Выбор

       — Ну так что? — неловкий взмах рукой в воздухе, затем слабый бульк в тёмно-зелёной бутылке. — Ты пойдёшь с нами?        В воздухе летал непонятный запах чего-то неприятного, отталкивающего. Запах чего-то пресного, терпкого. На языке же был привкус железной монетки, будто из детства. По телу пробегают мурашки. Непонятно, было ли это приятно или нет.        — Это будет пот-ря-са-ю-ще-е представление! На этот раз всё сработает! — заверял Стингрей, после чего прижался губами к горлышку бутылки. Морщится, чувствуя, как по телу протекает алкоголь. — И этот дебил нас не остановит. Я знаю это, ага.        Гэри смотрит на него, поджимая губы. Он прекрасно осознаёт, что Стингрей тронулся головой, обезумел. Уже давно. Это было видно по его ещё более агрессивному поведению, резким движениям и ненормальной тяге к алкоголю. Последнее по-настоящему сильно влияет на его нездоровый рассудок. Буквально вчера Гэри слышал, как Стингрей в своём бреду шептал о «спасении», «очищении», «муках», как он кричал на кого-то, пытаясь выбраться из своей же блевотины, как пытался сказать Гэри, что «он единственный, кто умеет слушать».        Рядом, совсем рядом над ухом пролетает птица с жёлтыми, словно само солнце, крыльями и садится на голову хозяина. Она заинтересованно повернула голову влево, смотря прямо на Стингрея.        — Я докажу-у, что можно вырваться из грязи в князи. Я это делал тогда, сделаю и сейчас, — решительно говорил Стингрей заплетающимся языком. — И все эти мерзкие свиньи склонятся передо мной, прося об искуплении. Понимаешь, парень?        Гэри ничего не отвечает, как в принципе и всегда. Он лишь наблюдает, как Стингрей допивает остатки пива и бросает пустую бутыль в угол тюремной камеры. По помещению разлетается звонкий звук, бьющегося стекла. Запах спиртного чувствуется сильнее, чем раньше. Отвратительно.        — Они говорят мне: «Неудачник», «Предатель». А чего добились они? Пожизненного срока? Это скорее они лохи, а не я!        Гэри ощущает, как Стингрей облокачивается на него плечом. Перегар, вонь, сумасшествие сливаются в одно. Очень и очень сильно хочется проблеваться, а затем вымыться под холодным и бодрящим душем. Это так мерзко, что даже не описать словами.        — Они верят в несуществующее, а я верю в реальность. Я верю в удачу, которую мне пока что не удалось схватить за задницу. А они верят в убийство, которое должно принести перерождение и рай. Это глупо, не так ли?        Птица что-то чирикнула и замолкла, будто смогла только что ответить на вопрос, будто смогла понять его. Но Гэри нет. Он не понял Стингрея и его ненормальные мысли. Он не понимает, что до него пытаются донести. Возможно, что-то действительно важное, что-то, что нельзя говорить напрямую. Но что это?        Гэри прикрывает глаза. Он чувствует, как нечто тёмное, страшное, ползущее в его душу говорит о чём-то. О чём-то очень важном. Слишком неразборчиво, слишком тихо, слишком быстро. Это безумие. Он слетает с катушек.        — Она не должна отвернуться от меня на этот раз. Больше не сможет, не посмеет. Слышишь меня?        Стингрей отстраняется от нагретого плеча сокамерника, а затем, схватив его за воротник, тянет к себе, как можно ближе к своему лицу. Гэри впервые за весь разговор показывает, наконец-таки, эмоции, которые нравится Стингрею, — непонимание и мимолётный страх. Он был. Он его заметил. Это длилось буквально несколько секунд. Он вдруг вновь почувствовал себя главным, Лордом.        — Я спрашиваю в последний раз.        Стингрей скинул с носа Гэри очки куда-то назад (был даже слышен хруст линз), чтобы смотреть прямо в его глаза и чётче видеть эмоции. Он любит ломать людей, выводить из строя. Тот момент, когда мысли начинают идти по другому течению, из-за чего не можешь контролировать себя, чувствуешь пустоту, ненависть и страх.        Птица возмущённо взлетает вверх, под потолок. Она, сев на выпученную трубу, кричит долго, громко. А затем стихает, хлопая маленькими крылышками.        — Ты со мной? Или нет?        Взгляд невольно забегал из стороны в сторону, пытаясь отыскать спасение, сердцебиение ухудшалось в предчувствии конца. Вопрос пульсом бился в висках. Руки дрожали, сжимая давно грязную тюремную робу. Ему плохо, голова кружится.        Но с языка слетает это ужасное и безвозвратное слово. Чувствуется кислый привкус прямо под нёбом.        Стингрей довольно улыбается.