Friendship Level

Мицура Машиба – четвертый дан и знатный лузер – втыкал в доску с завидным упрямством. Лениво потянувшись, Хикару вышел проветриться в коридор, где его мысли устремились в ближайшее будущее: тренировка с Тойей сегодня вечером, грядущий турнир в Сидзуоке, да и второй кубок полярной звезды уже на носу….       – Ох, и мне не помешает перерыв, – услышал он позади себя. Машиба вышел следом, держа руки в карманах. – Говорят, ты читаешь мангу, когда тебе скучно?       – Да. И что? – Хикару развернулся обратно в сторону игровой комнаты. Стратегия затягивать партию против него не работала, пускай это и вправду действовало ему на нервы.       – Да так, ничего, – протянул Машиба, стоя посреди коридора и преграждая Шиндо путь. – На втором кубке полярной звезды тебе-то скучать не придется?       – По-любому, – ответил Хикару с плохо скрываемым пренебрежением.       – Если тебя это немного повеселит, предлагаю добавить огонька в нашу партию. Если я выиграю, ты исполнишь любое мое желание.       – А когда проиграешь?       – Не когда, а «если». Если я проиграю, тогда наоборот, я исполню любое твое.       – Давай, – пожал плечами Хикару. – Но мне ничего от тебя не нужно.       – Как знать, – Машиба расплылся в ухмылке. – Я много чего могу. Например, рассказать последние сплетни про Тойю, о которых ты, судя по всему, не знаешь...       Тревожный молоточек застучал у Хикару в голове. Никто не знал о делах Тойи лучше, чем он сам. Тем более не хотелось слушать, как люди вроде Машибы сплетничают и порочат его имя. Но нужная струна была задета и, нахмурившись, он спросил:       – Какие такие слухи?       – О Тойе и Ко Юнг-Ха. Они сыграли неофициальную партию в тот же день, когда ты сыграл с Хон Су Ёном. Тойя попросил его молчать, но Юнг-Ха недавно проболтался.       – Это... это чушь, – пробормотал Хикару. Он вспомнил о Хон Су Ёне – тот ничего не сообщал ни о какой игре между Тойей и Юнг-Ха. Он бы обязательно сказал, случись она в самом деле…       – Разве он тебе не говорил?       – Не твое это дело. И не вешай мне лапшу на уши. – Он резко прошел мимо Машибы.       Играл? Или не играл? Прежде, чем Хикару заметил, кровь уже разогналась и пульсировала у него в висках. Краски перед глазами поплыли, выстраиваясь в иллюзорное видение Акиры и Юнг-Ха вместе за гобаном, их быстрых ходов, переплетающихся в изощренные черно-белые символы. Если Тойя правда играл... почему скрывает? Зачем ему это? И почему Хон Су Ён молчит? Обрывки фраз, мыслей, слов, которые могли иметь отношение к делу, стремительно скапливались, но он не мог их проанализировать. И крайне принципиальный вопрос, всплывающий в конце – если неофициальная партия состоялась, кто из них выиграл?       Сидящий впереди Машиба сменился как никогда ярким образом Ко Юнг-Ха, который и так не выходил из головы с прошлого мая. Его прямой вопрос о Шусаку, надменное лицо, их невыносимая партия и последовавшее вслед за этим неизбежное постыдное поражение. И Тойю – его поддержку, когда все ушли, его спину впереди себя. Неужели он тогда уже думал… Предательство? Нет, неправда! Машиба пытается выбить его из колеи. Он поднял тяжелый взгляд на Машибу и встретился с подлой ухмылкой.       Если Тойя выиграл против Юнг-Ха, значит выбор Хикару первым капитаном был ошибкой вдвойне. Тойя скрывает…. Он злится, что не попал на первую доску? Винит Хикару? Тайно сомневается в том, что Хикару достойный соперник? Ему так понравилось играть Юнг-Ха? Он готовиться к новому турниру ради продолжения? Нет, сейчас не время думать об этом! Хикару стиснул зубы, и костяшки его пальцев, сжимающие веер, побелели от напряжения. Он заметил, что уже довольно давно играет машинально, по наитию. Он должен был сосредоточиться и снова взять себя в руки. Во что бы то ни стало!       Но задача становилась непосильной: следить за ходом игры стало трудно, невыносимо трудно. Партия превращалась в нескончаемую пытку, хотя от результата зависело, сможет ли он остаться в турнире или вылетит в борьбе за титул. Другая партия, уже между Тойей и Юнг-Ха, чьи стили он успел прекрасно изучить, вырисовывалась в воображении – сложная и изумительно красивая. Из всех игроков на белом свете он сыграл именно с Ко Юнг-Ха! Как ни в чем не бывало! Ослепленный, торопясь поскорее выиграть, он сделал необдуманный ход. Ладно, Машибу это все равно не спасет. Только почему-то этот падла внезапно стал гораздо сообразительнее обращаться со своими камнями. Со стороны присутствующих просочился комментарий «Что он творит?» и «О чем они говорили?».       