~ Сентябрь, 2015 г. ~
Машина издает характерный тихий щелчок, когда дверца мягко закрывается, укрывая Джина от промозглого, холодного осеннего ветра. Серые тучи вот уже вторую неделю не позволяют теплым лучам солнца согреть землю и ее обитателей. В этом году сезон дождей пришел неожиданно рано, вырывая последние жаркие летние дни и укрывая город своей унылой мелодией. Серые тона закрасили все вокруг дождевым туманом, скрывая уже привычные после летних фестивалей яркие краски и разноцветные огни. Город быстро превратился в того неприметного служащего маленькой компании, который в своем темном костюме и с дипломатом в руке, остается незамеченным в толпе. Кажется, что больше никогда ласковые, теплые лучи солнца не коснутся земли. Но Джин всегда оставался оптимистом. Какие бы препятствия судьба не ставила перед ним, как бы сильно не штормило в океане жизни, он продолжал верить в то, что за черной полосой наступит белая и счастье неизменно вернется к нему. Джин всегда был мечтателем, и мечтатель внутри него никогда не унывал и вечно стремился к своей цели, какой бы невозможной она не казалась. Вот и теперь, с присущим только ему упорством, он стремился попасть туда, где уже давно не был. В место, где когда-то давно он оставил свое сердце. Отдал на вечное хранение, без желания вернуть обратно. Он посмотрел через стекло на женщину, которая стояла на узком крыльце, и улыбка сама собой появилась на его лице. Маленькая хрупкая фигурка с посеребренными от возраста волосами и ласковой улыбкой – такой Джин увидел ее в этот раз. Прошло больше пяти лет с их последней встречи, а она по-прежнему остается для него важным человеком. Возможно, потому что он знает ее вот уже шестнадцать лет, а возможно, потому что она помнит его еще мальчишкой, который таскал с кухни ее печенье и помогал развешивать белье на заднем дворе их большого дома. Их связывают тесные узы, он любит ее также трепетно как и свою маму, и ее глаза до сих с нежностью и заботой смотрят на него. Несмотря на все, что было между ними, она продолжает любить его, как собственного сына. И она верит ему. Она верит в то, что он не способен навредить тому, кого так сильно любит. И Джин благодарен ей за это. Прозрачные капли расчертили стекло миллионами мелких замысловатых линий. Джин помахал женщине, все еще ощущая ее теплые сухие губы на своей щеке и заботливые руки, которые с материнским трепетом гладили его по плечу и успокаивали. Забавно. Ведь это именно он должен был успокаивать ее. Наверное, все мамы такие. Мы уверены в том, что становясь старше защищаем их от напастей мира, но стоит только оказаться в родных объятиях, неважно, сколько лет прошло, мы снова превращаемся в несносных маленьких сорванцов, которые разбивали коленки в кровь и бежали к маме, потому что только она одна могла успокоить одним взглядом, а в ее нежных руках мы видели силу тысячи солнц. Женщина помахала ему и даже сквозь дождь Джин смог разглядеть, как ее глаза наполняются слезами. Ему знаком этот взгляд. Он видит его каждый раз, когда прощается с собственной мамой. У этих женщин общие мечты и печали тоже схожи… Автомобиль беззвучно движется по дороге. Негромкая мелодия доносится из динамиков, словно отгораживая Джина от мира вне его машины. Пальцы непроизвольно выстукивают по кожаной обивке руля незамысловатый ритм старенький блюзовой песенки. Звук входящего сообщения немного пугает его, но лишь на короткое время. Джин открывает маленькое окошко на экране телефона и быстро пробегает взглядом по строчкам. Он хмурится, нервно облизывает губы и решает позвонить, потому что объяснять в письме слишком долго. Ему отвечают после третьего гудка. Голос на том конце матерится на отборном