Злато и Лазурь.

Злато к злату, лазурь к лазури, как Анар в небесах, встречаются глаза и не отрываются более, переплетаются локоны – злато к злату. Как же долго ждали они, разделенные раздором, тьмой, льдом, войной, кровью, чарами Врага и палатами Феантури, иной раз казалось, что надежды нет, и одинокая тьма обволокла их сердца до Новой Музыки. Но как из тьмы Эа родилась из песни Арда, так и огонь Эстель зажегся в скорбной тьме поруганного Блаженного Края. Песнь скорби и возрождения вознесла к звездам вызревший плод огня, и когда тот поднимался в зенит, казалось, двоим, что сейчас оба смотрят в огонь, обжигая лазурные глаза, но ни на миг, не отводя взгляда, ибо только так могут коснуться друг друга. Ей было не пойти за ним вслед, ему – не возвратиться назад пройденным путем. Раздор. Тьма. Лед. Война. Кровь. Чары Врага... Он прошел все испытания на пути, что возвращает на круги своя. Позже пришедшие следом будут говорить – "пока смерть не разлучит Вас", но тем двоим смерть принесла возрождение и встречу. Меркнет память в палатах Владыки Судеб, но что было начертано – не сотрешь, ибо кровь всегда остается кровью – и её памяти – не стереть никому, и одного взгляда станет достаточно, что бы вспомнить. Ванимэльдэ. Лазурь к лазури – злато к злату. Нерешителен первый шаг перед полетом, потому что не веришь, он ли это. Неужели? Наконец? Сквозь века одиночества дождалась. Она промолчит про сны, в которых видела Тот Берег его глазами. Не скажет о ранах, каждую из которых чувствовала как свою, но когда придет час каждой из них она коснется губами и уронит одну единственную слезу, последнюю, что скроется в густых ресницах, так и оставшись незамеченной. Потому что так – правильно. Кто-то говорил, что остаться было легко, равно, как тяжело было ослушаться родичей, но если б этот кто-то знал, насколько тяжел вес обета возлюбленному. – Пообещай мне... – говорил лорд её сердца у кромки воды под звездным небом погасшего Амана. – Все, что угодно, любимый. – Пообещай, что останешься здесь! – тогда он смотрел ей в глаза, и лазурь в те дни была сумрачна и темна, а голос тверд, как бывают тверды те, кто выбрал путь невозврата. – Но я хочу идти с тобой, мелдо – тонкие пальцы сжимают его ладони крепко-крепко, с той силой, которую и не посмеешь угадать в хрупкой деве, прозванной Цветком Амана. – Я хочу быть рядом с тобой всегда. – Ты не знаешь, о чем говоришь, любимая – он мягко освобождается из её хватки и привлекает деву к себе, прижимая к укрытой кольчугой груди. – Я иду путем горя и смерти, дорогой в которой нет надежды, и единственной моей надеждой останешься ты. Здесь в безопасности, под сенью Пелоров и защитой Валар, я буду знать, что золотое пламя нашей любви будет хранимо тобой, и у меня всегда будет путеводный маяк надежды, что не даст погибнуть вере, и всегда будет указывать путь домой. А еще – он печально улыбается, – ты только что пообещала мне "все, что угодно", а это единственное о чем я хочу тебя попросить. – Просить о чем-то еще не было бы нужды – она прячет лицо у него на груди, слушая биение родного сердца, будто и не замечая холодного металла брони возлюбленного. – А здесь, не пообещай я заранее, то не согласилась бы. Тогда она умолчала о темных видениях, что приходили к ней в редкие часы дремления. Предвидение судьбы нолдор в Эндорэ. Обжигающий холод, леденящее ужасом пламя, жизни, обрывающиеся за одно движение, так что не успеваешь почувствовать боли, и многие дни, наполненные болью, когда смерть кажется желанной. Вечный привкус неизбывной горечи, что пропитает все, проникнет даже