Опыт, позволяющий играть интуитивно, уже не помогал вернуть нужную концентрацию. Матч перешел в затяжное йосе, с очками, медленно, но верно утекающими сквозь пальцы. Не хватает. Не хватает самую малость! Как это вообще произошло?! Черт! Хикару стискивал зубы, чувствуя, как на горячем лбу выступает пот. Словно сквозь туман просочился змеиный голос Машибы:       – Отдай мне свой веер.       – А?       – Да. Я хочу твой веер.       Хикару на миг оцепенел, как от удара током – затем резко выпрямился. Люди, наблюдавшие за игрой, недоуменно переглядывались между собой.       – Прекратите, – вмешался Омори. – Развели глупости во время официального матча. Вы уже не дети!       – Что же здесь глупого? Я выиграл и хочу получить своё. У нас это по взаимной договоренности. Да, Шиндо?       Хикару едва заметно задрожал.       – Я не выкину его, – сладко процедил Машиба. – Это будет мой трофей.       Шиндо снова не ответил, и, казалось, был как никогда близок к обмороку. Машиба хмыкнул.       – Обещаю обращаться с ним бережно и нежно. Ну же.       Глаза всех присутствующих метались от одного игрока к другому. Они не понимали, что такого важного в веере, кроме гордости профи, но таинственное замешательство Шиндо говорило само за себя.       – Отдай.       – Пожалуйста, прекратите! – воскликнула девушка, сидевшая у часов.       – Ничего… – едва слышно, успокаивающим тоном пробормотал Хикару, будто в трансе. – Мы играли на спор. В го так нельзя. Но это не значит, что я не верну его обратно. А я это сделаю. Обязательно.       Он плотно закрыл глаза, сжав веер обеими руками, словно в молитве. Затем медленно поднял и протянул вперед, не поднимая головы.       Веер выдернули из руки над руинами на гобане.       После этого мнимый или реальный матч Тойи и Ко Юнг-Ха отошел на задний план, уступив место всепоглощающей панике. Веер в руках Машибы. В его грязных лапах. В го не играют ни на деньги, ни на материальные ценности. Он, Хикару, потерял веер, потому что оскорбил игру своим бездумным спором. Он несомненно наказан за свою гордыню и потерю бдительности. Как только у Машибы хватило на это мозгов?       Отказавшись обсуждать произошедшее с теми, кто встретился ему на пути, он вышел на улицу и минут десять таскался по району Ичигая, как неприкаянный. Затем вернулся в академию и узнал адрес Машибы. За окнами городской электрички быстро мелькали дома, люди постоянно перемещались по вагону и толкали его, полуслепого в своей тревоге. С одним только адресом на бумажке и без всякой карты он сошел на станции Наканобу и направился по указаниям местных туда, где Машиба жил. Жил, все еще живой.       Когда Хикару отыскал его дом – довольно быстро, хотя это был обычный двухэтажный особняк среди сотен других – он встал в сторонке и ждал некоторое время возвращения хозяина. Был ли Машиба дома? Вряд ли. Собирался ли он просить его о еще одной партии? Нет. Машиба веер просто так не отдаст – только если в следующем официальном матче. Но когда таковой состоится? Вдруг он нарушит обещание беречь веер? Его слова и обещанием-то не назовешь. Как он догадался о ценности веера? Он же тупой. Может, интуитивно, как это умеют подлецы, не шибко умные, но зоркие на чужие слабости?       Он сорвался с места и позвонил в ворота. Спустя минуту появился кто-то из родственников, с такими же, как у Машибы, мелкими веснушками на лице, и попросил Хикару удалиться. Машиба, сказали ему, здесь прописан, но не живет. А где живет, сами не знают.       – Конечно, знаете! – воскликнул Хикару. – Он вас предупредил, что я приду.       Уже не один а два жильца стояли перед ним, переглядывались между собой. Ему вручили еще одну бумажку, на этот раз с телефонным номером Машибы, снова заверили, что он здесь больше не живет, и вежливо проводили восвояси. Оставшись на пустой улице, Хикару достал мобильник.       – Добрый вечер, Шиндо-сан.       – Где веер?       – Какой веер?       – Машиба, я... да я...       – Ах, твой, что-ли? Я его уже выбросил.       