилетняя дочь и старик из дома напротив. Он даже не ходил перекусить или выпить пива с теми, с кем работал на складе. Опасался, что если кто-то из них случайно узнает, что он был шлюхой, у них появится повод для обиды и злости. Так уже случалось. Два года назад Филипп работал в магазине электроники, и когда один из его бывших клиентов узнал его, люди которые работали с ним почувствовали себя обманутыми и оскорбленными – они пили пиво и ездили на пикник с хастлером. Филипп уже и не помнил, что ляпнул в тот день клиент, но зато помнил, как его избили те, кто полгода притворялись его друзьями. А следующие полгода Филипп искал работу. Это воспоминание напугало его сейчас больше, чем остальные. Если он не явится сегодня ночью на склад, он снова потеряет работу. Ему будет трудно найти новую. Он всегда старался откладывать деньги. Но отложенного им хватит только на крекеры и воду. Месяца на три. И то если не платить за квартиру. Черт. Меньше всего на свете Филипп хотел снова проходить через это. Не хотел сидеть в темной квартире с отключенным светом и водопроводом, слушать как бурчит живот от голода и ждать, что его выгонят на улицу. Стоило представить себе это и Филипп вспомнил о другой угрозе. Он не может снова сесть в тюрьму. По сравнению с этим голод не казался уже таким страшным. Кейн остановил машину перед полицейским участком. Слева и справа патрульные машины, на ступенях здания похожего на школу, двое полицейских рассматривали листовки волонтера. На улице Кейн снова вцепился в локоть Филиппа. В холле участка толпились люди, как в ночном клубе. Звонили телефоны. Воняло горячим асфальтом. Или Филипп притащил этот запах с собой? Его мутило от волнения и отвращения. Его тошнило от всего вокруг, от потных лиц людей, грамот на стенах и облупившегося лака на деревянном полу. Странным образом он успокоился, когда оказался в камере. Кейн снял с него наручники, забрал телефон, пробубнил что-то про городского адвоката и срок в сто двадцать лет и ушел. Филипп завалился на узкую кровать. Немигающим взглядом он таращился на место, где решетка ввинчивалась в пол. Две камеры справа пустовали. Если Филипп был здоров и не страдал от депрессии, он никогда не засыпал днем. Но сейчас решетки и жесткая койка подействовали на него как снотворное. Во сне Филипп сидел в ванной в своей квартире. Из проржавевшего крана текла кривая струя воды. Проснувшись, Филипп подумал, что отдал бы все на свете за возможность вернуться домой. Позволил бы отрезать себе руку или ногу, лишь бы снова оказаться в своей квартире. Но похоже, ему больше было не суждено ни принять ванну, ни помыться в одиночестве. Все это он уже проходил. Кейн что-то насвистывал, входя в коридор и открывая дверь камеры. Он замолк, застегнув наручники на запястьях Филиппа. На это раз его руки были скованны впереди. Филипп скользнул пальцами по джинсам и вцепился в край футболки. Что комкает ткань как ребенок, он понял, когда его привели в комнату для допросов. Он бывал в таких пару раз. Водяная краска на стенах, никаких окон и зеркал, как в кино. Филипп смотрел в красный глазок камеры, пока Кейн и плешивый старик рассаживались напротив. На Кейне был пижонский кожаный пиджак, на старике - дешевый мятый костюм. Они переговоривались и сортировали бумаги в толстой папке. Слишком громко и отчетливо старик назвал свое имя и должность. Филипп раньше уже встречался с городскими бесплатными адвокатами. Они всегда много шумели и мало делали. Присутствовали исключительно для того, чтобы оставить свой голос на записи. - Филипп, - излишне громко сказал адвокат. – В твоей квартире нашли четыре килограмма героина, - вокруг губ старика залегли глубокие морщины. – Тебя раньше уже арестовывали за хранение наркотиков. Со стариковских губ Филипп перевел взгляд на бумаги, увидел свою перевернутую фотографию. На ней он выглядел слишком юным и испуганным. - Меня подставили, - сказал Филипп. - Когда? В этот раз или в прошлый? – старик наклонил голову так, что стали видны седые волосы торчащие из ушей. Оба раза, Филипп прикрыл глаза. Но адвокат задавал вопросы, не потому что хотел узнать подробности. Подробности записаны в деле, которое лежало перед ним на столе. Целью этого дурацкого разговора было заставить Филиппа осознать насколько серьезно он влип, попавшись повторно по одной и той же статье. - Ты отсидел четыре месяца в Райкерс? – слова Кейна подтверждали предположение Филиппа. Его запугивают. Да, Филипп сидел в Райкерс, в блоке для гомосексуалистов. Он так и не понял чьи права защищал тот, кто придумал это блядское разделение? Он мало что понимал в политике и морали. Он никогда никому не признавался в своей наивности, но в глубине души считал, что возможно, если бы сидел в общем блоке, с гетеросексуальными мужиками, возможно, каким-то чудом, его реже бы лапали. А так с первой минуты, как он переступил порог тюрьмы, он чувсвствовал себя проданным. Он был должен всем. Каждый, кто оказывался рядом, вел себя так, будто уже заплатил за него. Ничего нового. Но когда его имели клиенты, Филипп ни разу не хотел покончить с собой. А в тюрьме он пытался разбить себе голову о кафель душевой во время очередной игры в русалочку. Сможет ли он ходить, после того, как в него засунут здоровый кулак? Кейн пошуршал бумагами. Старик-адвокат привлек внимание Филиппа. - Ты же понимаешь, что в этот раз приговор не будет таким мягким, и ты не отделаешься четырьмя месяцами? Филипп дернул руками. Он вроде и забыл, что на нем наручники. Посмотрев на них с удивлением, он заметил между стальными звеньями длинный светлый волос. В прошлый раз он сел в машину к клиенту и не обратил внимания на спортивную сумку на заднем сиденье. А когда около мотеля машину остановили и обыскали полицейские, клиент – худющий тип с золотым браслетом на волосатом запястье – сказал, что сумка принадлежит Филиппу. В банке из-под спортивного питания лежало сорок колес кислоты. На допросах и в суде Филипп говорил, что не виновен, но у типа с браслетами оказался хороший адвокат. Он заключил сделку с судьей, и Филипп отправился сидеть. Всего четыре месяца, могло быть и хуже, сказали ему. Тогда он был слишком напуган, чтобы злиться. Сейчас Филипп злился. И то, что он не понимал, что происходит, кто и зачем его подставил, бесило тошноты. Но мог ли он позволить себе злость? Филипп сорвал с наручников светлый волос и постарался успокоиться. Истерика ему не поможет. - Филипп, у тебя нет денег, - гнул свою линию адвокат. – Ты знаешь, что твои дружки не помогут тебе. Какие нахрен дружки, Филипп стиснул зубы. Его загоняли в ловушку, и он не видел из нее выхода. - Единственный выход для тебя это сотрудничать с нами. Рассказать, как можно больше. Все, что вспомнишь. Где, когда и у кого ты брал героин, - старик сложил руки на столе в замок. Морщинистые пальцы заканчивались розовыми как у младенца ногтями. - Каждое имя, любая деталь могут уменьшить срок. - Меня подставили. Я ничего не знаю. Я никогда не видел дерьма, которое нашли в моей квартире, - Филипп очень старался не кричать. Повысить голос, значит шагнуть навстречу истерике. - И кому же понадобилось тебя подставлять? – усмехнулся Кейн и почесал щеку. Филипп посмотрел на него с ненавистью. Кейн опустил руки на стол и подался вперед. Он больше не ухмылялся. - Кончай корчить из себя идиота. Четыре килограмма чистого героина редкого сорта. Он стоит больше, чем ты когда-либо заработаешь. Слишком большие затраты, чтобы подставить жалкую шлюху. Филипп смотрел в холодные глаза Кейна и думал, что он вполне мог это сделать. Вполне мог подложить ему героин. - Если продать дерьмо, которое мы у тебя нашли, - продолжал Кейн. – На выручку можно пол Куинса купить. Потому не смей больше ничего плести про подставу! Кейн ударил ладонью по столу, и Филипп инстинктивно вжался в спинку стула и задержал дыхание. Старик-адвокат вздохнул, проверил телефон и поднялся на ноги. - Я ненадолго, - кивнул он Кейну и вышел. Филипп втянул голову в плечи, его вовсе не радовала перспектива остаться с Кейном наедине. - Почему ты не спрашиваешь, как мы на тебя вышли? Что стало причиной обыска? – Кейн положил на стол локти. Филипп хотел сказать «потому что у вас не могло быть причины», но не осмелился. Кейн был опасно близко. Кейн снова усмехнулся, он явно был доволен тем, какое впечатление производит на Филиппа. Поправив полицейский жетон, Кейн рассыпал по столу фотографии. - Ты часто шляешься по клубам. Тусуешься с разными людьми. Со многими трахаешься. Филипп прищурился. Кейн говорил чепуху. Достаточно проверить, чтобы узнать, что все его контакты были одноразовыми. - Посмотри, это ты в прошлом месяце, это две недели назад, это вчера в Челси, – Кейн ткнул пальцем в фотографии. Филипп скользнул по ним взглядом. Качество некоторых было по-настоящему дерьмовым. Он и раньше знал, что в клубах стоят камеры. Он не скрывался. Обжиматься с мужчинами это не противозаконно. Когда он был хастлером, его