Лекарство за пределами доступа

Новый капитан пиратов Белоуса проходит мимо него, будто умышленно не замечая. У него, конечно, могут быть дела, но Сабо чувствует, что причина не в этом. Остальные смотрят на него по-разному: кто с любопытством, кто с неприязнью, кто равнодушно, кто чуть враждебно. — Погоди, — говорит Виста. — Капитан слегка не в духе, но это пройдёт. Капитан не удостаивает его за целый день даже словом, а пересекались они раз пять. Сабо чувствует себя неловко и раза три уже порывался уехать. Виста просит его подождать, и Сабо опирается на фальшборт, стараясь никому не мешать. Команда бросает на него время от времени осторожные взгляды, но под вечер его начинают воспринимать не более, чем часть корабля. Сабо видел, как Виста несколько раз подходил к капитану, говорил что-то и кивал в его сторону. Марко заламывал руки, вскидывал голову и без особого интереса смотрел в сторону Сабо, на этом всё и заканчивалось. И только под вечер Марко выходит из кают-компании, не скрывая раздражения на лице, и направляется в сторону Сабо. — Ты пришёл. Зачем? — резко и грубо начинает он, будто Сабо явился очень не вовремя и отвлекает его сейчас от чего-то важного. У Сабо из головы вылетают все слова, причина становится неясной даже ему самому. Молчание Сабо, кажется, раздражает Марко ещё больше. — Ну и что? — нетерпеливо огрызается он. — Что ты хочешь теперь? Сабо выглядит растерянным. В глазах обоих читается, что: «Такие вещи нельзя забывать». «Нельзя забывать свою семью». Семьёй Сабо были именно Эйс и Луффи, потом были ещё люди, но это потом. Это другое. Сабо забыл, и не то чтобы по своей вине. Сабо вообще считался мёртвым. А на самом деле умер Эйс. — Я хочу… — Сабо заминается на две секунды, а потом смотрит прямо в серебристые глаза Феникса, упрямо и уверенно, — чтобы Луффи жил, — это звучит совсем не к месту, но, кажется, это именно то, что нужно было сказать. Ключ к взаимопониманию. Кодовая фраза. И Сабо, кажется, готов на всё ради того, что сказал. Если его изобьют или выкинут за борт, ему будет всё равно. Это то самое непоколебимое и крепкое, что осталось от их братских уз, за что Сабо готов стоять до последнего. В мягких голубых глазах появляется жёсткость, Марко читает по взгляду, что это и есть та самая опора, которая не даёт Сабо заблудиться в неспокойных течениях. Марко одобрительно кивает. — Хорошо, что ты сказал именно это. Иначе я бы тебе врезал, — он чуть прикрывает глаза и выдыхает тише, спокойнее. — Эйс был нам дорог, и это была его последняя воля. — Я не… — губы невольно дёргаются в подобие дрожащей улыбки, в глазах плывёт. — …не сомневался, ну да, — Марко вскидывает голову. — Ладно, что было, то было. Не мне тебя винить. Я ведь был там… И… в общем… все знают результат. — Голос становится тише, в нём проскальзывает предательская дрожь, Марко подходит к Сабо и закидывает руку ему на плечо почти по-дружески. — А если бы… — Сабо спрашивает с горькой надеждой о том, о чём лучше вообще не спрашивать. Он спрашивает потому, что подтвердить или опровергнуть это никак нельзя (но утвердительный ответ может разодрать его в клочья больше, чем волки, скачущие у могилы Эйса). Тех волков отогнать было никак нельзя. Они были очень голодны. (Это были мысли Сабо). — Если бы ты был там? — У них с Марко складывается поразительно хорошее взаимопонимание. Говорят, смерть сближает. А может, это сближают общие близкие люди. Марко переводит на него взгляд и отвечает устало, будто весь этот разговор тянет из его бессмертного тела силы: — Никто не знает. — И повторяет зачем-то: — Никто. — Спасибо, — едва слышно отвечает Сабо, закрывая налившиеся красным, усталые глаза. — Ну, пойдём выпьем, что ли? — Марко хлопает его по плечу как давнего знакомого. — А то скоро не до выпивки будет. — Вы с Чёрной Бородой будете отношения выяснять? — О, ещё как будем, — усмехается Марко, совсем нехорошо и хищно, и у Сабо по спине пробегает лёгкий холодок. Всего на секунду. — Мне тоже есть с ним о чём… поговорить, — Сабо смотрит серьёзно и собранно, взгляд становится холодным и глубоким, как поверхность северного моря или не оформленного ещё металла. Марко уверен, что он готов сорваться с ними в любой момент, даже если это будет идти вразрез с приказом Драгона. В общем, Марко кажется, что Драгон бы закрыл на это глаза. Первым аргументом хотелось бы выбить Чёрной Бороде оставшиеся зубы. Уж больно паскудно он смеётся. Главное, смеётся тогда, когда другим не до смеху. И делает так, чтобы другие поменьше смеялись. — Много чести ему. Сами справимся. Эй, Джозу! — говорит он уже командиру весело и громко. — Сегодня у нас вечеринка в честь гостя. В честь чего она на самом деле, Марко не знает. Наверное, в честь "забыться". Сабо кивает, вечеринка идёт на славу, ребята веселятся и больше не смотрят на него косо. Как только капитан показал, что принял его, и они относятся как к своему. «Точно птенцы учатся летать по примеру матери», — думает Сабо. Они так привыкли ещё со времён Отца, теперь всё почти так же, только со старшим братом. Вот только… на самом деле, всё далеко не так же. Сабо чувствует это Волей или интуицией, что за беззаботными лицами скрывается всё ещё свежая боль, печаль, злость. Веселье необходимо, чтобы разбавить, развеять, подлечить. Харута рассказывает истории, заслушаться можно, Изо танцует не хуже настоящей гейши, Ракуё поёт то джаз, то ещё что-то, Джозу играет на барабане так, что в ушах гудит, или это гудит от алкоголя, или крови, Сабо не знает. Сабо отыскивает взглядом Марко. Тот разлёгся на траве, а на животе у него уселся Харута. — Преврати руки в крылья. Я из твоих перьев красивое ожерелье сделаю. Ик, — на лице красуется задорная мальчишечья улыбка. Сабо смотрит на маленькое, но крепкое тело и на пару секунд задумывается, сколько ему лет. Быть может, Харута старше его самого. — Дурак, что ли? Они же сгорят, как только я превращусь обратно. — Марко смотрит на него расслабленно, мягко. — Всё равно превратись. Знаешь, как Изо будет красиво с твоими перьями? — не отступает Харута, донимая капитана. — Да ну вас! Это больно, между прочим, — со смехом отвечает Марко. — Врёшь! Я помню, как тебе руку отрезало, а ты даже не поморщился, и ничего, новая выросла. — Крыло, крыло выросло, — с доброй улыбкой говорит Марко, взъерошивая волосы Харуты на макушке. Сабо тоже невольно улыбается. А на утро его провожают с пожеланием хорошей дороги. Причём пожелание, Сабо уверен, искреннее.

***

Сабо точно знает, что Марко не хотел бы видеть его сейчас, но гордость не позволяет ему даже открыть рот и прогнать Сабо. Они проиграли. Это понятно. И Сабо слишком хорошо понятно, что Марко чувствует себя паскудно. — Не молчи, — говорит Сабо. «Тебе же больно. Не надо молчать». Марко мелко вздрагивает и продолжает молчать. Будто он и правда превратился в птицу, оставаясь в человеческой форме. