Kiss me, Bonnie... or I'll go insane.

      Можно представить, как их малышка играет с мамиными черными волосами, смеется, лежа у нее на руках. И этого будет достаточно, чтобы выпасть из реальности, которая очень далека от подобного. В другой реальности солнечный свет заливает их белоснежные ночнушки. Эта одежда из столь нежного хлопка, что не существует ничего приятнее к телу. И на солнце она просто ослепляет своей белизной. А позади на фоне так много странного голубого цвета, как будто из давних воспоминаний о небе…       «Соберись, Бони, ты ведь на важной встрече. От того, что ты сделаешь, зависит многое. Надо постараться его задобрить!» - мысленно обращалась к себе мечтательница, стараясь подстроиться под окружившую ее атмосферу. Но без толку.       Многие детали интерьера, в котором они оказались, чертовски напоминали помещения в другом корпусе больницы. За забором и двумя сотнями метров иссушенной земли, где лечат достойных личностей, а не всякий мусор. Удивительно, что кусочек такой роскошной жизни можно было вполне успешно перенести в эту дыру.       Чистота. Опрятность. Приятное приглушенное освещение, как будто из ниоткуда – потому что было грамотно замаскировано. Явно очень дорогое и не давящее на глаза. В мире, где ты вынужден скрываться под землей большую часть года, имитация дневного или даже скорее «вечернего» света – дорогого стоит. Дешевые лампочки накаливания со своим противно дребезжащим светом постепенно доводят до сумасшествия.       Прикрыв веки, можно было подумать, что она вовсе не в каком-то доме. Это девушка и сделала, мгновенно расслабившись. А расслабляться нельзя было – ее галантно вели по просторным коридорам, видимо, отдела, предназначенного для высшего начальства. Благородные деревянные двери мелькали перед глазами Бони, которая видела за последнее время дверные коробки максимум из картона. - Для чего вы использовали сегодняшний выходной, можно спросить? Может, высыпались допоздна? – заинтересованно спрашивал голос. И не понятно, с притворством или без. - Да, спала, - натянула на лицо широкую улыбку Боннибель, чтобы показать всю свою «радость». Так, ей казалось, нужно было сделать. - Жаль, что вам приходится жертвовать сном на некоторые задания. Скорее всего, так работоспособность только снижается, - логично подметил мужчина, заводя девушку в тупик. Реальный тупик коридора и психологический. – Это наш пункт назначения, - весело поменял тему разговора начальник. Оставив вместе с тем в полном непонимании – он серьезно так о ней беспокоится или это какой-то глупый фарс?       Внутри кабинета, или скорее личного номера роскошного отеля, было довольно комфортно. Но с хлопком закрывшейся входной двери сердце Боннибель обдал леденящий страх. Растворилось в пустоте то лето и синее небо, которое еще недавно мелькало в мыслях.       Здесь есть всё - и гостиная, граничащая с другим залом, и небольшая кухня. И много чего еще. Но оглядываться по сторонам неприлично. Боннибель еще не настолько одичала, чтобы забыть свои королевские манеры напрочь. - Здесь очень уютно, - высказала похвалу бывшая принцесса, «стыдливо» пряча свой взгляд. Отчасти это было из вежливости, и отчасти, потому что ей не хотелось на него смотреть. – Таких просторных и вместительных комнат я давно не видела… - размышляла вслух она. А ведь правда. Явно много денег отдали за такие хоромы. Стены здесь скорее всего из таких материалов, что хоть обкричись, но тебя не услышат. Благодаря качественной звукоизоляции. Вряд ли он на нее поскупился, ничего не предусмотрев. - Я принесу ужин? - расслабленно предложил мужчина, только сколько ложек сахара положить в чай не спросил. За последние месяцы Бони совершенно отвыкла от такой доброжелательности, и скорее стала с большим подозрением воспринимать ее, чем хамство или ругательства. Расположившись на красивом бархатистом кресле, она уже приготовилась его ждать, но ей сделали второе неожиданное предложение, - В соседней комнате у меня есть пара вещей. Может, сходите, переоденетесь? Я недолго, но подожду вас, если придется. - Ох, правда? Спасибо, я, честно говоря, не против, - была вынуждена принять услугу Боннибель, потому что от ее халата разило не самым приятным стиральным порошком, и его грубая ткань постоянно раздражала кожу. - Я предполагал, что у вас ее не будет, - кричал напоследок уже ушедший за продуктами человек, - Так что вы замете, что я там приготовил. Очень надеюсь, что оно придется вам по вкусу!       