фотографировали и снимали на камеру и в более откровенных позах. Немного удивляло то, насколько горячо выглядело фото, на котором он терся о Лукаса. А может, дело было в том, что ощущения были еще свежими? Или в том, что качество этой фотографии выгодно отличалось от других? Или в том, что она оказалась к Филиппу ближе остальных. В следующую минуту Кейн опустил на неё палец. - Как давно ты спишь с сыном Бо Вальденбека? Имя показалось Филиппу знакомым. - Это был одноразовый секс, - ответил он. – Как и все мои встречи последний год. - Вернулся к старым добрым деловым отношениям? - Нет. Я больше не подставляюсь за деньги. Я прихожу в клуб и сам выбираю того, кто мне нравится, - сказал Филипп. Это казалось ему принципиально важным, до того момента пока он не произнес это вслух. – Это легко проверить. Ни с кем из этих людей, я не встречался дважды. - Даже с Лукасом? – Кейн подхватил фотографию, сделал вид, что рассматривает ее. Филипп почувствовал отвращение. – Вы выглядите так… интимно? Филипп посмотрел на камеру и не сдержался. - Это всегда так выглядит. Ты сам знаешь. С тобой я тоже выглядел интимно. Кейн покосился на камеру и с шумом отодвинул стул, поднимаясь. Филипп прикрыл глаза от страха, но в глубине души он был доволен собой. Как мало ему надо для удовлетворения – он тонул, но сумел помахать рукой на прощанье. Скорей всего, в видеокамере даже нет пленки, подумал Филипп, когда Кейн положил руки ему на плечи. Разве отключенная камера и руки Кейна на его плечах не подтверждают то, что именно Кейн подложил ему наркотики? - Пытаешься меня шантажировать? Угрожаешь мне? – вздохнул Кейн. Филипп едва заметно покачал головой и вздохнул. Они оба знают, что никто не поверит шлюхе. Не важно бывшей или нет. - Расслабься, - Кейн вдавил пальцы в дельты Филиппа. – Не помню, чтобы раньше ты был таким колючим и напряженным. Или тебе не нравится, что я прикасаюсь к тебе в полицейском участке? - Ты знаешь, что я ни в чем не виноват, - выдавил сквозь зубы Филипп. Да, ему до чертиков не нравилось то, что Кейн стоял у него за спиной. Не нравились свои скованные руки, не нравилась сила, с какой Кейн сдавил его плечи. - В чем ты не виноват? – продолжал играть Кейн. - Я не имею никакого отношения к героину, который ты нашел у меня в квартире. - А кто имеет? Может быть, Лукас? Чем вы кстати вчера закинулись, что тебя потянуло отсосать ему в такси? Филипп сжал зубы до боли, кажется, он уловил суть разговора. - Подумай. Напряги память, - Кейн скользнул рукой по шее Филиппа и начал перебирать его волосы на затылке. У Филиппа вспотели ладони. Кейн еще не сжал кулак, но Филипп знал, как это будет. – Возможно, Лукас попросил тебя присмотреть за его товаром пару дней? Возможно, ты давал ему ключи от своей квартиры? - Нет. Мы виделись всего один раз. Мы даже телефонами не обменялись. - Ты сделал что-то, что ему не понравилось? Не верю, что ты налажал, не с твоим опытом, – Кейн опустил руку Филиппу на шею. Филипп попытался отодвинуться, и тогда хватка на шее стала жестче. Иди на хер, подумал Филипп. Отъебись от меня! - После клуба ты поехал к Лукасу домой. Ты пробыл у него до утра. Когда вы договорились встретиться снова? - Мы не договаривались. Я даже имени его не запомнил! – Филипп не сдержал крик. Он больше не мог терпеть пальцы Кейна на шее. Не мог слушать этот бред. У него раскалывалась голова от понимания, как умело Кейн загоняет его в ловушку. От того как легко это сделать. От того как мало Филипп может изменить. Стоило закричать, и все стало только хуже. У Филиппа сбилось дыхание и сердце гулко заколотилось в горле. А Кейн сделал наконец-то то, что собирался сделать с тех пор, как дотронулся до Филиппа - схватил его за шею и приложил лицом о стол. Не сильно, но достаточно, чтобы у Филиппа из носа хлынула кровь, и он соскользнул со стула. Теперь он стоял перед столом на коленях, а Кейн не отпуская его шею, прижимал его лицо к столу. Кровь из разбитого носа текла по глянцевым фотографиям, Филипп вдыхал ее и бесполезно пытался ухватиться связанными руками за столешницу. Носком ботинка Кейн ударил Филиппа по бедру, по заднице, снова по бедру, потом вдавил колено в спину, чтобы заглушить его всхлипы. - Мне надоело тратить свое время на такое дерьмо как ты. Я устал от твоей тупости и упрямства, - Кейн толкнул Филиппа коленом в почки. – Может, мне нужно было разбить твою голову, когда я впервые тебя увидел на улице? Или стоило пристрелить тебя тогда? Это еще не поздно исправить. Я все ещё могу сделать с тобой все что угодно, и всем будет насрать. По сравнению со мной даже тюрьма покажется тебе раем. Лучше не зли меня. Ты понял? Он еще раз приложил Филиппа лицом о стол. - Я не слышу? - Да. Я понял, - всхлипнул Филипп, сглатывая кровь. Кейн снова сжал его шею. На этот раз вместо того, чтобы бить его, вздернул на ноги и усадил на стул. Филипп чувствовал себя так, будто ему сломали все кости. По лицу текли слезы и кровь. Как ни в чем не бывало Кейн сгреб со стола испачканные кровью фотографии, отправил их в мусорное ведро и вернулся к своему стулу. - Я хочу, чтобы ты снова встретился с Лукасом, - Кейн соединил перед собой руки на столе. Филипп смотрел на его костяшки. - Сделаешь так, чтобы он снова пригласил тебя домой. Подложишь ему под мойку на кухне дерьмо, которое мы нашли у тебя. Кейн впился взглядом в Филиппа. Он будто ждал ответа. Филипп молчал и не двигался. Он не мог согласиться, но хотел насколько возможно оттянуть следующий удар. Дверь в комнату открылась. На пороге появилась женщина. Она взглянула на разбитое лицо Филипа, и не один мускул не дрогнул на ее лице. - Райан, можно тебя на минуту, - сказала она. Райан? Надо же, у кретина есть имя. Так же звали очкарика, который сидел перед Филиппом в младших классах. Дверь захлопнулась. Филипп закрыл глаза и прислушался к шуму крови в ушах. Он заглушал и мысли, и внешние звуки. Потому Филипп не удивился, когда дверь открылась бесшумно. Женщина поставила на стол поднос. Бутылка воды, салфетки, пакет со льдом. Она двигалась медленно. Осторожно. Но было в ее движениях что-то, что наводило на мысль, что она сознательно сдерживается. Сдерживает свою природную силу и порывистость. - Меня зовут Хелен Торренс, - вздох. Голос ее тоже звучал сдержанно и притворно мягко. – Сожалею, что детектив Кейн повел себя импульсивно, - она протянула Филиппу пакет со льдом. – Приложи к носу, чтобы остановить кровотечение. Игра в плохого и хорошего полицейского началась, подумал Филипп и поднес лед к лицу. Скованные руки дрожали, и он поставил локти на стол. Торренс рассматривала его , облокотившись на спинку стула. Ее рыжие волосы мягкими волнами обрамляли лицо, веснушки покрывали щеки, шею и руки. Взгляд был холоднее льда, который Филипп прижимал к переносице. - Я верю, что ты не знал имени Лукаса. Верю, что вчера в Челси ты встретился с ним впервые. - Который час? – спросил Филипп. Торренс быстро взглянула на часы – ее порывистость ненадолго прорвалась наружу – и спокойно ответила: - Девять тридцать. Филипп посмотрел на табличку на ее груди. Он должен был быть на складе два часа назад. Значит ли это, что он снова потерял работу? Скорей всего, да. - Но имя Вальденбек ты должно быть слышал, - Торренс гнула свою линию. - Бо Вальденбек держит семьдесят процентов рынка наркотиков в Нью-Йорке. Героин, кокаин. Кислота. Их производные. Таблетки, что раздает бармен в Челси и продают в школах. Филипп отложил пакет со льдом и взял салфетки. Кровь на губах и подбородке успела засохнуть. Торренс обошла стол, смочила салфетку водой и протянула ее Филиппу. - Так будет удобнее. Она наблюдала за тем, как он стирает с лица кровь, как посетители зоопарка наблюдают за вылизывающими свои яйца обезьянами. Никто не презирает животных за то, что они животные. - Так же ты вероятно слышал про расстрел семьи сенатора Коула. Перед Рождеством эту новость крутили по всем каналам. Сенатор и его семья направлялись на благотворительный обед в Рокленде. Вместе с сенатором были убиты его жена и трёхлетняя дочь. А также пять телохранителей из из двух машин сопровождения. Торренс выложила на стол фотографии. Перевернутая машина, разбитые головы, черные пиджаки, детская игрушка на асфальте. - У нас достаточно улик, чтобы узнать, что за бойней стоит Вальденбек, но из-за того, что не все наши источники согласится признать суд, мы не можем выдвинуть против него обвинение. Но убийство должно оставаться безнаказанным. Все, чего мы хотим это арестовать убийц. Я хочу, чтобы ты понял, Филипп, Лукасу и его отцу ничего не угрожает. Мы хотим заключить с Вальденбеком сделку. Он выдаст нам исполнителей убийства, в обмен на свободу сына, - лишь однажды голос Торренс прозвучал настойчиво и твердо. Когда она произносила «мы хотим». Филипп опустил голову. Он разглядывал ножки стола. Он мог бы спросить: «Почему я? Почему вы не нашли никого другого, чтобы подкинуть Лукасу эти гребанные наркотики?» Но он понимал, что