английском, но Джин не обращает на это внимание, потому что ничто не может испортить ему сейчас настроение. - Алло, - Джош устало вздыхает и с вселенской скорбью в голосе обращается к другу. – Я вообще-то собрался спать. Зачем звонишь? - Ты прислал мне сообщение, придурок. - Ты тоже мог ответить мне сообщением, придурок. - Я решил, что ты будешь рад услышать мой божественный голос перед тем, как отдаться во власть сну, - губы растягиваются в ухмылке и Джин вслушивается в недовольное сопение друга. - Чувак, я спать хочу. - Ладно, чувак, не буду больше тебя мучить. Я хотел сказать, чтобы ты отменил все дела на следующие два дня. У меня отпуск. - Что? С чего вдруг? У тебя встреча на радио и два интервью завтра, - Джин не торопится отвечать, и молчаливая пауза становится особенно тяжелой. Требуется всего пару мгновений, чтобы мозги Джоша включились и стали связывать одно событие с другим, выстраивая логическую цепочку. - Ты едешь к нему? - Да, - Джин сам не заметил, как за коротким ответом последовал трепещущий вздох. Как бы он не пытался это скрыть, но он нервничает перед предстоящей долгожданной встречей. - Он знает о твоих планах? - Нет. Я не звонил ему после нашего последнего разговора. - А ты уверен, что он будет рад этой встрече? Прошло почти четыре года… и все последствия, - Аканиши раздраженно вдыхает и выдыхает сквозь крепко сцепленные зубы. Он не хочет думать об этом. Потому что уверен в том, что Каме все еще любит его. Чтобы не говорил, чтобы не делал, Казуя все еще ждет, когда Джин придет к нему. - Я со всем разберусь на месте и по ходу дела. Очередная минута молчания. Машина сворачивает на подземную стоянку, и связь искажается, появляются помехи и шум. Джин торопится закончить разговор. - Просто отмени все встречи на два дня. Я позвоню тебе завтра. Он заглушил мотор и еще какое-то время просто, молча, сидел. Радио было выключено, и тишину в салоне нарушал только звук его собственного сердца, которое было готово вырваться из грудной клетки, так сильно оно трепыхалось внутри. Джин перегнулся, открыл бардачок и достал папку с документами. С заднего сидения он забрал бумажный пакет с медикаментами. Машина издала «пилик», когда Аканиши покинул салон. В лифте его начало потряхивать и знобить, но он прекрасно понимал, что это сказывается его общее нервное состояние. Длинный коридор выкрашен в теплый желтый цвет и лампы в два ряда. Знакомая дверь и маленькая табличка с золотыми цифрами слева. Ну что же, вот и пришел этот момент. Он должен сделать это.***
Казуя беззвучно застонал и перевернулся на другой бок, натягивая одеяло на голову. Дрожь пробежала от кончиков пальцев на ногах прямиком до ушей, когда тело коснулось холодной части простыни. Он задрожал и плотнее укутался, поджимая под себя ноги. Его продолжал бить холодный озноб и губы горели, словно он весь день целовался с печкой. Желания покидать уютный теплый кокон из одеяла у него не было, как, впрочем, и думать о чем-то. От ладоней исходил жар, а из горла то и дело вырывались прерывистые хриплые вздохи. Казуя крепче поджал под себя ноги и попытался открыть глаза. В комнате было темно и тихо. В ногах спала Ран. Каме облизал пересохшие губы и потянулся за телефоном. Яркий свет причинил глазам боль, заставляя зажмуриться. Снова приоткрыв один глаз, он напряженно вгляделся в экран, пытаясь разглядеть время на часах. Половина восьмого вечера. Он проспал десять часов, но лучше ему так и не стало. Откинув телефон на край большой кровати, Казуя снова укутался одеялом, закрывая воспаленные глаза. Вероятно, температура снова стала подниматься, потому что он уже не чувствовал головную боль, только ломоту и слабость. В виски будто бы вбивали маленькие