Тишина — твоё спасение

      Тишина — твоё спасение.       Они слепы и почти не различают запахов. Но если услышат, ты обречён. Клыками они разрывают плоть в клочья, раздирают живое извивающееся тело когтями. Но сначала появляется стрекот.       Если услышишь его — замри и молчи.       Риос подбегает ближе, когда я хватаю Джуно покрепче и укачиваю её в своих руках, будто это как-то может помочь. Что вообще может помочь, когда твоя подруга умирает в вонючей пещере от рваной раны в животе, оставленной когтями, а вокруг лишь кровь и смердящие трупы этих тварей? Я укачиваю её в своих руках, как когда-то укачивала дочурку. Джуно надсадно кашляет, а её лицо искажается от боли.       — Тш-тшш, — шепчу я, глотая слёзы.       — Всё, — не терпящим возражений тоном приказывает она. — Уходи.       И это действительно всё. Я это знаю. Это знает Джуно. В её глазах почти вызов, она ни секунды не сомневается в том, что останется здесь одна умирать.       Во второй раз.       В пещерах без названия, в которые она сама нас завела во имя своих великих амбиций. Отголоском в моей голове звучит:       «Я мечтала, чтобы мы застолбили это место и дали ему твоё имя».       «Ты уверена, что не твоё?»       Что может быть интереснее спуска в неисследованные пещеры? Лучше бы уж тут были «перила и сувенирные лавки». Три доллара за обглоданный череп и семь за экскурсию. Фото с мёртвым другом в подарок.       Отсюда не выберется никто.       — Я не уйду.       Не теперь. Не в этот раз. Я не могу её оставить, поэтому прижимаю к себе, как единственное, что у меня ещё осталось. В её глазах что-то меняется — появляется боль. Она чувствовала себя виноватой. Как и я.       — Прости меня, Сара. Прости, — срывающимся голосом шепчет Джуно. Но что бы она ни сделала в прошлом, это больше не имело значения. Ничего не имело значения. Раскаиваясь во всём, что мы наделали друг с другом, я плачу вместе с ней. И грудь сжимает так, что дышать становится слишком больно.       — Хорошо. Хорошо.       Её тело обмякает в моих руках, а голова безвольно свешивается. Я едва её вижу, её застывшие глаза: мои собственные застилают слёзы. Дыра внутри становится необъятной, как эти проклятые пещеры. Словно издалека я слышу голос Риос, говорящий, что нужно уходить.       Но куда?       В груди клокочут сдавленные рыдания. Моя рука дрожит, когда я ладонью провожу по лицу Джуно, закрывая ей глаза. Мы слишком многое пережили с ней плечом к плечу. А теперь последняя ниточка порвана.       — Сара, надо уходить, — настойчиво и умоляюще повторяет Риос. Нетерпение проскальзывает в тоне. Сейчас, когда дневной свет так близок.       Вместо этого я вытягиваю из ботинка подвеску на порванном шнурке. Подушечкой большого пальца проведя по металлу, я очищаю выгравированные на нём слова от крови.       «Люби каждый день».       Так говорил когда-то Пол, но это уже не важно. Она ведь любила его тоже. И мне становится горько, что амулет запачкан кровью. Но тут всё в ней. В мутной красной жиже. Я вкладываю амулет ей в руку и сжимаю пальцы в кулак.       Может это оттого, что я не успела тоже попросить прощения.       Но она ведь знала.       — Сара, умоляю, — надрывисто зовёт Риос, голос наполнен отчаянием и страхом.       У Риос дочь, совсем как Джесси.       Джесси уже исполнилось бы шесть. Она так радовалась своему дню рождения, когда мы ехали на машине в тот день, …когда я их потеряла.       Я вспоминаю её личико в мельчайших деталях, солнечные веснушки и светлые волосы. У неё были глаза Пола. А её заразительный смех... Я до сих пор его слышу. И как она постоянно просилась вместе со мной — сплавиться по реке на лодке, полазать в горах, спуститься в пещеру. Она хотела стать великой исследовательницей, которая заткнёт за пояс даже Лару Крофт. Помню, на ее день рождения хотела установить во дворе детскую стену для скалолазания, а потом на следующий год может и взять её с собой в поход.       Шотландия кажется чем-то нереальным, вся моя жизнь кажется нереальной. Будто ничего этого никогда и не было или случилось вовсе не со мной.       Джесси задувает свечи на торте, и отблески огня танцуют на мокрых стенах пещеры.       Моей дочки нет.       Моих подруг нет.       Я потеряла их всех.       Но Риос есть, куда идти. Я слышу, как она разворачивается и делает два невыносимо громких шага. Шаркающие звуки гулко отдаются от стен, их эхо смешивается с её внезапным вскриком.       Стрекот. И рычание.       Которые я ни с чем больше не перепутаю.       Моё тело сковывает холодом, когда я медленно поворачиваюсь, чтобы увидеть четырёх тварей, загораживающих вход. И это не всё. Они выползают из всех расщелин. Сзади меня и у нас над головами — они повсюду. Серая кожа, цепкие лапы, позволяющие им беспрепятственно передвигаться прямо по стенам. Тихий стрекот, зарождающийся где-то в их чреве, окружает нас плотным барьером.       Кушать подано.       Риос замирает, едва дыша и прижимая руки к груди. Я почти чувствую её всепоглощающий ужас, который скоро вырвется наружу.       Вспышкой в мозгу промелькивает, как мы плыли с ней по тоннелю, пытаясь осветить мутную ледяную воду. Но, казалось, сам свет терялся в той мгле. Я тащила её за собой, хотя из-за неё нас раз пять уже могли сожрать живьём.       Но пока мы сражаемся друг за друга, мы ведь остаёмся людьми?       Едва вынырнув из тоннеля, она лихорадочно содрала с себя куртку и выудила из кармана телефон, упакованный в полиэтилен. С экрана на неё глядела девочка примерно пяти лет. Наверное, это с ней она разговаривала до спуска вниз, когда мы сидели в машине.       Замерев, я смотрела, как она, стараясь улыбаться в камеру, записывает своей дочери видео. Улыбка дрожала, но её глаза говорили за неё. В моей груди тогда застряло что-то колючее, оно заворочалось внутри, пока я слушала наполненный нежностью голос Риос.       «Девочка моя, это мама. Я только хотела сказать, что я так тебя люблю.»       Я бы всё отдала за возможность хотя бы вот так записать пару слов Джесси, зная, что она непременно получит моё послание. Я бы всё отдала, чтобы сказать, как её люблю и скучаю по ней каждый день. Как мне не хватает её смеха и крепких объятий. Но туда, где она, не доходят письма.       Моей дочки нет.       А Риос прощалась со своей, посчитав, что наши поиски пути наверх безнадёжны. Но я уже находила этот путь.       «Всё, что говорила, скажешь ей при встрече.»       Риос трясет. В следующий момент она не сдерживает громкого судорожного полувсхлипа, и они с угрожающим рыком медленно подбираются ближе, перекрывая вход, из которого льётся сулящий свободу дневной свет.       Слепые твари, ориентирующиеся только на слух. Едва они поймут, где ты, ты обречён. Они нападают молниеносно, выцепив из привычного им мрака самый громкий источник звука.       Риос, умоляю, молчи.       Тишина — твоё спасение.       Не моё.       Поэтому я встаю, распрямляя плечи и…       Громко кричу.