скорей всего, просто оказался в плохом месте в плохое время. С ним так часто случалось. Он подвернулся им под руку, когда у них созрел план. Или когда им удалось раздобыть нужное количество героина. «На выручку с его продажи можно купить пол Куинса», - сказал Кейн. Слишком расточительно, чтобы подставлять шлюху, но сгодится, чтобы подставить Лукаса Вальденбека. Филипп не сомневался, что героин, найденый у него в доме, Кейн заполучил в результате каких-то махинаций. В этой истории все было не чисто. А Филипп просто повис не на том мужике в клубе. Ему стоило остаться вчера вечером дома. - Я не буду этого делать. - Я понимаю, о чем ты думаешь… - Я знаю, что делают с крысами и стукачами, - Филипп покачал головой. Он хотел жить. - Я смогу тебя защитить, Филипп. - Программа защиты свидетелей? – Филипп усмехнулся. - Нет. Но я хочу помочь тебе, Филипп. Я могу перенести записи о твоей судимости во внутрений полицейский архив. Таким образом они станут засекречены для всех внешних баз данных. Если кто-то захочет тебя проверить – работодатель, банк, в который ты обратишься за кредитом – они не узнают о твоей судимости. Возможно ли такое или это такая же ложь, как и вся ситуация с обыском? Филипп не знал. Торренс открыла досье Филиппа, перелистнула несколько страниц. - Почему ты не уехал из Нью-Йорка, когда вышел из тюрьмы? Почему ты снимаешь квартиру в доме напротив дома, в котором жил с матерью? Филипп, - Хелен Торренс наклонилась к нему через стол. – Я понимаю, что ты стал заниматься проституцией, когда у твоей матери обнаружили рак и вам не хватило денег на леченье. Но почему ты продолжал после ее смерти? Ведь после ее смерти до момента, как тебя посадили прошло два года. Отлично, теперь она хочет, чтобы он почувствовал себя виноватым. Осознал ответственность за свою жизнь, как называл это тюремный психолог. Сожалел об упущенных возможностях и неправильных решениях. Но Филипп уже прошел через это. Он научился контролировать свою жизнь. Пусть для кого-то то, чего он добился за последние три года было херней. Впервые в жизни он сам отвечал за себя и ни от кого не зависел. У него была работа и квартира. Работа на вонючем складе и квартира в вонючем Куинсе. Не бог весть какое достижение для большинства людей. Но огромное достижение для Филиппа. Он был свободен. Он принадлежал сам себе. Он был сам себе хозяин. Филипп сжал зубы. Хелен Торренс ошибочно интерпретировала выражение его лица, приняла его злость за раскаяние и включила сочувствие. - Я хочу помочь тебе, Филипп. - Тогда отпустите меня. Снимите с меня обвинения. Вы знаете, что вся эта чушь с обыском и наркотиками в моей квартире фейк, - Филипп наклонился вперед. Он что о чем-то просил полицейского? Он что забыл, что их бесполезно просить? Но чем больше он говорил, чем больше вслушивался в свой звенящий голос, тем больше скатывался в отчаяние. Он повелся. Хелен Торренс удалось сделать то, что не удалось Кейну. Ей удалось его развести. Стоило ей три раза сказать «я хочу тебе помочь, Филипп», и он поверил, что может ее о чем-то попросить. - Мне очень жаль, Филипп, - Хелен Торренс коснулась его руки. – Погибли люди. Пять охранников. Сенатор, его жена и ребенок. Убийцы должны быть наказаны. Но я клянусь, что я сделаю все, чтобы защитить тебя. Как я говорила, я засекречу информацию о твоей судимости, я помогу тебе уехать из Нью-Йорка и начать новую жизнь. И я клянусь тебе, Лукасу ничего не угрожает. Он не пострадает. Она сжала пальцы Филиппа. Он мог бы отдернуть руку, но не сделал этого. Хелен Торренс кивнула самой себе, обошла стол и сняла с него наручники. - Выпей воды, - сказала она, и Филипп подчинился. Телефон Торренс тихо запикал. - Я ненадолго, - сказала она, прочитала входящее сообщение и скрылась за дверью. Филипп сложил руки на столе и опустил на них голову. Он смотрел на капли крови на своей футболке и прислушивался к каждому звуку. Воздух в комнате застоялся. Здесь не было окон, только единственная дверь, которую за последние несколько часов редко открывали. Филипп почувствовал клаустрофобию. Он вспомнил лицо адвоката, который сидел рядом с Кейном. Представил суд. Однажды он уже пережил такой фарс – закрытое слушанье, сжатое до двадцати минут: судья пожал руки адвокату и обвинителю, потом зачитал приговор Филиппу. Вспомнил ожидание в узкой комнате, вспомнил автобус, который отвез его в тюрьму, вспомнил лицо охранника, хлопки дверей. Наверное, Филипп все-таки задремал, потому что, когда в комнату вошла Хелен Торренс, он вскрикнул от испуга. Он смотрел на нее расширенными глазами и не понимал, почему она не закрыла за собой дверь. За дверью он видел пустой коридор. Оттуда веяло холодом и свежим воздухом. - Идем, Филипп, - устало сказала Торренс. Они вышли из участка. Небо было черным. Шел дождь. За стеной дождя фонари, светофоры и освещенные окна напоминали медуз за стеклом гигантского аквариума. Филипп тряхнул головой, но не смог избавиться от звона в ушах. - Куда мы едем? – спросил он, оказавшись в машине Торренс. - Ко мне. Я обещала, что позабочусь о тебе, и собираюсь сдержать слово, - Торренс завела мотор и повернула на улицу вдоль которой стояли припаркованные такси. – Тебе нужно принять душ, выспаться. Кейн привезет твои вещи. - Хотите привести меня в приличный вид, прежде чем отправлять к Лукасу? – Филипп тарабанил пальцами по колену. Ему то казалось, что машина едет слишком быстро, то слишком медленно. – Что если он не клюнет на меня? Он даже не пытался взять мой номер телефона. - Будем надеяться, что Лукас поведет себя как обычно. Он клюет на все, что движется. Вот именно, подумал Филипп. Богатый избалованный мальчишка может купить себе кого угодно. С какой стати ему повторно трахать Филиппа? - В вашем плане полно дыр, - сказал Филипп. – У вас хоть есть вариант Б на случай провала? - Мы работаем над этим, - сказала Торренс. Около светофора Филипп нажал на ручку двери. Она оказалась закрыта. Торренс заметила его движение. - Я понимаю, что эта ситуация очень сложна для тебя, Филипп. Понимаю, что ты чувствуешь. - Черта с два вы понимаете. - Мы вторглись в твою жизнь и разрушили ее. Но мы не стали бы этого делать, если бы не были так ограниченны... – Торренс замолчала. - Ограниченны в чем? В средствах? Во времени? В людях? В полномочиях? - спросил Филипп. Она кивнула, одновременно отвечая и не отвечая на вопрос. - Эти люди должны быть наказаны. Нельзя чтобы им сошла с рук бойня. Нельзя, чтобы они верили в свою безнаказанность, подкупали судей, адвокатов и сенаторов. Они ни во что не ставят закон. Их не волнует ничего кроме их денег. Ради них они пойдут на все. Такие люди, как ты и я для них всего лишь мусор, средство для достижения своей цели. - А разве я для вас не средство? - Ты, - Торренс подарила ему серьезный взгляд и вернула внимание на дорогу. – Сейчас ты человек, с которым я работаю. Который поможет мне найти и посадить виновных в бойне в Рокленде. Филипп посмотрел на пистолет в кобуре Торренс. Интересно, если он попытается бежать, она пристрелит его? Хелен Торренс припарковала машину в колодце между старыми пятиэтажками. Облупившаяся краска справа, нарисованные гиганты слева. Поднимаясь на третий этаж, Торренс ни разу не повернулась к Филиппу спиной. Ее квартира была такой же маленькой как квартира Филиппа. В ванной на кране виднелись пятна ржавчины. - Прими душ, - Торренс всучила ему в руки чистые спортивные штаны и футболку. Чья это одежда? Ее мужа? Любовника? Может, Кейна? Филипп заперся в ванной и включил воду. У него раскалывалась голова. Под теплой струей воды Филипп расслабил челюсти. Волосы намокли, облепили лицо, головная боль не отступила совсем, но ослабла. Стало легче дышать, и Филипп понял, что сделает все, чтобы сохранить свою свободу, все что угодно за возможность принимать душ в одиночестве. Он не отправится снова в тюрьму. Он открыл глаза и ему на миг показалось, что он видит кровь на белом кафеле. Полотенца с геометрическими узорами пахли магазином, будто их вчера купили. Филипп оделся и удивился короткой длине штанов. Это ее вещи, сообразил он. Хелен Торренс дала ему свои вещи. Привезла его к себе домой. Она знала о нем все. Она сказала, что хочет помочь ему. - Держи, - как только Филипп вышел из ванной, Торренс протянула ему стакан виски. – Это поможет тебе заснуть. Как минимум мне помогает. - И часто ты приводишь домой преступников? – Филипп сделал глоток виски, и в животе у него заурчало. Раздался звонок в дверь. - Думаю, Кейна мне стоило бы опасаться больше, чем тебя, - неуклюже пошутила Торренс. – Это он. Филипп отступил вглубь комнаты. Он слышал, как Торренс и Кейн тихо переговариваются, но не сумел разобрать слов. - Кейн принес твои вещи и пиццу, - Торренс захлопнула дверь. Лишь мельком взглянув на свою спортивную сумку, Филипп приблизился к окну. Он увидел, как Кейн выходит из подъезда и садится в машину. Вместо того, чтобы уехать, он открыл окно и закурил. - Филипп, - позвала