Теперь у нее не было права не воспользоваться одолжением. И еще надо будет поблагодарить его за щедрость после этого.       Когда девушка прошлась до затемненной комнаты, скорее всего служившей спальней, на краю чужой кровати лежало какое-то платье. В стену с боку было встроено зеркало. Уставившись на свое угрюмое отражение в нем, Бони осознала, как ужасно выглядит в своих унылых тряпках и поспешила начать расстегивать пуговицы, чтобы избавиться от них.       Но когда в полуобнаженном виде Бони, наконец, удостоила вниманием вещь, в которую ей нужно было переодеваться, удивлению не было предела. И даже чрезвычайно широкая кровать больше не удивляла. Красноватая, винного оттенка тряпица действительно оказалась платьем. И не простым. Его декольте было откровенно вызывающим, как и длина, резко внушая не самые хорошие ожидания от хозяина этого дома. Частично подтвердились все догадки. Теперь его благородный образ был сильно испорчен этой глупейшей выходкой. Как из какого-то безвкусного фильма. Хотя, когда что-то дают – бери. И ворчать не стоит.       Глядя на это произведение швейного искусства, Бони неожиданно захотелось вернуться в свой широкий и безразмерный халат. В нем она ну хотя бы не выглядела как объект для секса. Или, грубее говоря, как..       «А у тебя есть выбор?» спрашивало подсознание. И тело подгоняло, потому что вокруг начинало холодать. Надо уже во что-то себя одеть.       Не совсем удачно, конечно, это платье выставляло на вид все ее медленно заживающие шрамы. Но он не мог о них знать. На плечах и шее, от части на груди.. везде. Вернувшись на мягкое кресло, их обладательница на этот счет не особо переживала. Она бы с радостью закрылась от него совсем по другой причине. Ей был страшен именно предполагаемый сюжет развития событий. С каждым действием он как будто становился реалистичнее. В самом худшем случае, девушка просто не выйдет отсюда живой… став красивым трофеем, игрушкой в чьих-то руках.       Вопреки всем попыткам подтянуть верх платья к ключицам, у нее ничего не получалось. Рукава вообще отсутствовали. Один : Ноль. И не в ее пользу.       Атмосфера в комнате была странной и чужеродной. Ее строгость и элегантность только напрягала. А мягкое кресло – единственное, что было приятным и комфортным среди окружающих ее вещей. На нем можно было бы даже уснуть. В других обстоятельствах, конечно.       На его постели, правда, помимо платья лежали еще чулки. Даже не ее размера. Но совсем не поэтому они остались лежать там, где лежали. Хотя девушке все же пришлось надеть красные лакированные туфли, чтобы не выглядеть несуразно. Но она специально не стала прочно застегивать их, чтобы у нее была возможность бежать.       Глупо продумывать даже такие мелочи наперед – но, наверное, это должно пригодиться. А убегать на семи сантиметровых каблуках – хоть и красивых – абсолютно невозможно. Тем более от взрослого мужчины, если придется. Чего, конечно, явно не хотелось бы. - Что бы вы хотели обсудить с самого начала? – заметно повеселел хозяин дворца, разглядывая невзначай переливающуюся на Бони одежду. Может быть, другая на ее месте даже обрадовалась такому дорогому и качественному подарку. Но не она. Хотя русоволосую девушку сложно назвать ханжей, избегающей вида своего тела и наотрез отказывающейся от своей сексуальности. Точно нет. И это даже было доказано сегодня. Что страсть в ней присутствует и может даже переливаться через края.       Начальник не подозревает, что она может. И ему никогда не увидеть той стороны, которая готова соблазнять и действовать. Ему не получить ее во всей ее смелости и красоте. - Я немного голодна, так что мы можем начать с приема пищи? – вежливо перевела тему посетительница, мило улыбаясь. - Конечно! – в ответ он поставил на поверхность стола старинный фарфоровый чайник и тарелку со столь знакомыми ей, как из прошлого, круассанами. – Можете пробовать. Я надеюсь, что вам знакомы эти предметы, и вы их любите. Ведь вас так давно не было в нашем обществе, что многие забыли о существовании выпечки. Ее можно достать разве что на заказ… - Это, правда, приятно, - соблюдая этикет, льстила Боннибель, изо всех сил стараясь верить в лучшее. Ее светлые глаза блестели от ностальгии. И не хотелось портить этот момент недоверием. - Я думаю, вам идет внешность человека, - продолжал удивлять своими знаниями старший врач этой больницы, - Хотя я не представлял раньше, как бы вы могли выглядеть, если вдруг придется стать им. Красный цвет - не розовый, но тоже интересный, правда? Мне показалось, что розовый вы захотите оставить в прошлом. - Д..