молоточки, и это приносило много неудобства и раздражало ослабленные из-за болезни нервы. Хотелось снова уснуть, но духота и жар собственного тела очень мешали. Казуя неуклюже стянул с себя футболку, оставаясь в одних боксерах. Кутаясь в мягкое одеяло, он попытался расслабиться и ни о чем не думать. Наверное, его старания помогли, и спустя некоторое время он снова провалился в неспокойный сон. Казуя ощущал дискомфорт и давящее, саднящее давление в районе груди. Дышать было очень сложно, словно ему перекрыли поток кислорода. Он захотел проснуться, но это оказалось непосильной задачей. Его состояние дошло до определенной кондиции, когда он уже не мог свободно контролировать свое тело. Болезнь взяла верх, и последнее о чем подумал Казуя, это то, что он впервые проиграл обычной простуде. Как смешно. Он не знал, сколько прошло времени. Возможно час, возможно два, а возможно – лишь пару минут. Сначала он почувствовал прохладные руки на щеке, а затем – мягкие сухие губы коснулись его лба. Знакомый голос, словно откуда-то издалека начал что-то шептать, сначала упрямо с легким укором, а потом – спокойнее, все больше смягчаясь. Казуя приоткрыл губы, когда голос попросил его об этом. Он ощутил между губ горький привкус чего-то маленького округлой выпуклой формы и скривился, но уже в следующее мгновение к губам прислонили стакан с теплой водой. - Это жаропонижающее, - голос прозвучал над самым ухом, но Казуя все еще не мог открыть глаза и не понимал, кто разговаривает с ним. Все происходящее будто бы искажалось и преломлялось через особенную призму. Его продолжало трясти, он дрожал и часто стучал зубами, а человек, который был рядом, касался его лица и волос, и, не переставая, что-то шептал на ухо. Казуя вздохнул и попытался приоткрыть глаза. В комнате все также было темно. Но свет из кухни мягким покрывалом окутывал спальню, вырывая из темноты силуэт человека. Гость сидел на постели рядом с Казуей, голова наклонена вбок, одна рука перебирает его волосы, а вторая обнимает ладонь Каме. - Пить, - это единственное, на что у него хватило сил. Гость потянулся к прикроватной тумбочке, и затем губ коснулось прохладное стекло, а по горлу прокатилась освежающая жидкость. - Мм. - Температура начала падать, - человек склонился над Каме, и устало зашептал, иногда касаясь губами его уха, отчего по телу забегали мурашки. – Ты должен поспать. Закрывай глаза, Казу… Я буду с тобой. - Мм… - он хотел что-то сказать или спросить, но вместо этого просто повиновался словам незнакомца. Глаза закрылись, и он почти сразу провалился в крепкий сон. Но перед тем как уснуть Каме услышал, как ночной гость опустился на постель рядом с ним, сильные руки обняли его, а заботливый голос стал напевать песню. Он не различал слов, но ее незамысловатый простой мотив, был ему до боли знаком. Последнее, что он помнил, это как его собственные губы отчаянно прошептали одно единственное имя. - Джин… - Спи, малыш. Я рядом, - губы коснулись виска, и Казуя моментально забылся спокойным и тихим сном, без кошмаров.***
Казуя пошевелился и плотнее прижался к человеку, что лежал рядом. Спокойствие. Ему было так хорошо и спокойно. Тело отзывалось ломотой в мышцах, но он ощущал, что температура отступила, и голова почти не болела. Чья-то рука коснулась его ладони, погладила тыльную часть и переплела их пальцы, чуть сжимая. Казуя улыбнулся сквозь сон. Ему уже очень давно не снились такие приятные сны. Он чуть заерзал на мятых простынях, удобнее устраивая голову. - Котенок. Снова до боли знакомый голос стал что-то нашептывать. Рука коснулась головы, перебирая пальцами волосы. Сон казался таким маняще сладким. Хотелось продлить этот момент, растянуть удовольствие до