Торренс. – Когда ты ел последний раз? Он не помнил. Кажется, он съел сендвич вчера перед тем как идти в клуб. Перед тем как встретиться с Лукасом. Проклятье. - Кейн что всю ночь будет дежурить под домом? – спросил Филипп, усаживаясь за стол. Наверняка, Кейн здесь для подстраховки. На случай если Торренс не справится, и Филиппу удастся сбежать. Торренс потерла шею и прикрыла глаза, показывая, что сильно устала. - Вообще-то, он собирался остаться здесь. В квартире, - Торренс открыла коробку с пиццей и подвинула ее к Филиппу. – Но я сказала, что не хочу, чтобы ты лишний раз дергался. У пиццы было тонкое тесто. На каждом кружке салями лежали корнишоны. - Если не любишь корнишоны, их можно убрать, - подсказала Торренс, беря кусок пиццы. - Нет. Все нормально, - пробормотал Филипп. Несколько минут они ели молча. Было слышно, как соседи хлопают дверьми и включают воду. - Все будет хорошо, Филипп, - сказала Торренс, доливая ему виски. – Ни ты, ни Лукас не пострадаете. Его арест лишь повод поговорить с его отцом. Филипп ждал инструкций. Что-то о вкусах Лукаса, о том, как стоит себя вести, чтобы ему понравиться. Но их не последовало. Возможно, Торренс впервые подкладывала кого-то в чужую постель. - Я постелила тебе на диване, - сказала Торренс. - Хорошо, - Филипп встал со стула. От усталости он будто потяжелел на сто килограмм. Почти наверняка, Торренс не рассказала Филиппу всей правды. Возможно, его обманывают в деталях, возможно, вся охота на убийц сенатора выдумка, и на кону совсем другие ставки. Но какими бы они не были, для Филиппа мало что изменится. Эти люди, Торренс и Кейн, отправят его в тюрьму, если он не будет слушаться. Или… Филипп взглядом измерил расстояние от дивана до окна. Кейн ждал внизу. Филипп вспомнил его руку на своей шее, удар. Филипп верил его угрозам. Кейн мог его забить до смерти. А Филипп слишком сильно хотел жить. Во сне Филиппа избивал Лукас. Бил ногами и что-то кричал. А потом Филипп смывал с себя кровь в своей квартире и чувствовал себя почти счастливым. *** Филипп редко встречался с мужчинами днем. Но Торренс и Кейн сказали, что Лукас учится в университете и посреди недели не ходит по клубам. Было четыре тридцать. Солнце выглянуло из-за туч и облизало окна многоэтажек. Время переполненных супермаркетов и забитых автобусов. Время прогулок с колясками и собаками. Филипп чувствовал себя по-дурацки, как перед встречей со своим первым клиентом. Он гадал насколько сильно дневной Лукас отличается от ночного. Чем дольше Филипп рассматривал студентов, тем больше убеждался в мысли, что днем ему нечем заинтересовать Лукаса. Лукас появился ближе к пяти. В компании друзей. Смеясь, он закидывал назад голову. На ходу постоянно проверял телефон. Возможно, он ждал звонка? Возможно, у него был постоянный любовник? Девчонка с длинными черными локонами повисла у Лукаса на шее, на миг оторвав ноги от асфальта. Где-то засигналила машина, заплакал ребенок. Лукас стукнул какого-то здоровяка в плечо, обнял за шею задохлика в очках. Этим ребятам было весело. Им было о чем с друг другом поговорить. Засунув руки в карманы джинсов, Филипп ждал на другой стороне улицы. Он спрятался под навесом булочной так, чтобы Лукас его не заметил. Плечо оттягивала сумка с четырьмя килограммами героина. Почему эта дрянь зеленого цвета, спросил Филипп, когда присмотрелся к пакетам. Ни Торренс, ни Кейн ему не ответили. Лукас перебежал улицу. Филипп вышел из своего укрытия и двинулся ему навстречу. Лукас смотрел на экран своего телефона. Спадавшие на лицо волосы почти полностью закрывали его лицо. Узкая светлая майка обтягивала грудь. Филипп отметил, что Лукас принадлежит к тому типу мужчин, который нравится ему больше всего. Выше его ростом, чтобы приходилось закидывать голову, целуясь, достаточно худой, чтобы разница в росте не внушала угрозу. Женщина с пятью маленькими собаками перегородила пешеходный переход. Над полуподземным баром рабочий в безрукавке менял буквы на вывеске. Из музыкального магазина раздавались звуки саксофона. Филипп толкнул Лукаса плечом. На миг они замерли, разглядывая друг друга. Подвижная мимика Лукаса сообщила Филиппу, что Лукас усиленно пытается вспомнить его имя. - Филипп? - Ага, - его позабавило, как Лукас расцвел в улыбке. Искренней и яркой. Когда видишь такую вблизи, ее легко принять на свой счет. Лукас все еще держал в руках телефон. Он сделал странный жест. То ли хотел пожать Филиппу руку, то ли схватить его за футболку. - Как жизнь, Лукас? – Филипп улыбнулся, и Лукас перехватил его локоть. - Почему ты вчера свалил, не попращавшись? Я думал, ты примешь душ, и мы вместе позавтракаем. Было так рано. У нас впереди было целые воскресенье. Когда я увидел тебя из окна, я звал тебя, но ты не услышал… Лукас слишком много болтал. Слишком радовался случайной встрече. Это раздражало. - Ты спешишь? Работаешь здесь неподалеку? Где ты живешь? Тебя кто-то ждет? Давай выпьем вместе. Тут вниз по улице есть бар. Он работает с одиннадцати дня, прикинь? Всего лишь полчаса, а потом я отвезу тебя куда скажешь, - подвижное лицо Лукаса приняло просящее выражение. - Я никуда не спешу. - Фух, - выдохнул Лукас. – Ты свалил, ничего не сказал и не оставил свой номер телефона. Я уже думал, что сделал что-то не так. Его волнение начало забавлять Филиппа. - Ты обмениваешься номерами телефонов со всеми, кого цепляешь в клубе? - Если ты не обедал, там дают охренительные куриные крылышки к пиву, - пропуская мимо ушей его вопрос, Лукас притянул Филиппа к себе и приобнял за плечи. – Знаешь такие хрустящие с острым соусом. Или ты не ешь острое? – Лукас заглянул Филиппу в глаза и соскочил взглядом на губы. – Когда ты свалил у меня было отвратительное воскресенье. Мой папаша выебал мне мозги благотворительным обедом в собачьем приюте. Прикинь, они там обучают дворняг- поводырей, а потом втюхивают их слепым. Иначе в наше время никто не возьмет собаку из приюта. Когда я был в младшей школе, все мои одноклассники брали собак из приюта. Ты любишь собак? -Ненавижу, - ответил Филипп, не задумываясь над вопросом, из духа противоречия. Просто чтобы заткнуть Лукаса. Лукас снова не расслышал его ответ или не пожелал реагировать. Самовлюбленный болван, он потянул Филиппа к стеклянной двери. - Сюда, - протискиваясь внутрь, Лукас положил обе ладони на плечи Филиппу. – Ты уже бывал здесь? Нет? Хозяин старый псих влюбленный в древние автобусы. Клянется, что все диваны понадергивал из настоящих автобусов. Пол покрывал черно-белый кафель. На стенах висели фотографии винтажных машин. Гоночные болиды пятидесятых и неповоротливые трамваи двадцатых. Кожа на диванах была достаточно потертой, чтобы поверить в рекламную сказку. Круглая доска стола лежала на четырех автомобильных покрышках размером с колеса грузовика. Филипп провел по профилю пальцем. - Все прочно, не развалится. Шины надеты на три железных шеста и склеены вместе, - Лукас заметил его жест. – Я проверял. Однажды напился настолько, что решил разобрать эту пирамиду. - И что сказал хозяин? – усмехнулся Филипп. - Что я долбоеб? – Лукас смотрел на Филиппа вопросительно. – Тебе нравится здесь? Или уже хочешь свалить? Тут в округе до хера мест побанальней и постандартней. Если тебя пугает старый хлам… Есть люди, которых старьё пугает до усрачки. - Нет, Лукас. Все нормально. То есть будет нормально, если здесь нам дадут хорошее пиво. - Ты еще не все видел, - Лукас кивнул в сторону узкого коридора. На уровне выключателя болтались указатели туалетов в виде дорожных знаков. – В туалетах здесь маленькие рули на всех кранах. Знаешь, такие как на коллекционных моделях мерседесов в салонах. Лукас снова таращился на губы Филиппа. Скользнул взглядом вниз к его паху. Похоже, упоминание туалетов навело его на пошлые мысли. Филипп захотел проверить догадку. - Мне кажется, я только что прочитал твои мысли, - сказал он, оглядываясь на туалеты. Лукас покраснел и закусил губу, смеясь над самим собой. Выглядел он при этом как невинный школьник, которому еще никто и никогда не отсасывал в туалете. На миг Филиппу захотелось затащить Лукаса в туалет. Но тогда Лукас не пригласит его к себе домой. Чертова сумка отягивала плечо Филиппа. Лукас заметил, как он поежился, и перехвати лямку. - Давай сумку сюда, - он скинул ее на свою около дивана из автобуса. Сиденье было жестким. Спиной Филипп чувствовал грубые швы на обивке. Лукас дернул за рычаг сбоку. Спинка откинулась назад так резко, что Филипп перестал дышать от неожиданности. - Прости-прости, я не хотел тебя напугать, - Лукас навис над ним. Совсем как вчера утром, у себя дома, в своей постели. - Тебе здесь очень нравится? - Можно, я тебя поцелую? Если у Филиппа и были фетиши, то определенно это были такие вопросы. Вместо ответа он кивнул, положил руку на грудь Лукаса и задел сосок через тонкую ткань футболки. Когда Лукас прижался к его губам, Филипп почувствовал, как сердце Лукаса бьется ему в ладонь. Он думал, что