Да, - задумавшись, искренне согласилась с ним принцесса. Темно красный – как цвет взрослого и настоявшегося вина, повидавшего многое. Как цвет крови и страданий. В конце концов, это цвет, который больше нравился Марселин.. Носить его слишком даже слишком символично. - Наверное, вы не понимаете, откуда я это знаю. Но у меня есть связи с другим корпусом нашей больницы, где изначально проходило ваше лечение. И я там присутствовал, когда вас привезли, сдавал отчеты о прошедшем месяце вышестоящим. Тогда еще решался вопрос о том, будет ли эффективно переливание крови, даже в том случае, если изменение вашего тела пройдет успешно, и оно перестанет отвергать донорскую кровь. - Хотите сказать, мне повезло? - Уж не знаю, по каким причинам вы лишились руки.. Но если бы вы продержались на своем месте подольше, вам бы провели вживление бионического протеза. За счет государства. - Вы не шутите, правда? – достаточно тяжело принимала упущенное Бони. Проще было думать, что это какая- то шутка. Но она похожа на правду. - По сути, это самый дорогой этап лечения. Но вы сбежали прежде. Это могло стать громкой новостью, но этот побег кое-как замяли. Объявили, что вы вольны выбирать то, что вам вздумается. И никого насильно они не держат. У нас ведь демократия, - нерешительно заключил мужчина, в ответ на что девушка мысленно покрутила у своего виска. Какая тут демократичность? Может, в той больнице и была свобода выбора.. Но попав сюда, она ее навсегда потеряла. Здесь и близко нет ничего подобного.       Словно прочитав ее нехорошие мысли по нахмуренным бровям, начальник решил отвлечь ее разговорами о самом животрепещущем. - Очень жаль. Очень жаль, что теперь протез можно будет сделать, только если отрезать вашу кость выше. Тогда он сам будет намного больше и дороже. И процесс приживания.. Вряд ли вы хотите проходить через это мучительное восстановление вновь. Бионические протезы отличаются от обычных, и требуют свежего среза тканей. А еще не приживаются за пару дней. - Я поняла. В этом смысле мне уже не так повезло.. – уверенно отвечала гостья, с трудом держа себя в руках. Она чувствовала, как с ней проводят психологические манипуляции. И все, что было в ее силах – игнорировать их. Хотя это давление было неплохо замаскировано под маской заботы и заинтересованности. - Позвольте спросить, - не стал тянуть позвавший ее на ужин человек, - С какими мыслями вы сбежали оттуда?       «От него практически бесполезно что-то утаивать» - подумала загнанная в угол девушка, ведь он хорошо читал ее малейшие эмоции и обладал всевозможной информацией. «Но я не могу рассказывать ему о Марселин!.. даже если я больше не выйду отсюда. Он о ней не узнает»       Стук в палату заставил Марси очнуться от ожидания. Это не могла быть Бони, а никого другого ей не хотелось видеть. Слишком мало времени прошло. Но этот человек сам зашел внутрь, ведь имел ключи.       На этот раз Ивен не забыла постучать перед входом. А из-за того, что ей ничего не ответили, она немного заволновалась. Ведь это могло означать, что кому-то стало плохо, и тогда медлить не стоит. Однако внутри ее ждала только одиноко лежащая пациентка, смотрящая куда-то в сторону. На первый взгляд она была относительно здорова, и медицинская помощь ей не требовалась. - Ты в порядке? – спросила Элейн, хотя знала, что та ее не понимает. Они говорили на разных языках, и переводчиком между ними всегда была русоволосая девушка. А теперь эта фраза вырвалась у нее скорее на автомате. И осталась не понятой. - Извините, - это было первым словом, которое Марси вспомнила из того минимума, на который натаскивала ее Боннибель. Чтобы не оставлять совсем без коммуникаций. Ей вообще не хотелось разговаривать, так что это извинение идеально подходило для вежливого уклонения от беседы. А что пыталась спросить Ивен - ей не было важно. - Бони ушла, да.. – говорила скорее с собой врач, оглядываясь по сторонам пустой квадратной коробки, тускло освещаемой небольшим светильником, - Это ты меня прости, но я не могу тебя просто так оставить. Хотя ты наверняка хотела бы, чтобы тобой занималась не я, а она…       Ее ловкие руки начали вытаскивать из под лежащей отсыревшие подушки. И взбивать их, возвращая на место. Она не могла допустить, чтобы ее кожа покрылась пролежнями, и это заметно ухудшило бы процесс ее выздоровления. Но Марселин плохо это понимала и подозрительно косилась на врача, ухаживающего за ней.       