полного и абсолютного пробуждения. Но у чужих рук в его сне были собственные планы. Они игриво прошлись по обнаженной коже шеи, погладили плечо; ласковые пальцы провели невесомую тропинку вдоль талии, замирая чуть ниже выступающей косточки. Мягкие поглаживания очертили бедра, чуть сжимая и притягивая к себе. Казуя издал прерывистый вздох и беззвучно заскулил. Возбуждение быстро распространилось по телу, скапливаясь горячей волной внизу живота. От запястьев к кончикам пальцев пробежали сотни электрических зарядов, будоража кровь и вырывая последние сладкие капли беспамятства у сна. Он закинул колено и поддался всем телом вперед. Желание завладело рассудком, сметая всякие попытки на здравый смысл. Человек сдавлено прохрипел, и пара сильных рук резко прижали Казу к матрасу. - Ты сам напросился, - голос, уже окутанный дымкой возбуждения, зашептал в ушко, нарочно касаясь губами. Его вдавили в постель одним уверенным движением и горячее, такое знакомое тело, накрыло его собой. Даже спустя десяток лет он бы узнал это тело. Руки, которые так бесстыдно ласкали, губы, что целовали столь пьяняще. Это отчеканилось в его памяти. И это не сон. Ресницы задрожали и распахнулись. Взгляд, уже поддетый возбуждением, встретил пару глаз напротив. Непроглядно черные, в обрамлении пушистых ресниц, они смотрели с нескрываемым желанием. И любовью. И он бы все отдал, чтобы видеть этот взгляд каждый раз после пробуждения. Каждый раз, засыпая и просыпаясь, он бы желал видеть эти глаза и слышать голос, который сейчас шепчет в его приоткрытые губы. - Ты даже во сне умудряешься возбуждать меня, - Джин склонился над любимым, пытаясь рассмотреть в глубине темных глаз ответы на мучающие его вопросы. Он хотел бы взять его прямо сейчас, без лишних слов, просто овладеть этим телом, снова сделать своим. Но нежность опять взяла верх. Он всегда становился безрассудно мягким и податливым, когда эти огромные черные глазищи смотрели на него в упор. Джин поддался вперед и потерся кончиком носа о щеку парня. Щемящее чувство окутало сердце, и он порывисто обнял тело под собой, заключая любимого в долгожданные крепкие объятия. Последние остатки сна испарились, возвращая Каме к реальности. Он зашевелился в коконе из крепких объятий. - Джин, - еще хриплый ото сна голос казался неуверенным. – Джин, что ты здесь делаешь? Как ты попал в квартиру? Аканиши крепче прижал к себе любимого, словно пытаясь зафиксировать его в одной точке без возможности движения и попыток сбежать. - Джин, как ты попал в мою квартиру? Казуя пару раз дернулся, но безрезультатно. - Джин, отпусти меня. Все попытки высвободиться не оказали никакого эффекта, и тогда Каме прибегнул к последнему способу. - Аканиши, ты давно потерял свое право обнимать меня, поэтому отпусти сейчас же. Хватка постепенно ослабла, и Казуя быстро высвободился из оков желанных рук. Он встал с постели и, взяв с кресла халат, накинул на плечи. - Как ты попал в мою квартиру, Джин? - Я поздравил твою маму с днем рождения, - Джин уселся на постели, подтянув ноги к груди. Он словно маленький мальчик пытался оправдаться после совершенной шалости, и обижено опустил голову. - Я каждый год поздравляю Каменаши-сан с днем рождения. Чтобы между нами не произошло, она твоя мама и я... – Джин вздохнул и забавно скрестил ноги, обнимая колени. – Вчера я заехал к вам домой, чтобы вручить ей подарок. И она рассказал мне, что ты не смог приехать на праздник, потому что заболел. - Я не говорил ей о том, что заболел, - перебил его Каме. - Не говорил, но она поняла, что ты обманул ее с интервью. Она ведь твоя мама, дурачок... Она сказала, что очень волнуется за тебя, и тогда я сказал, что поеду к тебе. - Но как ты попал в