это будет быстрый короткий поцелуй. Вокруг были люди. Компания студентов шуршала распечатками в трех столах от них. Двое женщин сосали коктейли через гофрированные длинные трубки. Но Лукас раздвинул губы Филиппа и протолкнул язык ему в рот. Филипп открыл глаза, увидел дрожащие ресницы Лукаса, морщинки на его лбу, втянутые щеки, круглые лампы над его головой и будто увидел себя со стороны. Его целовали и подминали под себя бесчисленное множество раз. Некоторые клиенты даже поцелуи записывали на камеру. Минус всех дневных свиданий – невозможность полностью отключить голову. Филипп надавил Лукасу на грудь. - Перестань, если не хочешь, чтобы я кончил прямо сейчас, - прошептал он. Еще одна уловка. Всем мужчинам нравилось слышать, что Филипп готов кончить только от их поцелуев и непрямой стимуляции. Иногда этой фразой можно было прекратить неприятные ласки. Но никогда этот фокус не срабатывал дважды за вечер. - Правда? – глаза Лукаса широко распахнулись, дыхание сбилось. – Ты мог бы кончить, не прикасаясь к себе? - Пересмотрел порно и думаешь, что это приятно? – сказал Филипп резче, чем хотел бы. С клиентами он себе такого не позволял. Но он уже три года как не трахался за деньги и отвык следить за каждым своим словом. Привязался к своей свободе. Мнимой, как доказали вчера Кейн и Торренс. Лукас не обратил внимания на его резкость. - Я порно последний раз смотрел в тринадцать лет, - Лукас мазнул пальцем по кончику носа Филиппа. - Я шлюха, - Филипп сжал зубы и прямо посмотрел на Лукаса. Еще миг, еще один вдох, одно моргание, и он расскажет Лукасу, кто и зачем подстроил их встречу. Или Лукас сам догадается. Оттолкнет его. Прогонит. Может, ударит? Все что угодно, лишь бы Филипп мог освободиться от этой мерзкой ситуации, и ему не пришлось исполнять дурацкие приказы Кейна и Торренс. - Значит я не буду трахать тебя без презерватива, - Лукас усмехнулся, предпочитая принять слова Филиппа за шутку. – И не дам себя трахать без презерватива. Спасибо, что предупредил. На этот раз поцелуй был нежным и мимолетным. Когда губы Лукаса коснулись уголка губ Филиппа, он почувствовал опустошение. Отчаянное желание сопротивляться пропало так же резко, как и появилось. Лукас выровнял спинку сиденья, непрерывно спрашивая у Филиппа удобно ли ему. - Эй, Лукас! – окликнул бармен. - О, привет, Чак! Знакомься это Филипп, Филипп, это Чак. Повернутый на старых автобусах фрик, о котором я тебе говорил. Чак вовсе не был стариком. Подтянутый мужчина лет пятидесяти. В постели такие обычно держатся полчаса а то и больше, прежде чем кончить. Блядь, оборвал себя Филипп, он что сегодня целый день быдет вспоминать о прошлом? Ситуация, в которую засунули его Кейн и Торренс, располагала к этому. Чак и Лукас похоже давно дружили. Позволяли друг другу не только взаимные подколы, но и знали об интересах друг друга. - Я тебе вчера эмайл кинул. Ты видел? – спросил Чак Лукаса. - Еще бы. Запись не очень, но стерео зачетное, - Лукас поднял вверх большой палец и тут же повернулся к Филиппу. – Ты должен это увидеть. Подожди. Сейчас, - Лукас порылся в свой сумке, извлек и запустил планшет. – Это Дэвид Блейн, чувак сорок четыре дня провисел над Темзой в стеклянном ящике. Без еды, минимум воды. Только трубки для отвода испражнений. Почти без сна. Все время на виду у толпы. На экране покачивался серый кубик над серой водой под серым небом. Размытая фигура внутри выглядела крупной дохлой рыбой. - Это любительская съемка, - пояснил Лукас. – Самое ценное в ней не картинка, а разговоры. Вот смотри, это картинка получше. Здесь он же стоит на двадцати метровой колоне. Эксперимент длился тридцать часов. Чуваку нравится балансировать на грани возможного, узнавая свои пределы. Филипп смотрел на Лукаса. Уголки его губ подергивались, как когда он вколачивался в Филиппа утром в своей квартире. Лукас перехватил его взгляд. - Я работу по ним пишу. По уличным акциям. Чак принес поднос с пивом и закусками. Ненадолго его тень закрыла свет. Прозрачно-голубые глаза Лукаса стали вдруг серыми. Как небо на Темзой и вода в ней. Филипп почувствовал себя запертым в стеклянном кубе. - Чак, а можно мне виски? – Филипп поднял руку. Он опустошил два стакана, пока Лукас листал картинки и рассказывал. - Филипп, - Лукас коснулся его пальцев, глядя на его костяшки, предложил. – Ты не хочешь сегодня поехать ко мне? Вместо ответа Филипп сделал глоток из своего стакана, а потом взял лицо Лукаса в ладони, прижался губами к губам и влил виски ему в рот. Когда они ехали в машине, Филипп разглядывал волоски на предплечье Лукаса. Он не узнал холл дома, лифт и квартиру Лукаса. Все было просторней и светлей, чем он помнил. Даже окна далеки от стандарта. Филипп мог бы встать на подоконник и выпрямиться в полный рост. Он прикоснулся к стеклу. - У тебя есть выпить? – спросил он и обернулся. Он хотел посмотреть на Лукаса, но взгляд зацепился за сумку с четырьмя килограммами героина, брошенную в коридоре. - Есть, - Лукас подошел к окну с бутылкой, но без бокалов. – Только ты пить не будешь, будешь поить меня. Он сел на подоконник перед Филиппом. Мягкий свет заходящего солнца подчеркнул довольную улыбку Лукаса. Филипп сделал глоток и наклонился к нему. Лукас тут же впился в его губы, высосал виски и слизал его вкус с языка, полностью заменив своим. Еще один глоток, и Лукас обхватил лицо Филиппа, притягивая и направляя. Лукас выглядел так, будто его мучила жажда. Глядя на него сверху вниз, Филипп протиснул колено между его бедер. Лукас охнул, капля виски побежала по его подбородку, и Филипп слизал ее. Поцелуи стали глубже, дольше, настойчивее. - Филипп… - Лукас силился что-то сказать, но похоже не мог собраться с мыслями. - Хочешь перебраться на кровать? Лукас засмеялся и вжался лбом в его грудь. Филипп смотрел на его светлые волосы и чувствовал себя странно. Он провел пальцами по шее Лукаса и погладил его спину. - Хочу, чтобы ты разделся, - услышал Филипп свой голос. Лукас встал на ноги и потянул Филиппа за собой. Скинув футболку, Лукас сел на край кровати и поставил Филиппа между своих разведенных ног. - Хочу отсосать тебе, как ты отсосал мне в такси, - Лукас спустил его джинсы, а Филипп снял майку. - Не думал, что ты запомнил. Ты был такой обдолбанный. - У меня феноменальная память. Я помню даже в какую сторону дул ветер, когда мы вышли из клуба. Филипп засмеялся и подавился смехом, когда Лукас взял в рот его член. Он закрыл глаза, втянул щеки. Пальцы Лукаса погладили поясницу Филиппа и опустились на его задницу. Лукас дышал тяжело, ерзал на кровати, разводил шире колени, стремясь уменьшить давление ширинки на возбужденный член. Филипп опустил руки ему на плечи, погладил большими пальцами шею и на пробу коснулся макушки. - Да, - протянул Лукас, не выпуская изо рта член. Филипп запустил пальцы ему в волосы, поймал ладонью ритм, с каким Лукас двигал головой. Дождался, когда Лукас подастся назад, и надавил на его макушку, надевая его на себя. Лукас довольным стоном завибрировал вокруг его члена и со всей силы вжал пальцы ему в задницу. Филипп пошатнулся, снова притянул голову Лукаса к своему паху и расставил шире ноги, позволяя Лукасу дотронуться до своей дырки. Лукас гладил и давил на края, но пока не пытался засунуть палец в Филиппа. Еще раз поцеловав член Филиппа, он отстранился, - его губы блестели от слюны - достал из-под кровати тюбик смазки и вопросительно посмотрел на Филиппа. - Да, - прошептал Филипп и понял, что у него пропал голос. Самым трудным было устоять на ногах. Не дергаться, не крутиться, пока Лукас одновременно облизывал его член и разрабатывал задницу. Филипп сам не понял, когда наклонился вперед и прижался животом к макушке Лукаса. - Сними джинсы, - всхлипнул Филипп, когда пальцы Лукаса очередной раз задели простату. Лукас отпустил его, и Филипп едва не упал. Он переступил с ноги на ногу и он пьяно улыбнулся. - Сядь на меня, - Лукас сбросил джинсы и упал на спину. Филипп уперся руками в матрас с двух сторон от его головы. - Дальше, заберись дальше на кровать. Не понимая его, Лукас потянулся за поцелуем. И только когда Филипп сел ему на живот, догадался подвинуться. Филипп отстранился от его губ. Лукас обхватил его член. Гладил, мял и шипел через стиснутые зубы, пока Филипп опускался на него. - Замри, - просипел Лукас и вильнул бедрами. – Не двигайся. Филипп сжимал коленями его бока, ощущал под задницей его яйца и дрожь бёдер. Лукас толкался в него глубоко и плавно и старался дрочить ему в том же ритме, но у него ничего не получалось. Наконец он сдался, уложил Филиппа на себя и задвигался быстро и резко, беспорядочно кусая губы Филиппа и постанывая. Это было почти как ночью. Внутри Филиппа все горело. Ему было мало и много одновременно. Он трахал рот Лукаса языком и чувствовал, толчки Лукаса внутри. - Я скоро, - простонал Лукас. – А ты? - Мммм... Филиппу показалось, или в глазах Лукаса мелькнуло разочарование? В следующую минуту, он столкнул Филиппа