В глазах потемнело. Как сквозь толщу воды послышался снова насмешливый голос:       – Ах, шутка-шутка! Извини, что я посмеиваюсь над тобой, но я не ожидал, что ты настолько дорожишь этой вещью, хотя на первом этаже продают такие же. Я буквально чуть-чуть дергаю тебя за ниточки, и ты сразу же так бурно реагируешь. Но ты же сам виноват, разве нет? И Тойя Великий тоже виноват, что ничего не сказал тебе.       – Машиба, – ответил Хикару. – Машибо Мицуро, да. Я виноват. Был невежлив. Я попросил администраторов организовать наш следующий официальный матч в ближайшее возможное время. Чтобы отыграть веер обратно.       – Это правильно. Потому что я не верну его просто так. Это награда, которую я получил за нелегкую и честную победу. Над достойным противником. Я буду с гордостью носить его с собой.       Хикару всего трясло от ярости, но он чувствовал по этим склизким интонациям, сквозящим намекам – одно неверное слово, и вееру конец. Для Машибы веер не представлял ценности. Случился матч, его осенило, и победа была достигнута. Теперь у Машибы впереди другие партии, другие заботы. Ясное дело, что дважды Хикару на те же грабли не наступит и веер отыграет, но именно поэтому, пока еще была возможность, Машиба издевался, с гордостью за себя и без всяких обязательств.       Еще до того, как Вая стал профи, он заехал Машибе по морде во время турнира Молодых Львов. Вая предупреждал и не раз, что Машиба не любит младших данов – тех, кто пришли после него… Хикару ехал обратно, вспоминая пропущенное мимо ушей напутствие, смутно наблюдая, как весеннее небо окрашивается в тусклый алый цвет. Уже стемнело, когда он приехал в го салон спустя больше двух часов после условленного времени. Тойя все еще был там.       – Шиндо, что с тобой? Почему ты не отвечал на мои звонки? – спросил он испуганно, сменив гнев на беспокойство, когда увидел его, осунувшегося и бледного, в дверях.       Не глядя на него, Хикару беззвучно, как призрак, прошел мимо и сел за привычное место у доски. Мнение Акиры не имело значения. Больше ничего не имело значения.       – Насчёт Машибы, – начал Тойя, садясь напротив, – Я не могу поверить в эти новости. Он не мог обыграть тебя честно. Что-то случилось во время партии?       Хикару смотрел на его встревоженное лицо, подсвеченное голубовато-зеленой подсветкой из аквариума. И ответил вопросом на вопрос:       – Ты играл с Ко Юнг-Ха?       Тойя вздрогнул, его правая рука приподнялась над доской. Взгляд сделался ярче. С губ был готов сорваться какой-то ответ, но Хикару не выдержал и, встав из-за стола, начал удаляться.       – Шиндо, – услышал он позади себя. – Шиндо!       Местные посетители повставали со своих мест. Ичикава-сан закрыла рот рукой. Впереди снова возник Тойя – обогнав его, перегородил выход.       – Шиндо, – сказал он, – перестань! Ты не в себе.       – Это я-то не в себе?       – Я играл с ним потому, что он играл с тобой! – воскликнул Тойя. – Я хотел сравнить свою силу с твоей.       – Тогда почему скрывал? Зачем наврал? – Шиндо сорвался на крик. – Что там у вас такого, что я должен быть не в курсе?       – Я могу играть с кем и когда хочу, особенно если это необходимо. Мы оба участвуем во втором кубке, поэтому я должен был с ним сыграть!       – Ты снова врешь! Если бы все было так просто, я бы уже знал. Если ты так хотел остаться первым капитаном, так бы мне и сказал. Я бы уступил тебе. Правда. Но ты смолчал! – Хикару импульсивно схватил Тойю за плечи. – Ты даже попросил Ко Юнг-Ха молчать! Ты!...       То ли при звуке имени корейца, то ли от грубого прикосновения Акира импульсивно оттолкнул его и прижал руки к груди. В его суженных зрачках читался ужас.       В зале наступила гробовая тишина. Она тянулась, пока кто-то не сдержал старческого кашля, и Хикару перестал пронзать взглядом Тойю. Судорожно вздохнув, он медленно прошел мимо, к выходу. Тойя не шевельнулся и не проронил больше ни слова.       – Разве Тойя до сих пор не показал тебе эту партию? – загудел в трубке удивленный голос Су Ёнга. – Я не понимаю, что в этом такого.       – Это Юнг-Ха вызвал его?       – Они встретились по взаимному согласию. Сначала Юнг-Ха вроде как стыдился проигрыша, но на днях при встрече с моим дядей назвал партию «восхитительной», вовсю нахваливал. Почему он именно сейчас язык распустил, ума не приложу.       – Чтобы меня выбесить, вот почему.       – С него станется подлить масла в огонь. Он в курсе, что мы общаемся. Но ты же сам понимаешь, что он не мог обозвать Акиру слабаком. Проиграть сильному сопернику не стыдно.       – Мне вообще все равно, что у него на уме. Я его урою. В этот раз я официально первый капитан. А для него турнир до сих повод для шуток.       – Шиндо, вообще-то Тойя его тогда предостерег. Он возразил, что если Юнг-Ха не будет воспринимать тебя всерьез, то проиграет в этом году.       – Что?.. Это правда?       – В финале турнира Юнг-Ха заявил, что ты всего пару раз заставил его руки вспотеть. Он врал, конечно, и ты тогда его слов не понял, но Тойя стоял рядом и все слышал. Может, тебе, того, сказать ему спасибо, что Юнг-Ха всерьез готовится ко встрече с японской командой, а не наслаждается самолюбованием? Шиндо? Эй, Шиндо?..       Хикару закрыл глаза и опустил мобильник на плечо. Он стоял в узком переулке, уводящем с шумной главной улицы.       – А... ты видел запись партии?       – Нет, – вздохнул Су Ёнг. – Почему ты сам не попросишь его показать? Или... – В его речи, и так слегка неуклюжей из-за грамматических ошибок, усилился корейский акцент. – Вы что, из-за этого поругались?       Молчание Хикару послужило немым ответом.       – Шиндо-сан, – продолжил Су Йонг. – Я считаю тебя своим соперником, но с таким отношением к турниру ваша команда снова проиграет. Это ваше дело, ругаться накануне кубка или нет, но в прошлый раз вы оба накосячили и слили турнир, потому что не договорились, как работать вместе, хотя вы команда. Я считаю, что Тойя сыграл с Юнг-Ха просто ради того, чтобы померяться силами с тобой. Разве это не так? Если бы Тойя действительно хотел сохранить место первого капитана, уж он бы сопротивлялся ого-го. Возражал?       – Не помню.       – Раз не помнишь, значит, нет. Тойя не относился к турниру всерьез: он уступил место тебе, потом встретился с Юнг-ха, чтобы сравнить ваши уровни, черт, какой же он бесячий человек! Вот кто не вел себя на турнире как настоящий капитан, так это ОН. Зато поступил он как соперник и друг: отдал тебе свое место, сравнивал ваши силы и не стал делиться тем, что могло тебя разозлить.       – Но тогда он обязан был мне рассказать, – Хикару прижался спиной к холодной стене. – И не должен был спокойно играть с Юнг-Ха после всего, что он сделал, и... – Он невольно замолчал и, стиснув зубы, скребанул ногтями по бетону.       – Шиндо-сан, – повторил голос, – Тойя не относился серьезно к турниру и даже к Юнг-Ха, чтобы принимать всё так же близко к сердцу, как ты. Или ты считаешь, что он и тобой пренебрег, посмеялся, что-ли? Вообще-то над проигрышем плакать не стыдно. Стыдно заявлять, что руки пару раз вспотели, когда глаза чуть из орбит не повыскакивали. Если бы Тойя разочаровался в тебе из-за проигрыша в финале, он бы вообще не пошел к Юнг-Ха. Но потому что ты твёрдо верил в свои убеждения и выступал блестяще, он не воспринял тебя как слабака, которого надо защищать от оскорблений или публичного позора там.       – Я не хотел, чтобы он меня защищал, – резко возразил Шиндо. – Я... – Он вдруг запнулся, понимая, что забыл нечто крайне важное, что случилось тогда во время турнира; но воспоминание серебристой рыбкой выскользнуло обратно в омут памяти.       – А что он должен был сделать тогда? Что? Вы друг друга не понимали, и понимать не хотели. Поэтому Япония проиграла. Тойя был неправ. Но ты тоже неправ. И при этом вы оба не виноваты. Вы просто должны были договариваться обо всём, чтобы общая стратегия была. Блин, почему я, третий капитан, объясняю то, что ваш руководитель должен был растолковать с самого начала? Вот что: я не буду готовиться к матчам с вашей командой, пока вы снова ею не станете. Камня в пальцы не возьму! Не вижу смысла. Так и знай.       Когда Хикару вернулся к себе домой, его комнатка успела промерзнуть, но про обогреватель он даже не вспомнил. За стеной было тихо: Вая, проживавший по соседству, как раз в эти дни был занят на конференции в другом городе. Преодолев всего пару шагов от двери до футона, он устало уселся и взглянул на свои пустые руки. На поверхности стоявшего рядом гобана, где он обычно держал веер, отражалось мягкое сияние лунного света. В другое время веер мог перемещаться на краешек футона или в рюкзак, когда впереди ждал ответственный матч, но Хикару всегда казалось, что именно игровое поле, в свободное от игры время, было самым подходящим местом для хранения.       