квартиру? - Твоя мама дала мне ключи, - спокойно ответил Джин и уголок его губ дрогнул в дурашливой улыбке. - Она вот так запросто отдала тебе ключи от моего дома? - В отличие от тебя, Каменаши-сан выслушала меня, - уверенно заявил Джин, а затем пожал плечами, как бы подтверждая свои слова. – А уже потом отдала ключи, да. - Мы расстались почти пять лет назад, а ты до сих пор имеешь наглость вот так бесцеремонно влезать в мою жизнь?! Казуя скрестил руки на груди. Ему абсолютно точно не понравилось то, что он только что услышал. Во-первых, его ночные галлюцинации были не сном, а значит, Джин ухаживал за ним всю ночь, пока температура не спала, и, во-вторых, между ними уже давно все кончено. Джин сам закончил их отношения, после того, как надел на палец кольцо. Это разрушило все. Взгляд скользнул по загорелой руке, опускаясь к запястью. Казуя сощурил непроглядно темные глаза. - К моим родителям ты поехал без кольца или снял уже по дороге ко мне? Джин вздохнул и нахмурил лоб, отчего на нем проступило несколько неглубоких морщинок. Казуя закусил губу, продолжая упрямо сверлить мужчину недовольным взглядом. - Почему ты так любишь все усложнять? - Это я усложняю? Каме вспыхнул с невероятной силой, будто именно этого и ждал. Он уже давно мечтал о том, как выскажет Джину все, о чем думает, расскажет о том, как страдал все эти годы, как ему было плохо и одиноко, пока тот строил свою семью и собственную музыкальную империю. - Значит, это я усложняю все? Скажи, может это я женился и завел ребенка, не сказав об этом никому? А затем пришел с мольбами о прощении, и с желанием вернуть все как было? Как думаешь, может это я, предложил встречаться, пока дома ждет жена и ребенок? Скажи мне, Джин, это я сделал? Это я предал тебя? Я оставил тебя? - Ты выбрал карьеру, - голос резанул не хуже ножа, и обида накрыла с новой силой. Потому что понимаешь, что он прав, потому что знаешь, что предпочел карьеру семье и счастью в его объятиях. - Я думал, что ты смиришься с моим решением и согласишься ничего не менять. Твои идеи о свадьбе и детях не сочетались с нашим образом жизни… - Ты, правда, хочешь сейчас это обсуждать? - Лучше обсудить все здесь и сейчас. - Хорошо, - Джин поднялся с постели, прошел мимо парня. Он подошел к низкой тумбе, на которой стоял телевизор и взял с ее гладкой отполированной поверхности черную папку. - Можешь начинать свое обсуждение, я буду очень внимательно слушать, - Аканиши открыл папку, зашелестели страницы. – Но пока ты молчишь, я хочу зачитать кое-что. Будет достаточно пары строк, поэтому послушай. Джин вытащил из стопки один листок и с усердием принялся зачитывать содержимое. - «Свидетельство о расторжении брака. Брак между Аканиши Джином и Шимабукуро Сатсуки* прекращен 26 августа 2015 года на основании совместного заявления супругов»… Дальше лабуда какая-то и подпись. Можешь взглянуть, если хочешь, - Джин протягивает официальный документ, ожидая какой-то реакции. И она следует незамедлительно. Казуя быстро сокращает расстояние между ними и вырывает злосчастную бумажку из его рук. Растерянный взгляд блуждает по строчкам, снова и снова перечитывая ее содержимое. Губы Джина растягиваются в довольной улыбке, пока он наблюдает за озадаченным, ничего не понимающим взглядом любимого. Он терпеливо ждет, пока Казуя осознает все сам, он не хочет подгонять его. Даже наоборот, ему нравится видеть эти по-детски встревоженные глаза, которые постепенно заполняются еще не до конца принятым фактом. - Что это такое? - И кто из нас двоих бака? – Аканиши перехватывает из рук парня бумажку и отбрасывает ее через плечо в сторону. Он притягивает любимого к себе за талию, упиваясь его детской растерянностью и