в самое сладкое вино, как Тьма, даже в самую легкую послеполуденную тень, ибо жизнь в Эндоре, это жизнь под сенью Трехрогой горы, даже если она скрыта от глаз стенами городов или густо сплетенным пологом многовековых древ. И видит Эру, сколь сильно она не желала оставлять любимого скорби и боли новых земель. Сколь тяжело далось ей-то обещание, но если это поможет ему вернуться, что ж, тогда ей остается встать на пути ожидания, с негасимым огнем в сердце и с путеводной нитью в руках, что укажет дорогу из Тьмы, когда придет срок. Отныне и до конца дней, Сердце и Душа – одни на двоих. И да будет Эру Илуватар свидетелем этому обету, скрепленному не кольцами и церемонией, но единением уст и биением двух сердец в унисон. Элдар почитают звезды и серебро, но светилом этих двоих стал золотой Анар, проросший плодом погибшего Лауреллина. Анар в небесах – золото волос и лазурь глаз, море, набегающее на песчаный берег, где осталась двойная цепочка следов. Двое идут неспешно, держась за руки, словно боясь разделиться вновь, часто останавливаются, что бы подарить друг другу поцелуй, обнять или коснуться родного лица. Им все еще не верится, что они вновь вместе после долгих веков разлуки, что не нужно никуда спешить, что впереди еще много пусть не лоар, но солнечных лет. Не нужно ни о чем думать и можно просто идти по кромке прибоя, где наплывающая теплая волна ласково облизывает ноги, а ладья Ариэн проходя над гладью моря, заставляет воду вспыхивать ослепительным, но не обжигающим огнем. – Мы совсем одни здесь, а море такое теплое... – произносит она, вновь останавливаясь и вглядываясь в прозрачные воды, сквозь которые прекрасно видны россыпи ракушек, гладкие камни с причудливыми узорами, трепещущие водоросли, стайки мелких рыб, ловящих на чешую солнечные лучи и сияющие живыми драгоценностями. – Это вроде мне полагается говорить,– с улыбкой отзывается Инголдо. – Считай, что от тебя успела перенять некоторые причуды телери – Амариэ подхватывает свои струящиеся юбки легчайшего шелка, и грациозно ступает в набегающую волну, смеясь летящим в лицо брызгам. Финдарато подхватывает возлюбленную под руку, даже не столько для того, что бы удержать – уж он-то знает, что нынешние волны вряд ли способны сбить с ног легкую, но прекрасно умеющую держать равновесие одну из лучших танцовщиц Валмара и Тириона. Но вот даже ненадолго лишаться ощущения её руки в своей – больно и невыносимо. Не разлучаться никогда. И словно эхо из другой жизни, вторящее этой мысли, пробирающее неуловимой змейкой холода по хребту – никогда больше. Встряхнувшись, нолдо прогоняет наваждение, в самом деле, откуда взяться холоду в такой теплый безветренный день, только далеким откликом из чертогов Намо, которому здесь не место. Они заходят все дальше и глубже, Амариэ уже не обращает внимания на отданное на волю волн платье, и тонкий шелк струится в воде, пугая рыбешек и ловя пронзающие воду лучи светила. По колено, по пояс, вот море уже достигает груди девы, ваниэ крепко обнимает своего избранника, и, заглядывая ему в глаза, тихо произносит. – Здесь, на границе стихий, воды, земли и ветра, я хочу, чтобы ты пообещал мне... – Все, что угодно, ванимэльдэ... – серьезный, как никогда, он ласково проводит ладонью по щеке Амариэ, отводя от лица влажны локон. – Если... Если ты куда-нибудь отправишься, я уйду с тобой. – Тихий, её голос звучит непривычно твердо, оттененный шелестом волн. Финдарато молчит. Пытаясь догадаться или вспомнить. На миг сжимает губы, потом кивнув, произносит. – Да будет так. – И скрепляет свое обещание касанием уст.