Внутренний бунт после ссоры с Акирой спадал, как волна, с гулом разбившаяся о берег и стекающая обратно в чёрный океан. Воспоминание, которое он силился достать из глубин памяти, наконец, возникло перед внутренним взором: Тойя стоит у своего номера и мешкает. Силится что-то спросить, заметно волнуется. Боялся спрашивать, Хикару боялся отвечать. Потом... Акира потребовал, чтобы Хикару не подводил команду, раз уж он теперь за главного.       Правая рука сжалась в кулак и, внезапно для самого себя, он замахнулся и со всей силы треснул им по татами.       Последующие три дня Хикару почти не покидал свою комнату. Впереди ждал национальный турнир в Сидзуока, но подготовка шла через пень-колоду. Отсутствие веера, который уже ощущался, как продолжение руки, парализовывало пальцы. Тревога о том, что его могли повредить или выбросить, подтачивала нервы, как ржавчина железо, и по ночам становилась почти невыносимой. Сон пропал. Тойя исчез с радаров и пока не спешил возобновлять переговоры – да и с чего бы? Только его вопрошающий взгляд из старого воспоминания преследовал, как галлюцинация. Иногда Хикару охватывал гнев, помогавший самозабвенно тренироваться часами, но гораздо чаще – отупляющее бездействие, когда он не мог даже прикасаться к камням. Он сходил с ума.       В назначенный срок Хикару добрался до центрального вокзала дождливым утром. В полупустом вагоне шинкансена могли ехать на турнир и другие участники, поэтому он накинул на голову капюшон толстовки, чтобы остаться неузнанным, и все время, проведенное в дороге, глядел в окошко на однотонные пейзажи и струйки дыма в горных долинах. Погруженный в сонное созерцание, он перестал о чем-либо думать, пока не услыхал краем уха свою фамилию:       – ...даже поехал к нему домой выпрашивать. Вообще смехота! Взял бы да и купил себе новый в магазине.       – Так говорили. Но выяснилось-то, что он и купил этот веер в магазине. Вот чудак!       «А, – почти равнодушно подумал Хикару. – Теперь все в курсе. Машиба ублюдок. Зато, наверное, мой веер цел, иначе хвастаться было бы нечем».       – Ишь, какие сплетники, – вдруг отозвался сухонький старичок, занимавший соседнее место. – Я еду поболеть за внучка. Не обращай внимания. Оно всегда так: сегодня воюете, завтра пьете. Когда будет за двадцать, вы после турниров всегда будете вместе пить.       В надежде не слить сегодняшний матч – иначе дальше поражения нарастали бы как снежный ком – Хикару неторопливо дошел до нужной гостиницы, отчитался перед организаторами и занял свое место в зале. Здесь все было как никогда привычно. Те же самые люди, тот же порядок. Хикару с облегчением вздохнул, открыл глаза и увидел Тойю.       Тот изучал схему рассадки, прикрепленную к стене: палец сначала коснулся первого пункта, затем второго, и, вслед за этим, волосы всколыхнулись, открывая его лицо: яркие глаза смотрели прямо на Хикару. Не переставая следить за ним, он пошел навстречу – затем изящно опустился за один из ближайших гобанов.       Хикару в шоке уставился в пол. Точно, Акира тоже один из участников. Приехал. Он здесь. На фоне приближающегося кубка полярной звезды участие Акиры в других турнирах совершенно вылетело у него из головы. Но он планировал поговорить с Акирой в другое время. Дыхание участилось, стало болезненно глубким, и он попытался это скрыть. Стиснув зубы, он посмотрел на Тойю в ответ.       В Тойе произошла неожиданная перемена. Его взгляд теперь прояснился и сделался спокойным, как у врача. Он смотрел на Хикару так, будто только теперь увидел его на самом деле, что-то осознал в полной мере и полностью принял это. Почему Тойя так себя ведет? О чем догадался?       Он хотел знать правду, он больше не сердился за прошлый разговор, но, будто по невидимому взаимному согласию, каждый из них оставался на своих местах.       – Что-то происходит, – смутно донесся посторонний комментарий до ушей Хикару. Организаторы.       – Они так серьезно смотрят друг на друга.       – Э-э-э-э... Что за странная игра в гляделки. Почему не подойдут, не заговорят друг с другом?       – Уважаемые участники, просим занять ваши места!       