с себя. Филипп упал на спину, и когда Лукас навис над ним, приглашающе расставил ноги. Но Лукас соединил его колени и перевернул его на бок. Пристроившись сзади, он сгреб в кулак член Филиппа. - Давай, - прошипел Лукас, прикусывая зубами мочку его уха. Он не разомкнул зубы и не ослабил хватку, когда начал двигаться. Филипп изгибался в его руках, цеплялся за его бедро и откидывал назад голову, стараясь поймать губами его рот. Он хрипел, когда кончал. А Лукас сосал и кусал его ухо, пока его член внутри Филиппа не обмяк. - Это было круче, чем в прошлый раз, - объявил Лукас. - Круче, - эхом повторил Филипп, смущенный тем, что Лукас его не отпускает и продолжает крепко прижимать к себе. - Я хочу запереть тебя в своей квартире, отобрать у тебя одежду и никуда не выпускать. - Да, это было бы хорошо, - Филипп закрыл глаза. Лукас погладил его спину и ягодицу. - Откуда у тебя шрам на жопе? - Сел на перочинный нож. - Хочешь есть? Выпить? - Выпить. Солнце спряталось за соседними домами. Полумрак опутал руки и спину Лукаса, когда он потянулся за бутылкой. Они сидели посреди кровати и передавали бутылку друг другу. Несколько глотков, и Лукас поймал лицо Филиппа в ладони и влил губами виски ему в рот. Филипп засмеялся. Во рту у Лукаса виски нагрелся и изменил вкус. - Что? – спросил Лукас. – Что? Но Филипп продолжал смеяться. Комната прыгала у него перед глазами. Впервые за долгое время он не мог отличить истерику от опьянения. У Филиппа болел живот от дурацкого смеха, когда Лукас навалился на него. Он продолжал спрашивать «Что?» улыбался, кусался, а потом закинул ноги Филиппа себе на плечи. И Филипп не мог больше смеяться, лишь дрожать, хватать ртом воздух и смотреть в глаза Лукаса. - На следующие выходные мы с друзьями собираемся на Ибицу, - сказал Лукас, когда полностью стемнело. – Поедешь со мной? - Да. - Там есть клуб, где танцуют голышом, - пробормотал Лукас, притягивая Филиппа к себе. – Тебе понравится. Как в кафе он щелкнул Филиппа по носу. Они заснули прижимаясь друг к другу. А в три часа Филипп проснулся с колотящимся сердце. Где-то далеко выла сирена скорой помощи. Филипп скатился с кровати и подхватил свою одежду. Пересохшее горло чесалось так сильно, что все силы уходили на борьбу с подступающим кашлем. Из-за этого Филипп не помнил, как оделся, добрался до коридора и взял сумку. Более-менее он пришел в себя, когда сложил четыре пакета под мойкой. Он действовал в темноте. Мысль, что нужно оставить Лукасу записку вспыхнула в сознании яркой вспышкой. В первом же ящике Филипп нашел ручку и бумагу. «Под мойкой героин, спусти его в унитаз». Он положил записку на подушку прямо перед лицом Лукаса. Что будет, если во сне Лукас перевернется, скинет ее или накроет одеялом? Филипп разбудит его. Достаточно громко хлопнуть входной деверью. Он же проснулся, услышав сирену на улице. Но когда он закрыл дверь, ему показалось что удар вышел приглушенным, и Филипп запаниковал. Спускаясь вниз по лестнице - ехать одному в лифте все равно, что снова оказаться запертым в душной комнате для допросов – он уговаривал себя, что хлопок двери показался ему тихим из-за звона в ушах. Он пьян и размыто воспринимает окружающее. Он споткнулся в холле, коснулся рукой гладкого и влажного листа пальмы. На улице дул теплый ветер. Над домами растянулся звездный навес. Застывшие под фонарями машины напоминали слетевшихся на свет гигантских насекомых с блестящими спинками. - Филипп, - джип Торренс подкатился почти беззвучно. Или винить в этом стоило пьяное восприятие Филиппа? - Я хочу купить выпить, - Филипп запустил руки в карманы, нащупал смятые купюры. Пару часов назад Торренс и Кейн дали ему деньги, чтобы он пригласил Лукаса выпить. - Сядь в машину. - Здесь недалеко есть ночной магазин. - Я подвезу тебя. Он замер, уставившись на сидящую за рулем Торренс. Холодный взгляд, мягкие волны волос, спокойный голос. «Почему после смерти матери ты продолжал заниматься проституцией?» - вспомнил Филипп ее слова и мгновенно вспотел. Он идиот. У него был выход тогда, у него был выход сейчас. И оба раза он оказался слишком туп и напуган, чтобы его отыскать. Филипп сел в машину, дверь хлопнула оглушительно громко. - Пристегнись, - сказала Торренс. – Ты поступил правильно. Лукасу ничего не угрожает. Немного испуга, кратковременное неудобство, пропущенный учебный день. Мы всего лишь хотим поговорить с его отцом. - Заткнись. Машина вкатилась на парковку перед ночным магазином – узкий плац с разбитым асфальтом. Дверь магазина была заклеена плакатами с рекламой соусов. Торренс вышла и щелкнула брелком, запирая Филиппа в машине. Только теперь он заметил, что в спешке натянул на себя футболку Лукаса. Он был слишком пьян и разбит, чтобы обращать внимание на такие мелочи. В квартиру Торренс они вернулись с большим белым пакетом. Спиртное и готовые сандвичи. Филипп отказался от второго и присосался к бутылке. Торренс рассхаживала по комнате. У Филиппа болела голова от ее маятниковых движений. Через час раздался звонок. Соскальзывая в сон, Филипп слышал, как Торренс отрывисто отвечает. Он проснулся на рассвете, едва ли проспав несколько часов. Торренс сидела за ноутбком и выглядела так, будто вообще не ложилась. Она даже не посмотрела на Филиппа, когда он прошел в ванную и назад. Чтобы хоть чем-то себя занять Филипп включил телевизор. В студиях утрених программ на трех каналах подряд стояли вазы с цветами. Ведущие все как один облачились в светлое. Экран посерел с появлением выпуска новостей. Горящий дом, перевернутая машина. Тела, накрытые белыми простынями. Филипп насчитал шестнадцать, прежде чем до него дошел смысл сообщения. «Это похоже на передел территории, выяснение отношений между двумя преступными группировками. По свидетельствам нашего скрытого источника в конфликт замешан Бо Вальденбек и его партнер, который контролирует траффик наркотиков по штату. Предположительно, причиной разборок мог стать арест сына Вальденбека с большой партией героина». - Выключи, - попросила Торренс и села на край дивана рядом с Филиппом. – Ты все сделал правильно. Эти люди много раз нарушали закон и уходили от ответственности. Кейн проследит за тем, чтобы Лукас оставался в участке. Там сейчас для него безопасней, чем на свободе. *** - Проклятье, Лукас, просто скажи, как эта дрянь попала к тебе! – Бо Вальденбек хлопнул ладонью по столу. - Это что допрос? Я рассчитывал, что ты меня сначала вытащишь из этого клоповника, а потом будешь задавать вопросы, - Лукас посмотрел на стены. В комнате не было ни одного окна. В каком-то смысле это было хуже камеры, в которой он провел четыре часа. - Это единственная комната, где мы можем спокойно поговорить, пока Паркер возится с бумагами, - вздохнул Бо. Уставший и напряженный. Лукас довольно хорошо знал отца, чтобы понять, что он сдерживает ярость. Никогда прежде Бо не злился так на Лукаса. - Что происходит? – спросил Лукас. – Дело ведь не только в моем аресте? - «Зеленый кал», дерьмо, которое у тебя нашли в доме. Четыре килограмма из восьмидесяти исчезнувших. Экспериментальная партия. Мы с Тиберием собирались запустить его в продажу, но полиция накрыла курьера. Теперь, после того, как наркотики всплыли у тебя, Тиб считает, что я обманул его. И полицейские работали на меня. Когда полицейские вломились в квартиру Лукаса и нашли наркотики, они даже не дали ему взглянуть на них вблизи. Все, что он заметил странный зеленый цвет пакетов. - Два часа назад Тиб перестрелял моих людей, которые торговали на Сатен-Айленде. Это объявление войны. Тот, кто подставил тебя, подставил меня. Я предполагаю, что за этим стоят полицейские, но мне нужно знать всю цепочку. Кто принес это дерьмо в твой дом? Или если ты сам притащил это, где ты его взял. Купил? Я думал тебя не интересует семейный бизнес? - Не интересует. - Тогда каким образом у тебя в квартире очутилось четыре килограмма героина? - Я не знаю. «Я шлюха», - сказал Филипп в кафе. Шлюха, ублюдок, обманщик, крыса, предатель, Лукас закрыл глаза и увидел его. Задыхающегося, стонущего, податливого и дрожащего от каждого прикосновения. Если Лукас выдаст Филиппа отцу, Бо убьет его. - Я не знаю. Возможно, кто-то проник в мою квартиру, когда я был в университете. Возможно, кто-то подкупил швейцара. Клянусь, отец, я ничего об этом не знаю. Паркер распахнул дверь. Как по испорченному телефону по пустому коридору за его спиной потек шум: голоса, звонки, звуки отодвигаемой мебели. - Что сказал комиссар? Мы можем уйти отсюда? – проворчал Бо. Паркер кивнул. Лукас вышел за ними в коридор, провел рукой по волосам. Голова гудела с похмелья. Темные разводы на джинсах напоминали пятна машинного масла. Им пахло в фургоне, в который Лукаса засунули полицейские. Когда они вломились в его квартиру, они запретили Лукасу трогать телефон, не позволили даже в одиночестве помочиться и одеться. Он напялил первое, что попалось под руку: свои валявшиеся на полу джинсы и футболку Филиппа. Сидя