наивностью. Внутри зажигается огонек былой нежности, той самой, которую он испытывает только с этим человеком. Это не поддается описанию, ее можно только почувствовать, поэтому никому и никогда не понять, насколько сильно он любит его. Джин наклоняется и, наконец-то, целует желанные губы, ощущая, как они несмело отвечают на призыв. Бережно пройтись языком по нижней губе, чуть пососать, затем проникнуть внутрь и зайтись в немом восторге, соприкоснувшись языками. Невероятные ощущения. Ни с кем и никогда так ярко и волнительно. Только с ним и целую вечность после этого дня. Казуя первый разрывает поцелуй. Он пытается отдышаться. Руки судорожно хватаются за плечи мужчины, не то, притягивая к себе, не то, пытаясь оттолкнуть. - Джин, что это значит? Ты развелся? Почему? - Казу, - Аканиши продолжает без разбора целовать губы, нос, щеки, почти уплывая и забываясь в долгожданном пьянящем море любви и желания. Как же он скучал по этому телу, по коже, что так сладко пахнет и по губам, которые давно стали его наваждением. - Казу, пожалуйста. Я так хочу тебя… Я больше не могу ждать. Казу. Пожалуйста, любимый. Пожалуйста, - руки сами стягивают мешающий сейчас халат. Пальцы сжимают, гладят, путешествуют по всему телу, вспоминая каждый миллиметр и вырисовывая все те же замысловатые руны на желанном теле. - Я хочу тебя, Казуя. Я хочу тебя. Ты мне нужен. Сейчас… Я хочу тебя, - он уверенно подталкивает любимого к постели, а когда тот падает на мягкий матрас, следует за ним, накрывая собой. Языки сплетаются, пальцы сталкиваются, тела трутся друг о друга. И в один момент им становится мало этого. Хочется быть еще ближе. Хочется, чтобы единение было абсолютным и бесконечно долгим. Когда Джин входит в горячее тело, Казуя шипит и жмурится, но не отстраняется. Он плотнее прижимается, обвивая ногами бедра, желая ощутить его в себе полностью. И пусть больно, пусть неудобно в такой позе – это неважно. Их притягивает словно магнитами. Тело требует долгожданной разрядки, того самого взрыва, который способен подарить только этот человек… - Я люблю тебя. Казуя не шевелится и не торопится открывать глаза. Ему кажется, что если он это сделает, то все что было до этого, окажется, лишь сном, и он проснется в своей постели,- снова один, снова среди окутывающего холода пустой спальни. - Казу, я люблю тебя, - повторяет Джин. Он не спешит вставать. Продолжая лежать на любимом, он ласкает его тело руками. Поцелуи остывают на бледной коже лица и шеи. Казу замирает на пару мгновений и открывает глаза. - Я люблю тебя, малыш, - улыбка Джина способна растопить лед, - Каме всегда так думал. Он несмело улыбается в ответ и их губы снова соприкасаются, чтобы унести обоих за пределы этой грешной земли, в далекий космос, где бы их поцелуй превратился в вечность. - Я люблю тебя, малыш, - губы ласкают губы, руки обнимают, приучая к тому, что теперь так будет всегда. Любовь, которая никогда не отпускала их, вспыхнула с новой силой. - Джин, то что было… - Теперь так будет всегда. Как раньше, - губы растягиваются в загадочной улыбке, которая скрывает за собой воспоминания о том самом «раньше». - Нет, ты не понял. Тот документ. Ты, правда, развелся? Вы расстались? Аканиши привстает, опираясь на локти. Он заглядывает в шоколадные глаза, которые смотрят одновременно с надеждой и в неверии, и кивает. - Мы давно перестали жить вместе и встречались только из-за Теи, - Джин перекатывается, устраиваясь на спине, и притягивая любимого к себе. – Я хотел развестись сразу после ухода из агентства, но Мейса отговорила меня и, в какой-то степени, я благодарен ей. Это было верное решение. Тогда я еще был не готов. А сейчас, даже если пресса узнает об этом, я уже не буду