Напротив вырос сегодняшний противник, и, как только он грузно уселся за гобан, Хикару поймал от Акиры сигнал возмущения и ревности. Действительно, они ведь давно не играли. Почему их сразу не посадили вместе? Почему в каждом турнире приходится ждать финала, когда они, наконец, смогут схлестнуться в битве? И так со школьных времен! Вот и оппонент Акиры садится напротив него, но тот не удостаивает его вниманием, продолжая взирать на Хикару – теперь уже более привычным, зовущим взглядом. И Хикару зовет его в ответ.       По сигналу звонка он поклонился – но отнюдь не сидящему напротив него человеку – и заметил при движении синхронный поклон Акиры. Две руки одновременно окунулись в чашу, одинаково быстро выхватили камень для нужного хода. Верхний правый угол, комоку. Верхний левый, косуми. Нижний правый, комоку. Верхний правый три на пять. Три на четыре в нижний правый. Зрительный контакт почти не прерывался, и даже «настоящий» оппонент Хикару не мешал ему ощущать властную хватку Акиры.       И хватка эта крепла. Темп игры заметно ускорялся, ладонь начинала слегка дрожать, требуя правильные ответы другой, нужной руки. Насколько сильно низкий уровень противника подчеркивал недостающее совершенство! Как не терпелось снова испытать настоящий матч! Разделяющее их расстояние физически тяготило, вызывая желание закончить поскорее, дорваться до сумасшедшей свободы в совместной игре. Хикару ощущал будущий поток камней всем телом, кровь бурлила в жилах, а в сознании на мгновение побелело, будто от вспышки молнии.

«Когда я вижу тебя, я хочу играть. Когда я вижу тебя, я хочу двигаться вперед. Я хочу жить».

      Хикару, весь в тумане, сделал ход, куда от него требовалось. Спустя целую вечность оппонент всё-таки сдался и оставил его в покое. Вот уж абсурдная партия, где один косяк следовал за другим оттого, что он путал свою партию с желаемой, но даже этого оказалось достаточно, чтобы победить. Вот и Акира уже освободился и теперь – сердце пропустило удар – встает и направляется к нему. Хикару поспешно принялся сгребать камни с доски, однако взгляд Тойи устремился выше – к организаторам за его спиной.       – Тойя-сан, Вы не могли бы дать небольшое интервью по поводу вашего участия в национальном турнире?       – Да, но я надеюсь, что это не займет много времени.       Пройдя мимо Хикару, он что-то выронил – нет, умышленно бросил прямо к нему на колени. Ключ от номера.       Он не сразу отыскал в витиеватых коридорах нужную дверь, и карточка сработала в замке с четвертой попытки. Но стоило зайти внутрь, как Хикару сразу же почувствовал невидимое, успокаивающее присутствие в пустой комнате, где из личных вещей о Тойе напоминал едва заметный аромат одеколона, да рабочая сумка, поставленная на низкий столик рядом с футоном. Слева от футона располагался любезно предоставленный организаторами гобан, а на нем... Он замер.       Не может быть. Его веер. Веер Сая!       Хикару сделал шаг вперед, присматриваясь, затем еще, осторожно опускаясь рядом. Казалось, будто веер, такой красивый и хрупкий, вот-вот растает, как мираж. Как он оказался здесь? Точно, если вспомнить, разве не Тойя... играл в понедельник с Машибой, потому что Хикару выбыл из отборочных? И он... он...       «Тойя, какой же ты упрямый… – думал он, слабо сжимая руками колени, – Не стоило тебе в это ради меня лезть. Наверное, Машиба принес его с собой на матч. Или же он хвастался перед тобой? Конечно, ведь он знал, что все равно проиграет, но пытался лишний раз тебя уязвить...»       Рука потянулась к драгоценности, поблескивающей на деревянной поверхности, однако замерла на полпути. Раз Тойя отыграл веер у Машибы, значит, теперь трофей должен вернуться по цепочке к Шиндо в честном поединке. Это замкнет круг и поможет ему искупить вину. Воодушевившись, Хикару пересел за другой край, лицом к двери. Он был согласен принять вызов, и накопившиеся на сегодняшнем матче напряжение все еще ждало разрядки. Он был готов.       Так он послушно ждал, пока лучи холодного солнечного диска, прорезавшегося сквозь пасмурные тучи, подобно часовым стрелкам бесшумно перемещались по комнате, отмеряя минуты. Ожидание длилось не так долго, когда, наконец, в коридоре послышались знакомые шаги, приглушаемые ковролином. Дверь была прикрыта, но Тойя не распахнул ее, как почему-то ожидал Хикару, а осторожно вошел. Судя по тому, как взгляд Тойи метнулся от Хикару к гобану, а затем к вееру, он сразу понял ход его мыслей. И дальше поступил совершенно неожиданно. Он плотно закрыл дверь за собой, подошел, опустился прямо напротив и резко переставил гобан в сторону с глухим «бум». Затем с силой вложил веер в ладони Хикару.       – Это – твоё, – сдавленный голос Тойи пробирал до самых костей. – Я никогда на свете не поступил бы так с тобой! Как ты мог поставить меня на одну планку с этим... с этими... Что я должен сделать, чтобы ты перестал так обо мне думать?       Хикару оцепенел.       – Думал, я не догадаюсь, в чем дело? – продолжил Тойя. – Как только я увидел веер в его грязных лапах, я сразу все понял. Я не мог поступить иначе. Нет никого, кто бы носил его так, как ты, и смотрел на него так, как ты. Почему он для тебя важен? Почему?       Его голос звенел, будто ветер, отчаянно ищущий поляну в вечно глухой чаще. Хикару, собравшись с силами, отозвался:       – Потому что его больше нет.       Кажется, ответ прозвучал слишком громко, хотя на самом деле его собственный голос едва смог подняться выше обрывистого полушепота. Но атмосфера в комнате мгновенно переменилась. Тойя застыл, воззрившись на него. Он даже перестал дышать. Искрящиеся глаза раскрылись чуть шире – от растерянности, или же от невидимой боли, будто совершенно без предупреждения его полоснули ножом.       Чуть опустив голову, Тойя ушел мыслями вглубь себя, скапливая и переосмысливая воспоминания из прошлого – как во время матча, когда после неожиданного хода партия раскрывалась в новом свете. Обессиленный, Хикару молчал. Да, сказал явно больше, чем хотел. Ну и что? Никакие пустые слова благодарности не вернули бы долг. Веер возвратился именно в руки Тойи: он имел право знать.       И все же, пока молчание затягивалось, превращаясь в опасно натянутую струну, Хикару полностью осознал, почему он всегда считал Тойю Акиру своим соперником. В его остром, глубоко проницательном взгляде уже проступало отражение настоящего Шиндо со всеми грехами – его эгоизмом, жестокостью, пренебрежением к Саю, слезами беспомощности, позорным бегством, двухмесячными прогулами и ответственными, но проигранными матчами. Все ошибки, все уязвимости до единой.       Он потупился и переключил внимание на побледневшие костяшки крепко сжатых кулаков Акиры. На них упала крохотной звездочкой слезинка.       – Тойя…       Хикару вздрогнул, меньше всего ожидавший такой реакции. Тойя неподвижно сидел, прикрыв глаза, мокрые ресницы дрожали.       Не готовый к такой казни, Хикару приподнялся, чтобы сбежать – прочь отсюда. В ту же секунду руки, оказавшиеся гораздо более цепкими, чем на первый взгляд, схватили его за плечи. Он бросался «отпусти» и «хватит», попытался скинуть их с себя, но сопротивляться, держа при этом веер Сая, было едва ли выполнимо, и вспышки пламени подавлялись более мощной волей: Акира удерживал его. Приблизился, все так же молча обнял за шею, стиснув так крепко, что лица коснулся шелк черных волос, а два сердца глухо заколотились наперегонки, обдавая жаром сквозь одежду. Стало больно дышать, и Хикару казалось, будто сейчас он потеряет равновесие, свалившись с высоты. Но хватка была не только cильной, но и стабилизирующей. Он начал стихать, сообразив, что Тойя чувствует что-то, диаметрально противоположное тому, что он ожидал. Что Тойе важно, чтобы он это понял нутром.       Пальцы Акиры впивались в спину. Минуту, две. Затем медленно отпустили, чтобы подняться выше, к волосам. Хикару среагировал на ласковые прикосновения: закрыв глаза, осторожно уткнулся носом в плечо.       – Наверное, я знал это, – шептал Акира, – что его больше нет в этом мире. Я боялся это признавать. Мне так жаль, что невозможно выразить словами…       Голос прервался, уступая место тишине. Но ненадолго.       – Мне все равно, виноват ты или нет. Ты – это ты... И Сай – тоже ты. Но ты все еще здесь, – голос друга шелестел прямо над ухом, в то время как его чуть дрожащие ладони опустились вниз и бережно легли на руки Хикару, сжимавшие веер. – Ты не один. Я здесь, с тобой. Но ты продолжаешь винить себя, молчать о своем прошлом. Поэтому рискуешь, поддаешься на самые глупые провокации… Мне больно видеть, как ты разрушаешь себя. Пожалуйста, доверься мне. Я здесь, чтобы разделять твою ношу, и разве не так должно быть? Ты сильный, но ты не должен… нести ее один.       