«В жизни бывают увлечения, которые будоражат мозг и чувства, ум и сердце. Но есть такая любовь к чему-либо или кому-либо, которая не волнует, — она проникает вглубь человека и умирает лишь вместе с существом, в котором пустила корни».
После очередного собрания всех правителей планет Блум падает на мягкую кровать, чувствуя совсем не то, что присуще героям. Последнее время её преследует очередная слабость. Нет, не физическая. А душевная. Как-то на геройство не тянет, хотя бесить врагов ей всегда было в кайф. Что же поменялось теперь? Блум не знала. И её выводило из себя чувство незнания. Она всегда была уверена в себе, всегда знала, ответы на собственные вопросы и в её голове никогда не было путаницы. Но все это было раньше. Теперь же рыжеволосую что-то сломало. Раньше она была фарфоровой куколкой с идеальным личиком и мастерски продуманными мыслями, а теперь эту «куколку» сломали, оставив наедине со слабостью и вовсе не впечатляющим чувством незнания. Принцесса Домино, кажется, сама не замечала, как постепенно падает в бездну совершенно других чувств. Сильных, таких, какие обычно питают злодеи? Неужели Блум потеряла прежнюю себя? Нет, такого нельзя допускать. Ей нужен был Валтор. Валтор, который оставлял после каждой встречи всё больше желания к его персоне. Блум, наконец, медленно поднимается с кровати. Ей не хотелось делать буквально ничего. Но из-за приоткрытого окна в комнате стало настолько холодно, что она, только недовольно цокнув языком и громко хлопнув окном со всей злостью, направилась на кухню, чтобы взять очередную бутылку пива. Все же алкоголь — это её спасение в такие угнетающие времена. Хотелось настолько напиться, чтобы следующим утром у неё жутко разболелась голова, а глупые мысли не лезли в голову. Хотя, быть может, пора уже совершить ошеломляющее спасение мира, что затмит все заголовки газет и будет крутиться по всем новостям. Но не сегодня. Все завтра. Сегодня у неё, так сказать, выходной от суеты. Или, точнее, отпуск? В общем, когда-нибудь Блум снова заявит о себе чем-то ярким, но не сейчас. Но Блум отставляет бутылку в сторону, смотря на внезапного, но желанного гостя.***
До чего же паршиво. Тошно. От самого себя, от жизни, от вечных пряток. Когда его существование стало походить на горькое, мерзкое лекарство, которое необходимо принимать по каплям? Большую часть своей жизни, проведя в убежищах, Валтор часто имел возможность наблюдать, как ломаются под гнётом пыток даже самые сильные, на первый взгляд, люди. Словно хрупкие спички или тонкие ветки, на которые надавили чуть сильнее. Он был уверен, что никогда в жизни, чтобы не случилось, он не превратится в такое утопающее подобие собственной никчемности, безнадежное и полностью раздробленное существо, каким хотят его видеть три прородительными ведьмы — и он держал эту клятву. Валтор сильный, даже сильнее, чем, кажется, но это не значит, что у него не может быть чувств и эмоций, он не холодная мраморная статуэтка, а напротив, более походит на пламя своей яркой, горячей и вспыльчивой натурой, и сейчас это не играет ему на руку. Сколько боли Валтор вообще сможет вынести? Личной, чужой, выдуманной, разрушающей изнутри на мелкие осколки и отнимающей всякую волю к жизни. Словно сила его души измеряется тоннами, метрами или часами испытываемой боли. Боль, настоящая боль, возгорелась тогда, когда расселились все остальные, притупляющие его чувства — наслаждение властью, ощущение собственной значимости в этом никчемном мире. И боль захлестнула его с головой, потому что он был не в силах её подавить. «Блум. Блум. Блум», — будто бы колоколом набата звучит в голове Валтора. Все мысли вытесняет одно примитивное желание: оказаться рядом с той, кто всегда оказывалась последней его поддержкой и опорой. Она была для Валтора, будто наркотиком и одновременно с этим живительным лекарством, впрочем, «будто» тут ни к чему. Валтор никогда не церемонится. Его порывы всегда непредсказуемы и резки, а приличия, кажется, вовсе не писаны, ровно, как и сейчас, когда он даже не оповестил её о своем приходе. Лишь только телепортируется в её комнату на Домино, возникая неоткуда, окруженный «Адским Пламенем», физически утихнувшим через пару секунд, но никогда не затихающем в его сердце. Не церемонится и тогда, когда буквально набрасывается на Блум, почти грубым движением впечатывает её в стену и сдавливает тонкие запястья, фиксируя их над головой, после чего так же резко накрывает её губы своими, проводя языком по приоткрытым губам и углубляя поцелуй. Сейчас Блум — его воздух, его никотин и его лекарство для израненной души. Блум целует Валтора в губы, даже не заботясь, откуда он и с какой целью наведался к ней. Ей это ни к чему. Блум и так все знает. Она умная девочка и правила их жаркой игры давно усвоила. Принцессу Домино так же не заботит, что их могут застукать родители, либо Дафна. Боялась ли она, что их могут заметить и неправильно понять? Пожалуй, нет. Что-что, а этого девушка никак не боится. Ведь опасность ничего для нее не значила, даже гибель казалась пустяком по сравнению с этим мучительным тревожным ожиданием. Сердце сильно билось, в груди как будто колола острая спица, и дух захватывало, как от холодной воды. Но изгнать из души легкую тревогу не получалось — для безмятежной