Неправильно было бы сказать, что ей это сильно не нравилось. Просто их связь была довольно слабой. Элейн – единственная в больнице, кого та подпускала к себе без истерик. Только Элейн и Боннибель. Все остальные санитарки и медсестры были связаны в ее мыслях с бесконечным стрессом. Они были грубы с ней и могли даже навредить. Ивен же никогда себе такого не позволяла, но все-таки большого доверия не заслуживала. Ведь она ее совершенно не знает. То, что Марси позволяет себя перекатывать с бока на бок этой женщине – дорогого стоит. - Извини, - присела перед ней на корточки Ивен, когда все закончила и осмотрела ее с чувством выполненного долга. Так их глаза теперь были на одном уровне. Правда, пациентка не совсем представляла, за что та извиняется перед ней, - Жаль, что ты не помнишь, что я тебе пообещала, - сокрушалась врач, с расслаблением проводя свое свободное время в их палате. И не желая возвращаться в свое «одинокое гнездышко», - Наверняка, ты все еще хочешь увидеть солнце, - уже тише нашептывала себе под нос пришедшая. Ее все равно не замечали – Марси, как под воздействием нейролептиков, с трудом концентрировала свое внимание на чем-либо. Ее ориентирование в пространстве было на уровне новорожденного ребенка. Наверное, до такого ее довели внутренние переживания, которые она испытывала. На самом деле каждый миллиметр ее души не мог найти себе места. Ведь ее любимую девушку буквально в любую секунду могли убить, связать, искалечить.. Глаза становились стеклянно пустыми от таких воображаемых явлений. Как будто снаружи обрубились все каналы связи.       Такое оцепенение не на шутку напрягло пришедшего врача, ведь оно усиливалось и могло значить все что угодно. Только со временем оно стало очевидно заметным. Нельзя было оставлять пациентку в столь пугающем состоянии, не проверив хотя бы ее давление и пульс. Из-за чего Ивен с увлечением принялась за взятие показаний. Просиживание штанов в собственном миниатюрном кабинете ее нисколько не прельщало. Неудивительно, что у нее редко находилась пара свободных часов. Ведь этот человек ненавидит ничего не делать. В своей лаборантской так тихо и одиноко, что ей в компании мигающей лампочки остается только заглядывать всё дальше в себя. И к хорошему это не приводит. - У тебя крайне низкое давление.. – продолжала болтать с собой Ивен, потому что не знала ее языка. – Мне это не нравится. Даже не знаю, что тебе лучше дать, чтобы это исправить.. Надо посмотреть, что у вас есть!       Но как только женщина со снятой с лица маской и немного растрепанными волосами пошла потрошить их аптечку, с Марселин случилось нечто странное. Сначала ее незаметно вжало в плоскость кровати, и чтобы это заметить, нужно было долго присматриваться. Но сама девушка ощущала это очень отчетливо. Как будто огромная тяжесть навалилась на нее сверху и вдруг начала мешать дышать. Это было страшно. И очень опасно.       Затем от ее конечностей отлила кровь. И они заледенели, а страх продолжал нарастать. Усилием воли повернувшись лицом к врачу, Марси впервые жалобно посмотрела на нее. В этот момент женщина стала для нее единственной ниточкой, сброшенной в настоящую пропасть.       С каждой секундой ее сердце наполнялось отчаянным желанием позвать ее, дотянуться до нее, схватить. И чужой человек стал намного ближе, чем был до этого. Однако холодные губы не разжимались, как от мороза. И никакого внятного звука не выходило из ее уст. Оставалось только дожидаться, пока та вернется, и вернется ли вообще… - Ивен.. – перебарывая окаменевшие мускулы лица и гортани, выдала пациентка. Ее, мягко говоря, знобило. Хотелось попросить накинуть на себя чертово одеяло. Хотя оно все это время было на ней.       