Хикару молчал. Признание очищающим светом озаряло самые затаенные уголки сознания. Душу будто распечатали. Хотя, может, этому суждено было случиться, когда он только согласился зайти в эту комнату?       – Акира, знаешь, – отозвался он тихо, – я никогда не думал, что Сай исчезнет. До сих пор не могу ума приложить, почему, – Он чуть улыбнулся. – Я был очень рад, когда ты его нашёл. В моем го.       – …правда?       – Ты понимал меня лучше всех с того дня, и всегда хотел меня понять. Ты не искал ответов за моей спиной и ждал, когда я сам расскажу. Ты никогда не предавал меня.       Осторожно освободив руки, он обнял Акиру в ответ; веер мягко стукнул того по затылку: – Вернемся. В Токио. Ты узнаешь, как все было.       – Хикару…       – Да?       – Спасибо, Хикару.       В его голосе заискрились непривычно высокие ноты. Хикару невольно захотелось отстраниться, чтобы взглянуть на него. Он забыл, когда в последний раз видел Акиру по-настоящему радостным. Но, кажется, от усталости даже пошевелиться он был больше не в состоянии.       – Ничего, – отозвался он, вяло покачав головой. – Теперь, сейчас… Я хочу сделать многое… что должен сделать.       Он снова удивился, уже теперь самому себе, когда, в противовес его словам, ослабевшие руки соскользнули со спины Тойи.       Парящие искорки пыли, высвеченные слабыми лучами мартовского солнца, неподвижно зависали в воздухе, пока свет, отражаясь от белой подушки, рассеивался над головой: когда Хикару пару раз выходил из дремы, он невольно фокусировал внимание на этих незаметных в обычное время мелочах. Затем видение гасло, растворяясь обратно в умиротворяющем мраке. В комнате Тойи царила особая, глубокая тишина. Пару раз в дверь стучались. Он реагировал легким движением век, но прикосновение теплой ладони Акиры к волосам успокаивало, и он снова погружался в сон, пряча лицо в тени его лица, забываясь после многодневной бессонницы и одиночества. Быть еще ближе. Согревать, потому что можно. Искренняя, щемящая привязанность переполняла его, и, давая ей выход, получая ответный отклик, он чувствовал себя благодарным, и что все плохое и нечистое в мире отступило за пределы этой комнаты.       Ближе к ночи, когда за окном остались гореть только редкие окна и сигнальные огоньки на крышах домов, он все-таки проснулся. Веер все так же оставался надежно зажатым в сомкнутых пальцах. Акира спал, обнимая его со спины и согревая шею тёплым дыханием. Их руки надежно переплетались, и Хикару сжал их чуть крепче, чтобы удостовериться в реальности происходящего. Захотелось снова увидеть его лицо, даже заговорить с ним, но что-то подсказывало, что Акира спит глубоко. В его запястье билась жилка, отмеряя время, как часы. «Нет никого, – думал он, прислушиваясь к мерному дыханию, – ни Юнг-Ха, ни Машибы, ни Су Ёнга, никого. Только мы. Пусть не будет никого и никогда. Не отпускай меня».       На следующее утро им обоим было ужасно неловко даже смотреть друг на друга. Но одновременно с этим новое и чувство единомыслия и присутствия какой-то общей тайны успокаивало и вносило порядок в мысли. Не сговариваясь друг с другом, они заявили возмущенным организаторам, что весь вчерашний день тренировались в номере с такой ответственностью, что никого не слышали.       Партия шла легко, Хикару словно перестал прикладывать усилия, наблюдая за игрой, как за весенним потоком реки. Акира, видимо, испытывал то же самое, потому что в итоге в финале они выступали друг против друга. Совместная игра тоже изменилась, и зрители воодушевленно загудели, стоило им лишь начать. Взгляды, мысли, ходы сливались в один звонкий процесс, возносящий их обоих далеко за пределы этого мира. В каждом камне ощущалась невероятная сила, как если бы Хикару, как самолет, преодолел при взлете борьбу с гравитацией и теперь мог устремляться куда угодно. Два узора, создаваемые ими, наконец, переплетались во вселенную, подобную тем, что были увековечены в записях партий Хонинбо Шусаку.       По возвращению с турнира он прямо с вокзала поехал с Акирой к дедушке в гости. И отвел Акиру на чердак, когда там всё еще было светло благодаря вечернему солнцу.       Ничего не изменилось. Перемены произошли только в самом Хикару. С того дня он поверил, что больше не будет ничего, что сможет остановить его бег наперегонки с Акирой к высшему мастерству.