---
От: Бека Помнишь тот раз, когда ты назвал меня старпёром? Для: Бека ага, я тип делаю это 98% всего времени ты же слушаешь только бетховена, а твою любимая книга — мемуары вов это очевидный вывод От: Бека Внимательно смотри за моей произвольной сегодня. Для: Бека окей?? я бы всё равно смотрел как друг не как виктор на катсудона а что там будет, кст? это как в тот раз с парным катанием? От: Бека Ничего необычного, но ты точно перестанешь так меня называть. Для: Бека лол, ну посмотримЧасть 1
1 мая 2017 г. в 11:50
Юра умирает.
Вот и оно, это конец его карьеры. Он умрёт в семнадцать лет, как раз за три месяца до его совершеннолетия, до того, как у него будет шанс впервые попробовать алкоголь; до того, как он сможет раскромсать ЖЖ с его теперь-уже-женой и тупыми девушками-ЖЖ; до того, как сможет запульнуть Катсудона с его отвратительным старым женихом в ближайшую церковь, потому что им нужно наконец всерьёз задуматься о своих отношениях и пообщаться.
До того, как он, блин, впервые поцелуется с человеком, чьё имя предположительно начинается на «О-» и заканчивается на «-табек», и который, кстати, как раз и виновен в его смерти.
Пусть все узнают, что Юрия Плисецкого убил его первый друг, и, возможно, если бы у них было чуть больше времени, и если бы он просто признался сам себе, что на самом деле его любовь к Отабеку была размером с Санкт-Петербург, его парень, а происходит это всё во время показательных выступлений на Кубке Франции.
Ох, вы спросите, что же за орудие убийства он использует?
Чертову толстовку.
Чертову толстовку, в которой просто нет никакого смысла. Ведь обычно толстовки должны греть, защищать от холода.
И они не должны быть такими тонкими; не должны быть сделаны из полупрозрачной ткани; не должны едва скрывать верхнюю половину тела, хотя по факту она не скрыта вообще, потому что Юрий отчётливо может видеть загорелую кожу Отабека, которая сверкает от капелек пота, как чёртово золото.
«Толстовка с капюшоном или куртка» — вот четкое определение, которое Юрий вычитал из словаря, толстовки не должны быть чем-то сексуальным. Они большие и точно не обтягивающие, не красивые или соблазняющие. А то, что носит Отабек — дичайший позор. В этом нет смысла, это не модно, это—
Это… отвратительно. И это убивает Юрия.
И Катсудон… да пошел он нахрен, потому что он замечает взгляд Юры, кладет руку ему на плечо и обеспокоенно смотрит своим ангельским личиком, будто стараясь состроить из себя его отца, но Юра-то лучше всех знает его гнилое нутро. Что Катсудон на самом деле еле сдерживает смех, и это еще больше злит Юру. Он даже почти хочет извиниться перед вселенной за то, что он ведёт себя как осёл в своём подростковом возрасте, потому что это должно быть его наказанием.
— Юрио, ты в порядке? — невинно спрашивает Катсудон
В порядке? В грёбанном порядке? Что это вообще за вопрос? Отабек одет в прозрачную белую толстовку и обтягивающие порванные джинсы, а его соски закрывают только две вертикальные чёрные полоски на торсе. Но зато ничто не останавливает Юрия от рассматривания прекрасной задницы Алтына. Так в порядке ли он?
Тупой вопрос, но Катсудону просто нравиться расспрашивать об Юриных чувствах.
А прямо сейчас он чувствует, будто готов ударить кого-то. Жаль ЖЖ сейчас в Пекине.
— Лучше не бывает, — шипит Юра, надеясь, что сможет пережить следующие самые мучительные четыре минуты его жизни.
Катсудон скрывает самодовольную улыбку.
На самом деле Юра до сих пор не задушил Катсудона только потому что хотел видеть его с золотой медалью в руках, ведь только фигурное катание может вернуть этого бездельника в форму после того, как Виктор продолжал его френдзонить.
Свет гаснет, и Юра готовится к смерти.
Синий свет прожектора до жути драматично падает на Отабека. Юра подпрыгивает, когда из динамиков начинает вырываться электронный бит, думая, что персонал опять включил не ту песню, за что он готов их прибить. Но как только Отабек начинается двигаться в такт музыке, Юра понимает, что он проебался. Даже больше, чем раньше.
Это ремикс «Lose Yourself», а Юра до этого даже не думал, что Отабек слушает подобные песни, да чего уж там, никто бы и мысли не допустил, что Отабек когда-нибудь поставит выступление под ремикс рэпа! Юра прокручивает в голове их вечерний разговор, когда Отабек пообещал доказать ему его неправоту, даже если Юра просто шутил, и чувствует себя непривычно тронутым.
Конечно Отабек должен быть серьёзен. Нахрен его. Нахрен программу. Нахрен чувства!
Комментатор распинается о том, что Отабек решил попробовать новый стиль для своей показательной программы: «Герой Казахстана известен чувственностью своих программ, так что использование современного стиля, как dub-step — действительно новое направление, какой приятный сюрприз! Интересно, какая история стоит у Алтына за этой программой? Может на трибунах есть кто-то, кого он хотел бы впечатлить?».
Нахрен комментатора.
Отабек проделывает сложные элементы, будто для него это просто пустяк, подгибает колени, почти ложась на лёд и отводит руки назад. Из-за резких движений толстовка задралась вверх, и Юра уверен, что хуже уже быть не может.
Катсудон хихикает.
Очевидно, что всё становится хуже и хуже, будто вся вселенная желает Плисецкому смерти. К его ужасу, большая часть программы Отабека состоит из энергичных дорожек шагов, которые в свою очередь заканчиваются большими прыжками. Он мчится по льду, как вихрь, будто играет в кошки-мышки с прожектором. Должно быть сам Сатана управляет ими. Юра убежден, что персонал сговорился, чтобы сделает эту ситуацию ещё более невыносимой для него, выдвигая на первый план открывшуюся полоску кожи, которая становиться всё виднее с каждым новым резким движением. Худшая часть выступления (худшая из худших) — это, определённо, финал, в котором Отабек на последнем всплеске нот падает на колени и продолжает так лежать, иногда подрагивая.
Когда выступление наконец заканчивается, Юра выдыхает, не веря, что смог продержаться.
Отабек поднимается со льда под громкие аплодисменты зрителей. Он улыбается, пусть и совсем немного, явно радуясь достижением своей цели.
А если его цель — убийство Юры, то он, безусловно, превзошел все ожидания.
Невооруженным взглядом может казаться, что Отабек не смотрит в какое-то конкретное место. То ли куда-то на юг, то ли в сторону Юры, но тот все равно лучше всех понимает Отабека и точно знает, что каким-то образом тот сейчас смотрит именно на него. Казах наклоняет голову, будто сам хочет, чтобы Юра смотрел на него, а потом отводит взгляд. Это происходит слишком быстро, и Юра бы мог даже посчитать это случайностью, но ведь это Отабек, а Отабек никогда не делает что-то случайно.
Аплодисменты стихают, и Отабек отъезжает к бортику.
И он может даже не надеяться на то, что Юра поздравит его, потому что первое, что он хочет сделать — это сжечь эту проклятую толстовку и развеять её пепел по всей Сене, потому что кому вообще не насрать на загрязнее воды всяким мусором.
А потом он просто запрётся в своё гостиничном номере и точно не будет тайно думать об Отабеке и дрочить на него, хотя это даже не касается никого, кроме самого Плисецкого.