в камере от нервов и нечего делать, он вытягивал нитки из ее швов. - Ты выяснил, кто руководил арестом? - Бо повернул голову к Паркеру. Лукас шел сзади и смотрел на их спины. Они говорят о моем аресте, с опозданием дошло до него. - Детектив Кейн, - ответил Паркер. Из коридора они перешли в общий зал участка. Толстуха в полицейской форме поила водой из бумажного стаканчика наркомана со скованными наручниками трясущимися руками. От обоих несло блевотиной. Трое молодых офицеров играли с рациями. У пластиковой стойки пятеро цивилов что-то выпрашивали у занятого бумагами очкарика. На улице ярко светило солнце. Машины едва ползли, пешеходы упражнялись в спортивной ходьбе. На входе в метро негр продавал газеты. - Садись, - сказал Бо, не глядя на Лукаса. Лукас понимал, что тормозит, двигается раздражающе медленно, но ничего не мог с собой поделать. Плюхнувшись на заднее сиденье «БМВ» он сцепил руки в замок. Его морозило и тошнило. Он жмурился всякий раз, когда яркое солнце отражалось в окнах машины. Пока они катились от перекрестка к перекрестку, Бо говорил по телефону. Раздавал приказы. Четко и отрывисто. Лукас не слушал. Лишь когда Бо повернулся и посмотрел мимо него, Лукас заметил машину охраны позади. На 21-авеню около светофора среди серых костюмов стояла женщина с ярко салатовой почти святящейся коляской. Лукас вздохнул, улица вокруг вспыхнула, стекла рассыпались и "БМВ" взлетел над дорогой. Взрывная волна ударила Лукаса по ушам и сдавила грудь. Машина перевернулась, проехалась на крыше и врезалась в людей на тротуаре. На передних сиденьях Бо и Паркер дергались и открывали рты. Первому взрыв оторвал ухо, второму - разворотил живот. Кто-то схватил Лукаса за шиворот, вытащил из машины и бросил рядом с перевернутой салатовой коляской. Асфальт был горячим. Вокруг ползали и бегали люди, шатались здания. Двое охранников из второй машины сломали двери «БМВ», чтобы вытащить Бо. Его полосатая рубашка была залита кровью. И Лукас не мог понять его отца это кровь или Паркера. Через сломанную переднюю дверь охранники вытащили и его. От груди до колен его тело стало одной большой раной. Дымящиеся лоскуты одежды застряли в дрожащих кишках. Лужа крови вокруг стремительно росла. Когда она коснулась пальцев Лукаса, он инстинктивно попятился, будто испугался, что она поглотит его. Он налетел на перевернутую коляску, угодил рукой во что-то мягкое, мокрое и липкое. Бо сжал плечо Лукаса так сильно, что Лукас едва не потерял сознание от боли. Или от ужаса? Лукас ничего не слышал кроме своего свистящего дыхания. Один из охранников потянул его за руку, пытаясь поставить на ноги, второй надавил ему на голову, прижимая к земле. Слева и справа появились вспышки. Лукаса вырвало из-за запаха крови, гари и пороха. Ему потребовалось время, чтобы понять, что охранники отстреливаются от кого-то на другой стороне улицы. Бо оскалился, переступил через лежащую на земле женщину - задранная юбка, пятна крови на бедрах. Один из охранников схватил Лукаса за локоть и поволок следом за Бо за угол, вдоль стены к двери торгового центра. Из-за ветра светлые волосы охранника встали дыбом. Лукас заметил кровь на его плече, обернулся, чтобы посмотреть на второго охранника, но увидел только разбегающуюся толпу. Впереди и позади он видел испуганные лица и открытые рты, но все еще не слышал звуков. Лукас заметил, как рухнул и захлебнулся кровью мужчина в спортивной куртке, и понял, что стрельба продолжается. Он упал рядом с отцом на пол, над ними от пуль разлетались витрины и манекены. На спину посыпались осколки стекла, пластмассовые руки и головы. Один из осколков врезался в шею Бо. Бо недовольно скривился и вытащил его. Из раны хлынула кровь. Много крови, она выходила толчками и заливала все вокруг: мраморный пол, лицо и руки Лукаса. Он смотрел в глаза отцу и не понимал, что происходит. Бо не выглядел так, будто умирал. Удивленный, раздраженный, но никак не умирающий. Лукас попытался зажать рану рукой, но пальцы увязли в ней. Он впивался в кожу отца даже, когда у него потухли глаза. Кто-то подхватил Лукаса под живот и потащил прочь. Он бежал, не понимая, как у него это получается. Не понимая куда. Вместе с белобрысым охранником они вывалились на заваленный окурками двор. Здесь Лукас услышал первый после взрыва звук – завывание полицейских сирены. Охранник хлопнул Лукаса по щеке. Вместе они протиснулись мимо вонючих мусорных контейнеров. Кто-то что-то орал с балкона, пока белобрысый охранник выбивал окно зеленого пикапа и взламывал коробку передач. Падая на сиденье, Лукас почувствовал, как десятки осколков впиваются в спину, задницу и бедра. Он провел рукой по лицу и понял, что утыкан стеклом, как еж иголками. К нему вернулся слух, но не голос. Горло Лукаса сокращалось снова и снова, но он не мог даже вытолкать из себя стон. Они пролетели перекресток на красный свет, поцарапали крыло о почтовый фургон. Все вокруг скрежетало и стонало, Лукас все еще слышал выстрелы. На фоне этого шума голос белобрысого охранника звучал шепотом. Он шептал о какой-то чепухе: банковские счета на другое имя, деньги, которыми может воспользоваться Лукас, билеты на самолет, который увезет его… Лукас не понял куда. - Они убили моего отца. Они убили… По пешеходному переходу перед ними катилась ярко салатовая коляска. Белобрысый водитель ударил по тормозам. Лукас смотрел на коляску и не мог вздохнуть. Они приехали в гараж на набережной. По воде плавали пятна грязи, по асфальту катились старые газеты. Бездомный в двадцати шагах от гаража рылся перепачканными кровью или кетчупом пальцами в бумажном пакете. Белобрысый охранник сказал, что его зовут Тим. Он родился в канадском Монреале. Десять лет играл в хоккей и переехал в Нью-Йорк, чтобы учить играть детей в местном клубе, а через пару лет променял это на работу у Бо. Тим рассказывал о себе, пока доставал осколки стекла из Лукаса. Ему пришлось полностью раздеться для этого, стекло было даже в трусах, носках и кроссовках Лукаса. Потом Лукас закрыл на минуту глаза, и очнулся поздно вечером. Под потолком гаража болталась лампа. Угнанная машина исчезла. На ее месте появились две новые «Ауди». Некоторых из людей, работавших на Бо, Лукас знал в лицо, некоторых на уровне рукопожатия. Сейчас он смотрел на них, как на актеров на странной сцене. Разговоры их напоминали радиопередачу. При чем радио явно работало в соседней комнате, Лукас многое не слышал и не понимал. - Это сделали полицейские! – закричал бородач, который возил Лукаса в школу, когда он был маленьким. - Они подловили Бо как идиота, - пробубнила широкая спина, обтянутая серым костюмом. - Из-за Лукаса. - Возможно, Лукас в сговоре с полицейскими. Он же еще мальчишка. Может, полицейские навешали ему лапшу на уши, уговорили подставить папашу? - Мы это уже обсуждали. Скорей всего, Лукас ничего не знал. - Откуда эта уверенность? Он же всегда нос воротил от отцовских дел. Никто его толком не знает! - Ага, он просто случайно притащил к себе домой торчка с четырьмя килограммами конфискованного героина. От этой истории воняет. Не удивлен, что Тиб не верит этому бреду. - Его люди спалили нашу лабораторию за городом. - Насрать на лабораторию! Они перестреляли всех в притоне на Мирт-стрит, положили и шлюх, и клиентов. - Сначала Тиб хотел получить свой героин или денежную компенсацию. Бо надо было с ним договориться, а потом выяснять кто, кого подставил. Бо сгубила его гордость. Сранный турок не смеет обвинять меня во лжи. - Какого хера все деньги со швейцарского счета должны достаться Лукасу? – спросил бухгалтер Бо. – Мы не оставим сыночка Бо с голой жопой, но большую часть этих денег заработали для Бо мы. А сейчас из-за его проеба, из-за ошибки его ублюдка мы все рискуем. - Ставлю тысячу на то, что Лукас был в курсе. - Заткнись. - Надо расправиться с полицейскими, - сказал человек с покрасневшими веками. - Это больше не наша проблема. - Если Тиберий ищет свой «зеленый кал», пусть сам суетится! - Пусть сам разбирается и с полицейскими, и с Лукасом. В конце концов, он последний, кто видел гребанный «зеленый кал». - Завали ебало, Маркус. Вспомни, что Бо для тебя сделал. - А что я для него сделал? Мы давно в расчете! А теперь из-за его ублюдочного сына Тиберий громит мои притоны. Да я за этот день потерял все, что заработал за последние пять лет. - Тим, - позвал Лукас. – Я сейчас сблюю, мне нужно на улицу. Охранник подставил ему плечо. Зачем Лукас понял только когда едва не упал, вставая с раскладушки. На свежем воздухе голова кружилась меньше. Небо было черным как вода в заливе. Четыре фонаря на набережной не рассеивали темноту, а только подчеркивали её: за причалом, между гаражами и машинами. Где-то выли пожарные сирены, визжали тормоза и клаксоны, играла музыка. Лукас никак не мог узнать песню. Что-то популярное, но из другой жизни. Поежившись от холода, Лукас обхватил плечи руками. Ни о чем не думая, зацепил пальцем торчащую из рукава нитку и