Погода-то отвратительная

Кровь мутноватыми каплями стекает с клинка, растворяясь причудливым узором в ставших бесконечными лужах. Дождь беспощадно хлещет застывшего в переулке человека. Сегодня Ямамото кажется, что он опять перешел ту грань. Эта некогда глупая игра в мафию открыла его новую сторону — опасную, темную и безумную. Совсем рядом хлопает дверь машины, и гулкий цокот каблуков наполняет промозглый тупик. — Это красиво. Ямамото смеется, сам не зная от чего. То ли от сумасшествия Рокудо, нашедшего что-то в раскиданных и утопленных в этом ливне конечностей, то ли в от того что сам очарован этим узором. — Твой глупый босс испугался бы до дрожи твоих художеств. А погодка-то отвратительная, — Мукуро слегка отодвигает зонтик, силясь разглядеть в этой тьме хоть кусочек чистого неба, но не находит, и кивает своим мыслям. — Давно наблюдаешь, — вопрос-утверждение, уже то, что он соизволил вылезти из своей обители одиночества в Кокуе, говорит о многом. — Ко мне? Машина несется вперед то обгоняя по встречной, то лихо подрезая зазевавшихся водителей. Возможная ругань остается позади и теряется в серости этого города, заставляя Мукуро улыбаться шире. Руки в черных перчатках уверено крутят руль, и Такеши даже не спрашивает, откуда иллюзионист знает, где он остановился, все равно в ответ получит едкий смешок и лукавую улыбку. Спустя полчаса машина притормаживает возле недорого мотеля на окраине. Хозяин скептически провожает глазами постояльцев, «такие» частенько остаются здесь на ночь, щедро оплачивая молчание. Ямамото закрывает дверь, слышит привычный щелчок и тут же его в грудь ударяет мощной волной пламя тумана. Оно обволакивает, забирается в уши, легкие и кружит голову в вихре воспоминаний. Отчаянный крик звучит за спиной, но Такеши понимает, что нет, там пусто и в душе у него пусто. Он сталкивается взглядом с Мукуро насмешливо взирающем с потертой временем постели. Человек кричит, падая на колени, кричит, срывая голос. Такеши морщится, опускаясь перед Мукуро, он не любит эту часть выступления. Стальной клинок рассекает воздух и плоть, поет закаленное железо, да, вот подходящая музыка. Иллюзорный человек захлебывается криком, теряя по кусочкам самого себя. Такеши привычно двигает головой вбирая глубже, сильнее. Цепкие руки в черных перчатках больно дергают за слишком короткие волосы, Мукуро стонет, прижимаясь ближе, приподнимает бедра на каждый глубокий вдох, загоняя в горячую глотку. Иллюзионист щурится, когда иллюзорный человечек распадается на тонкие мясные ломтики и крошки костей. Кровь темная тягучая затопляет все вокруг. Ямамото вязнет в ней, вытирая рот рукой. Резким рывком получается встать, стащить ставшие алыми брюки. Рокудо выпутывается из своих, показушно раскрываясь, оглаживая себя между ног. — В этот раз как ты любишь, — не успев договорить, Мукуро оказывается вдавленным в пыльный матрас. Руки сжаты над головой с такой силой, что кажется вот-вот кости треснут. Ямамото вгрызается в основание шеи, вталкиваясь внутрь, давя и давя, пока не оказывается внутри. Мукуро сипло смеется, он забыл как дышать. Вдохнуть удается, но такой необходимый глоток воздуха Ямамото отбирает себе. Он целует уверенно, нагло, пьет чужое пламя, присвоив себе без остатка. С каждым толчком Мукуро проезжается вперед по скользкой простыне, рытвинами сбившейся под ними. Рычание, уже не человеческое, раздается над ухом, движения хаотичной мозаикой складываются в финальный аккорд. Хруст, заглушенный поцелуем крик, и растворяющаяся в душе тьма отступает на второй план. Мукуро свернувшись на боку, баюкает сломанную руку, вспоминая, что прошлая их встреча закончилась не столь плачевно — кровоподтеками и рваными ранами, а теперь придется восстанавливаться больше месяца. Иллюзионист и сам не понимает, зачем приходит, разрешает. Они не произносят ни слова, закрывая глаза и борясь каждый со своей болью. Да, в чужой тьме гораздо проще потерять свою.