Ее паническая атака не собиралась останавливаться, как и гостья, которая целую вечность перебирала их полки. Целую огромную вечность. По прошествии этого периода ее ледяные оковы медленно сменились высоким жаром, как будто кто-то издевался сверху, и решил дать попробовать сразу все виды боли. Оцепенение ушло, но пришла гнетущая слабость, во время которой ты как будто лежишь и горишь. Женщина со средством от низкого давления в руках вернулась довольно поздно.       Заметив тревожные изменения в ней, она перестраховалась и измерила ее давление снова. И не прогадала. Его значения резко перевалили на противоположную сторону от границы нормы. Так что средства, искусственно повышающие его.. Могли бы привести к смерти. От легкого ужаса вызванного этой жестокой вероятностью Ивен в ярости отбросила медикаменты в угол. Ее уже не пугали врачебные ошибки, но злили любые просчеты. Так что и в этом случае, по привычке проверяя себя, она с холодной выдержкой двигалась к цели. - Что же мне с тобой делать.. – серьезно озадачилась врач, укладывая ладонь ей на лоб. Это жест был чем-то средним между проверкой на температуру и успокоением пациента. Элейн знала, что в такие моменты людям нужно внимание и помощь со стороны, что они ощущают себя беспомощными. И это прикосновение было продиктовано четкой необходимостью. Но при этом..       Почему-то Марселин важна ей больше остальных. Сильнее большинства, кого она лечила до этого. Так что это соприкосновение было настоящей дружеской рукой, протянутой тонущему человеку. И Марси психологически уцепилась за нее, направив все мысли на нее как на объект. Рассматривая складки на ее халате, морщинки у рта, радужки зеленых глаз, отдающих приятным холодом и бесцветной на их фоне коже.       В какой-то момент ее психика не выдержала, и девушка закрыла своими руками глаза. Так ей казалось, что она сможет от всего спрятаться. Но это было неправдой. - Убери руки.. Посмотри на меня! – Ивен методично отвлекала ее на себя. Пришлось мягко отодвинуть ее кисти в бокам от головы. – Ты будешь в порядке. Я тебе обещаю, - зачем-то твердила врач, хотя максимум, что доходило до пациентки от ее слов – тембр голоса. После такого тщательного изучения ее лица Марселин как будто заново с ней познакомилась. Все в нем казалось совсем другим. Она точно не смотрела на нее так раньше, - Не бойся меня, - продолжала устно поддерживать ее женщина, сделав ставку на то, что, если Марси успокоится, ее давление тоже придет в норму. Во время скачков оно могло быть слишком непредсказуемым для лекарств. - Хорошо, - на чужом языке отвечала ей бьющаяся в поту девушка. Этот разговор на разном диалекте мог бы быть комичным в другой ситуации. А в этой - скорее стал чудом. Ведь в условиях острой необходимости общий язык смогли найти даже они. - Ты будешь в порядке, - повторяла женщина, то ли для себя, то ли для пациентки.       «Правда, Ивен, ты не хочешь ее смерти? Ты боишься, что она умрет? Из-за того, что ты вложилась в ее лечение и все?»       «Ты не машина. И не робот. Тебя убила эта реальность, но не до конца. Ты, правда, чувствуешь, как что-то еще осталось в тебе? Оно не исчезло полностью и бесследно»       Элейн очень жаль Марселин. Не потому что так хочется достичь результата. Это просто человеческая жалость, которую она давно научилась не признавать. И которую нельзя испытывать врачу, тем более в таком уродском месте, где любые чувства атрофируются ради самозащиты.       Даже у Бони это быстро началось здесь. Очерствление, проникающее в душу, высасывающие эмоции, делающее тебя безразличным. Нацеленность сохраняется только на задачи, поставленные начальством. А все остальное теряет смысл. Какого жить в этом месте долгими годами, тянущимися в десятилетия? И с какого именно момента ей запретили отсюда выходить - Ивен уже даже не помнит. Даты смешались в ее памяти. Природа и солнце потеряли краски, выцвели. Но Марселин такая странная, ее сущность яркая, как цветок. Живой и естественный.       Что такое естественность? Это значит быть собой? Прислушиваться к своим чувствам, даже если они плохие, впускать их в себя, потому что они тоже естественны. Марси не умеет быть искусственной, врать. Она может быть плохой, но собой. Это ее выбор. Который тоже делает ее собой.       «Ее всхлипы и хрипение утихли» - подумала Ивен, когда заметила ее мнимое успокоение. Это могло быть одним из двух – либо ей стало лучше, либо она на грани жизни и смерти. И ее придется увозить в реанимационный отдел, пока не стало слишком поздно. И что она скажет Бони? Не уследила? Каким-то образом допустила такое по своей воле? - Как ты? – не без испуга произнесла женщина, вглядываясь в ее прикрытые глаза и пересохшие искусанные губы, которые были неподвижны. Девушка перед ней лежала немая и в мокром поту, как будто ее ударили. Или только что избили. - Спасибо, - облегченно выдала пациентка, пройдя через сильную паническую атаку и еле вернув себе рассудок после нее. Это было непросто, но ей помогли. Пускай даже таким незначительным способом. Но, главное, ее не бросили. - Я рада, - зачем-то ответила врач, хотя ее слова вряд ли имеют смысл, потому что их не понимают. И потом натянуто улыбнулась, так как не умела по-другому. В своей привычной манере, сдерживая боль и тяжесть, сковывающую мышцы лица.       После своего диагноза, принесшего в ее мир вечную тяжесть, Ивен на удивление быстро привыкла к нему. Возможно, из-за условий, в которых некогда себя жалеть. И в которых тебя никто не услышит.       Марси для нее – глоток свежего воздуха, потому что.. пациенты в этой больнице мнят из себя важных, сразу сдаются или абстрагируются. Некоторые бьются в отчаянии, но Элейн почти всегда было на них все равно. У нее самой проблемы были похуже, чем у них. Они не были готовы принять то, что с ними стало. У этих людей не было никакой другой цели, стоящей выше всего остального, не навязанной. Чтобы они могли забыть о своих сломанных ногах и пойти.       Ивен все равно помогала им, стараясь не смотреть на них как на сплошную серую массу из диагнозов и выписок. Но они невольно в нее сливались, не имея индивидуальности. Что-то ненастоящее, эфемерное. В целом, в анти-человечных условиях содержания их личность еще больше стиралась. Пациенты разучались анализировать свои эмоции, понимать свои желания. Это происходит не только в отдельных психиатрических боксах, хотя там это проявлено ярче всего. Это происходит везде.       Когда Марси привезли сюда, она была так сильно ранена.. Перевязанная хрен пойми чем, залитая потемневшей от времени кровью. Ее бедро с первого взгляда испугало Ивен, потому что его еще чудом можно было спасти. Оперативно начав восполнять ее большую потерю крови, врач уже хотела начать готовиться к необходимой срочной операции. Ведь ее не на шутку вдохновила такая удачная возможность спасти едва ли рабочую, раздробленную в хлам кость. Сохранить ногу и возможность ходить. Тогда она еще делала это скорее на автомате, нежели от большого энтузиазма.       Но ее остановили. Начальство сказало, что в ее лечении нет смысла, и поэтому они не будут выделять на это средства. И еще много других отмазок, формальностей, значащих одно – эта девушка в немилости, либо на нее совсем наплевать. Или и то, и другое. Ивен могла бы послушаться, но она уже ввела ей адреналин, призванный разбудить и простимулировать работу сердца. Хотя можно было бы ввести еще несколько кубиков, и наблюдать, как от передозировки ее сердце не справляется с нагрузкой, и она умирает. Но Ивен не убийца. Глупая мораль – это тень той личности, которая у нее когда-то была.       «Я ведь сказал вам оставить ее» - твердил ей на ухо недовольный голос свыше, пока Элейн молча стояла над израненной фигурой, готовясь проводить ее после пробуждения в последний путь. Несмотря на эти возгласы, врач не шевелилась. «Эвтаназия должна быть добровольной!» - что-то такое ляпнула она в ответ, чтобы от нее ушли. Тем временем Марселин вдруг затряслась и начала кричать. На чужом наречии.       «Вроде, на нашей планете есть только один общий язык» - уже второй раз удивилась ей Ивен, уж такого точно не ожидая. «Что она говорит?» - вырвалось у шокированной женщины, в надежде, что хоть те, кто ее привез, знают.       «Она просто хочет увидеть солнце. Просит вас дать ей на него посмотреть. Она сошла с ума и бредит, ведь сейчас наверху вступает в силу засушливое лето. Ее скорее зажарит на нем, прежде чем она успеет насмотреться на него вдоволь. Это еще одна причина, почему не надо ее лечить»       "Солнце?.." - сомнительно переспросила Элейн, ведь это звучало глупо. Но все-таки правдиво, учитывая, какое огромное желание дотянуться до него испытывала Марселин, как она умоляла о нем. Врачу в самом деле показалось, что еще немного, и она выберется отсюда ради него. Темноволосая девушка явно не переживала из-за своего состояния и ей было важно другое. Разве можно было это у нее отнять?..