чувствовать себя уязвимым. - Ты сделал это, потому что хотел развестись или... – Джин пытается словить взгляд Казу, но тот упрямо прячет глаза, ожидая ответа. - А как ты думаешь, почему я так рвался развестись? Почему названивал тебе и просил о встрече? Казуя хмурит белоснежный лоб, и Джин уверен в том, что Каме все понимает, но хочет услышать это от него. - Посмотри на меня, - Каменаши хмурится, облизывает губы, но покорно поднимает взгляд. – Мы так долго знаем друг друга, мы столько лет вместе, а ты до сих пор сомневаешься в том, что я хочу быть с тобой. Если ты все-таки желаешь знать правду… Да. Да, я развелся и готов бороться хоть со всем миром, лишь бы ты, наконец-то, был рядом со мной. Я хочу, чтобы ты был моим. Хочу, чтобы ты принадлежал только мне. Хочу слышать, как ты стонешь и умоляешь меня. Мне нужен весь ты, Казуя, без остатка. Я люблю тебя, хренов упертый баран! Ладонь касается лица, и Джин льнет к теплу, которое исходит от нее. Теперь уже он ждет ответа. - Поцелуй меня, - шепот нежным шелком обволакивает тело. Джин притягивает любимого, чтобы оставить на его губах поцелуй, который бы смог рассказать о его любви. - Я тоже люблю тебя, Джин. Я очень сильно тебя люблю. Поцелуй длиться бесконечно долго, а затем перетекает в нечто большее. И снова два тела сплетаются в горячем коконе, объятия обжигают своей настойчивостью, руки согревают и уносят на самую вершину, заставляя теряться в наслаждении.***
Джин еще раз проверяет, все ли ремешки закреплены крепко, и только после этого поворачивается на водительском сидении. Он заводит мотор, и машина плавно выезжает со стоянки. - Как прошел твой день, дорогая? - Сегодня мы лепили большого слоника из пластилина, - Тея прижимает к груди плюшевого мишку, а второй рукой играет куклой, которую ей подарили на день рождения. – Воспитательница сказала, что мой слоник был самым веселым. Он держал в ручках конфету и танцевал. - Моя умница, - Джин наблюдает через зеркало заднего вида за тем, как играет дочка. Губы сами растягиваются в улыбке, когда она трясет головкой и два хвостика из ее темных пушистых волос весело подпрыгивают в такт. - Папочка, мы едем домой? - Нет, сегодня мы поедем в другое место. Я хочу познакомить тебя с моим другом. - Но я хочу посмотреть мультики, - Тея забавно надувает свои пухлые губки и перестает играть куклой. – Мы не будем смотреть мультики? - Если ты скажешь ему, что хочешь смотреть мультики, он включит для тебя любой мультфильм, какой пожелаешь. - А у него есть мороженное? - Думаю, он и мороженное для тебя найдет, - Джин улыбается и подмигивает дочке. - А он поиграет со мной в фею? - В фею? – бровь скептически изгибается и Аканиши издает рваный смешок. – Феи больше по части Тат-чана. Но он тоже вполне справится с этой задачей. - А кто такой Тат-чан? - Это тоже мой друг. Когда-нибудь я познакомлю тебя с ними всеми. - Папочка, а как зовут твоего друга к которому мы едем в гости? - Его зовут Казуя, но ты можешь называть его Каме. - Каме? Он черепашка? - Нет, милая. - Папочка, а вы давно дружите с черепашкой? - Я познакомился с Каме очень давно и… он мой самый близкий человек. - Наверное, он очень хороший человек? - Именно, дорогая, он очень хороший человек, - Джин достал из кармана куртки телефон и прочитал коротенькое сообщение. Ласковая счастливая улыбка сама собой появилась на лице. – Черепашка уже ждет нас. А еще у него есть для тебя сюрприз. - Какой сюрприз? - Скоро сама узнаешь, - быстро настучав ответное сообщение, Джин спрятал телефон обратно в карман, и повернул на стоянку. - Папочка, а я понравлюсь черепашке? - Я уверен, что он уже любит тебя. - Почему? - Потому что ты моя дочка и потому что я тоже очень сильно люблю тебя.