потянул. То же самое он делал в полицейском участке. Тогда это успокаивало, теперь напоминало, что Лукас о чем-то забыл. - Я узнал адреса полицейских. Кейна и Торренс, - сказал Тим. Он стоял рядом, засунув руки в карманы. Только теперь Лукас заметил, что пока он валялся в отключке, Тим успел перевязать свое раненное плечо и разжиться чистой одеждой. Он смотрел на Лукаса с сочувствием. В знак поддержки положил руку ему на плечо. – Я знаю, где живут полицейские, которые подставили тебя. Лукас смотрел на него и не мог определить сколько Тиму лет. Сорок? Пятьдесят? Неизвестно откуда взялась мысль, что сам Лукас не доживет до пятидесяти. - Я думал ты захочешь с ними поговорить, - Тим поддерживал Лукаса как умел. - Да, поехали, - Лукас не узнал собственного голоса. – Я хочу понять, что произошло. Я хочу… Он не знал, чего хотел. Хотел так сильно и отчаянно, что у него ныло в груди и сводило горло. Повернуть время вспять, проснуться и понять, что все что случилось сегодня было кошмарным сном? - Тебе бы переодеться. Держи. Тим снял с себя клетчатую рубашку. Она была велика Лукасу, но отлично скрыла пятна крови на его одежде. Они выпили кофе и съели по куску подсохшей пиццы в забегаловке на набережной. Потертые стулья, разводы на окнах, официантка с потекшей косметикой. Лукас помочился и умылся холодной водой в туалете с разбитым писсуаром. Глянув на свое отражение в мутном зеркале – щеки и лоб покрыты мелкими царапинами, будто кто-то исчиркал его лицо ручкой - он зажмурился и против воли мысленно перенесся в свою квартиру. Он снова сидел на подоконнике, а Филипп поил его виски из своего рта. - Торренс живет в трех кварталах отсюда. Район для неудачников и полицейских, как говорит моя жена. Лукас уставился на Тима. У него есть семья. Дом и семья, куда он может вернуться. Все то, чего Лукас лишился сегодня. Есть ли у Тима дети? Младше они или старше Лукаса? А может, его ровесники? Как Тим они играли в хоккей или как он работали на Бо? Лукас затаил дыхание, отец никогда не настаивал, чтобы он занимался семейным бизнесом. Всегда давал ему слишком много свободы. Делай что хочешь, учись где хочешь, общайся с кем хочешь, трахай кого хочешь. Тим свернул на переполненную машинами улицу, мимо проплыл спортивный «феррари», цветом и моделью один в один похожий на первую машину Лукаса. - Маркус трепло, - Тим перебирал пальцами по рулю. – Не обращай внимания на то, что он несет. Никто на самом деле тебя не подозревает в предательстве. В переулке между домами фары машины выловили из темноты перевернутую тележку из супермаркета. - Никто не верит, что ты работал на полицию. Справа со стороны Лукаса прошмыгнул бело-синий мотоцикл «Ямаха». - Тебе ничего не угрожает. Лукас посмотрел на его мясистое лицо, маленькие глаза без ресниц не моргая следили за дорогой. - Но твой отец хотел, чтобы ты уехал из города. Я думаю, что так будет лучше. «Не бойся ничего, но бросай все и убегай» это он пытался сказать? Лукас наморщил лоб, пытаясь переварить это противоречие. Лицо зудело от маленьких ссадин. - Ага, только сначала навестим полицейских. - Сначала навестим полицейских, - серьезно кивнул Тим. На повороте колесо машины попало в яму. Машина подпрыгнула и Лукас решил, что снова произошел взрыв. Он даже увидел стену огня перед лобовым стеклом. Но это оказалось всего лишь его воображение и сигнальные огни автобуса. Не двигаясь, Лукас ждал взрыва, а он все откладывался и откладывался. Ожидание походило на транс, и Лукас безнадежно увяз в нем. Выпал на пару минут из реальности и очнулся только, когда Тим остановился во дворе дома, украшенного граффити. Лукас представлял Торренс плотным мексиканцем и удивился, увидев маленькую женщину. Тим выломал дверь в ее квартиру. - Мы всего лишь хотим поговорить, - сказал он, и Торренс всадила ему пулю между глаз. А потом еще две в грудь, потому что каким-то чудом даже с пулей во лбу, он продолжал переть на нее. Как только раздались выстрелы, Лукас упал на живот и вжался носом в грязный пол. Когда он поднял голову, то увидел перед собой толстую лодыжку Тима. Ремнем к ней крепился пистолет. - Лукас, - сказала женщина. – Я знаю, ты никогда никого не убивал. Я знаю, ты не замешан в делах твоего отца. Давай поговорим, Лукас. Я знаю, что ты расстроен. Знаю, через что тебе пришлось пройти сегодня. Мы можем поговорить. Я не хочу ранить тебя. Лукас выдернул пистолет из ремня на лодыжке Тима и беззвучно снял его с предохранителя. Голос Торренс приблизился. Ее тень упала на мертвого Тима. Лукас увидел ее лицо и выстрелил. Он попал ей в грудь. Падая, Торренс хваталась руками за стены и кухонную стойку. Оказавшись на полу, она забулькала кровью и подняла руку с пистолетом. Слишком медленно. Пока ее пистолет полз вверх и искал цель, Лукас вскочил на ноги и выстрелил ещё раз. Три выстрела. Он не запомнил, куда попали пули. Его тело и лицо снова жгло как от взрыва. Как и после взрыва его охватил шок. Он старался вздохнуть и не мог сфокусировать взгляд. Лукас осмотрел комнату и увидел Филиппа. Рядом с ним на диване валялась бутылка виски. Торренс дала ему пистолет. И теперь Филипп дрожащими руками целился в Лукаса. - Стреляй, - сказал Лукас и шагнул вперед. Он не смотрел на ствол - только в огромные глаза Филиппа. Самые большие и темные глаза, которые Лукас когда-либо видел в жизни. Когда-то Лукас хотел, чтобы они смотрели только на него. Он мечтал полностью завладеть вниманием Филиппа. Сейчас Филипп не видел ничего кроме него. Но теперь его взгляд причинял Лукасу невыносимую боль. Почему? - Стреляй! – завопил Лукас и оглох от собственного крика. Он снова ничего не слышал и двигался как во сне. Ствол пистолета коснулся его груди, но Филипп не нажал на курок. Лукас ударил его по рукам, Филипп приоткрыл рот. "Не может быть", - подумал Лукас. Этого просто не может быть. Я пил виски с твоих губ. Я мечтал о твоих губах и днем и ночью. Он ударил по ним кулаком. Филипп упал на диван и тут же метнулся в сторону. Он больше не смортел на Лукаса, и Лукаса накрыло отчаянием и обидой. Он схватил Филиппа за футболку. За свою футболку. Обнажилась полоска худой спины. Лукас хорошо помнил, какая гладкая кожа Филиппа наощупь. Ему было необходимо снова к ней притронуться. Он толкнул Филиппа в спину, и Филипп растянулся на полу в двух шагах от дивана. Лукас сел сверху и скомкал его футболку, не зная хочет снять ее или порвать. Он был возбужден, но не замечал этого. Филипп выкрутился и вскинул руку в защитном жесте. Лукас перехватил его запястье. Ладонь мгновенно вспотела. Лукас сжал пальцы. Ему так не хватало этого прикосновения кожа к коже.Лукас впечатал кулак в лицо Филиппа. Что-то хрустнуло. Филипп застонал, ничего откровенней Лукас в жизни не слышал. У него завибрировало внутри и поплыло перед глазами. Лопатки свело судорогой, стиснуло горло и рот наполнился слюной. - Филипп, - выдохнул Лукас. Он больше не мог смотреть в глаза Филиппа, не мог смотреть на его губы. Лукас бил по ним, промахивался и снова бил, он не останавливался, пока правый глаз Филиппа не заплыл, а губы не превратились в кровоточащие раны. Стоны Филиппа превратились в хрипы. Его движения замедлились. Его попытки отодвинуться, защититься выглядели по-детски беспомощными. Или неуклюжими. Будто у него паралич или он в глубоком героиновом трипе. Не здесь. Не сейчас, не с Лукасом. Видит ли Филипп его вообще? - Замри, - Лукас схватил Филипа за волосы. Как и раньше это жест послал по венам беспричинную животную и безумную радость. Никакого удовольствия, Лукаса вела болезненная необходимость. - Почему? За что? Лукасу было больно, он думал, что умирает. Но боль слабела, когда он прикасался к Филиппу. Еще несколько ударов, и его лицо стало мягким и податливым. Филипп перестал хрипеть, и Лукас больше ничего не слышал кроме мерзких хлюпающих звуков с какими его кулаки впивались в скулы Филиппа. Кожа расползлась под его костяшками, и разорвав щеку, он врезался в зубы Филиппа. - Скажи что-то? – Лукас натянул футболку на его груди и встряхнул Филиппа. Голова его мотнулась из стороны в сторону. Лукас тряс Филиппа пока не выбился из сил и не выплакал все слезы. - Это не может быть, - прошептал он. Этого не было, потому что не могло быть. Филипп не мог его предать, не мог подставить, значит никогда не предавал. Что на Лукаса нашло? Почему он поверил, что Филипп предал его? Плевать на факты, плевать, что говорят другие. Он знает Филиппа лучше всех. И не важно, что они виделись всего два раза в жизни. Как же Лукас сразу не догадался, что Филипп не виновен? Как смел его подозревать? Зачем мучил себя? Он так устал, пока скрывал от себя самое ужасное: у него ничего нет, его отец мертв, и Филипп предал его. Но этого не может быть. - Я едва не рехнулся. Господи, - Лукас притянул неподвижного Филиппа к себе, прижал его голову к груди, поцеловал слипшиеся от крови волосы. – Теперь все будет хорошо, - Лукас закрыл глаза и поцеловал его в продавленный висок.