надежды на лучшее она была слишком умна, а для несокрушимой веры в свои силы — недостаточно сильна. — Как же я по тебе скучал, — сквозь зубы выдыхает Валтор, на несколько секунд прерываясь просто для того, чтобы отдышаться. — Ты сводишь меня с ума. — А я думала, когда мой Король соизволит появиться в моих скромных покоях, — Блум довольно усмехнулась, чуть приподнимая голову. Девушка прикусывает губу, оглядывая Валтора с ног до головы. — И мы оба погрязли в этом безумии. Любил ли он Блум? Даже наедине с собой этот вопрос всегда избегался им самим, но из раза в раз вновь всплывал в сознании назойливым шёпотом. Он никогда бы не признал в себе такую слабость, как любовь, кроме того, ему казалось, что чувство в его душе этим не является — нет, это что-то гораздо сильнее, могущественнее и мучительнее. Валтор понимал, что для такого, как он, любовь совсем уж непостижимое чувство, в общепринятом восприятии оно должно быть чем-то лёгким, невесомым. Можно любить безответно, можно любить мимолётно, можно любить в разлуке. Он же хотел владеть этой феей: владеть каждую минуту и секунду, каждой клеточкой её тела, её разумом, душой, чувствами, прошлым, настоящим, будущим, всей её жизнью. Когда Блум слишком долго не было рядом, рассудок медленно утекал сквозь пальцы, у него словно начиналась ломка, хотелось лезть на стены, как наркоман без дозы. Он сам не заметил, как стал наркоманом. Только у его наркотика было имя, рыжие волосы, пахнущие полынью и звучный притягательный голос… — Я должен был придти раньше, — неразборчивым шёпотом произносит Валтор, словно укоряя самого себя. — Не вижу в этом ничего плохого. Безумие, по своей сути, понятие крайне зыбкое и размытое, чем и пользуются люди, произвольно орудующие им, руководствуясь весьма сомнительными критериями. Границу разумного они проводят наспех, часто не замечая её близости к себе и к своим убеждениям, а всё, что находится за нею, объявляют безумием. Что же касается Блум и Валтора, то эти двое не просто переступили негласную черту допустимого, но и двинулись дальше. В них удивительным образом сочетались авантюризм, эксцентричность, часто более походящая на откровенное безрассудство, страсть, сила характера и словно бесконечная энергия. Никогда нельзя было предугадать, чего ожидать от этого дуэта — громогласного, вопиющего преступления или спасения всей планеты — это всегда было делом случая и настроения. Валтор снова целует грубо Блум, углубляя поцелуй, поддаваясь вперед. К чёрту все эти громкие и лишние слова, пусть лучше тише, но ближе. Их молчание порой сближало гораздо больше, чем разговоры, они всегда умели понимать друг друга без слов. Валтор зарывается рукой в рыжеволосые, взъерошенные после такой далеко не самой спокойной встречи волосы Блум и несильно оттягивает их, заставляя девушку слегка склонить голову набок, после чего осыпает её шею горячими поцелуями. Блум издала мычание от нахлынувшего удовольствия. Внезапные порывы страсти Валтора напомнили ей самую первую их интимную ночь. Вот тогда-то и что-то шевельнулось на дне души, что-то упрятанное глубоко, начинало пробиваться сквозь оскорбленное самолюбие и холодную расчетливость. Блум становилась мудрее, и новое чувство рождалось в сердце её, чувство более сильное, чем тщеславие и своеволие эгоизма. И в этот самый миг в ней вспыхнуло желание. Она захотела, чтобы он принадлежал ей, захотела, не рассуждая, так же естественно и просто, как хотела иметь еду, чтобы утолять голод, лошадь, чтобы скакать верхом, мягкую постель, чтобы на ней покоиться. Желать — это ещё не значит получить. А жизнь ещё не научила тому, что победа не всегда достаётся тем, кто идёт напролом. Вот только тогда Блум показалось, что Валтор принадлежит только ей. Где-то в глубине сердца Блум рождалась трепетная нежность ко всему происходящему. У девушки перехватило дыхание от близости, от ощущения его тела. Стало невыносимо жарко. «Боже», — пронеслось в её мыслях. Он единственный, кто ей не надоедал, а вызвал желание самой сделать первые ходы. Блум почувствовала его дыхание, и весь мир вдруг перевернулся с ног на голову. И её понесло куда-то далеко-далеко, в не отмеченную ни на какой карте страну, которой правят только чувства. Блум издала протяжный стон, намекая, что происходящее ей нравится. Нахлынувшее на нее наслаждение было таким острым и неистовым, что её дыхание и биение сердца слились воедино и стали уплывать куда-то. Этот вечер будет только их, никто им не помешает. Никто. Их отношения похожи на играющие блики восходящего солнца — такие же прозрачные, нереальные, и пропадающие к обеду, когда солнце подбирается ближе к зениту. Это то, что заставляет Блум соблазняться на его сексуальный вид, а утром делать вид, что всё в порядке вещей. Но всё слишком сложно для них двоих. Валтор считает, что вроде как ничего необычного в этом нет — делить с ней постель ночами, а утром пить кофе из собственной кружки, которую она купила с тех пор, когда «один раз» стал постоянным. Им нравится эта неопределённость. Утром Валтор, ни сказав не слова, исчезает, будто его тут и не было. Блум улыбается и дальше засыпает, обнимая подушку. Позже, они встретятся при сражении за Волшебное Измерение, но никто даже и виду не подаст, что их объединяет нечто большее, чем вражеские отношения.