Маргаритка цвета циана

Тусклый, холодный свет, исходящий от единственной лампы в столь негостеприимном помещении защищает, оберегает, не давая шустрым ночным кошмарам добраться, опутать своими тонкими, склизкими путами, захватывая разум. Они таились где-то неподалеку, будучи готовыми напасть. Легкие потоки тьмы, скользящие паралельно со светом скрывали от чего-то неведомого, незримого, но вполне ощутимого. Потухшие глаза поблескивали чем-то оливково-зеленым, пугая и завораживая. Прохладная поверхность зеркала слегка поблескивала, отдавая бликами, имевшими окраску холодных оттенков. Кольцо. Это проклятое кольцо цвета циркона сдавливало один из пальцев правой руки, одаряя его невыносимым, как будто солнечным жаром, действующим на все тело, оплетая, словно путы грязной, порочной, угольно-черной тьмы. Треклятый, демонический камень цвета золотистого янтаря покоился в прохладной оправе, прожигая хладную конечность. На какой палец не одень — везде эфмерные ожоги, боль от которых остаётся приятным напоминанием о своем бессилии. Неспособности себя контролировать, принимать решения. Ох уж это треклятое кольцо Маре. Да, даруемое им бессмертие — это неоспоримый плюс. Но не для столь странного существа, коим является хранитель солнца, всем своим сердцем желающий умереть. Растоптанная, пусть и собираемая по частям маргаритка. Ящерица. Каждый раз отращивающая новый хвост. Проклятая. Заколдованная. Наделенная вечным существованием. Через броню отчаяния, застарелой, душевной боли, лёгкого флёра безумия вряд ли можно прорваться, не потеряв себя. Но нет. Она обошла и этот постулат, нарушив все мыслимые и немыслимые правила, устои, казавшиеся непреложной истиной. Стала глотком свежего воздуха. Столь необходимым кислородом, вытеснившим огромные просторы углекислого газа. Отравляющего всю сущность. Чувство, которое было невероятным, необыкновенным, необычайным для Дейзи расцветало в сердце тысячами лазурных колокольчиков, изредка приобретавших цвет посветлевшего аметиста. Они оплетали внутренние органы своим тонкими стебельками. Мысли путались. Витали в казавшейся такой тяжёлой голове косяками угольных чаек. Наводя мороки. Вызывая головокружение. Чувства никак не могли найти ответа. Не высказывались. Задерживались на алеющем языке, забывая превращаться в слова, соскальзывая обратно. Симпатия, обретающая контуры первой любви жила своей жизнью, сковывая разум оковами цвета василька. Боже. Боже-боже. Как же больно.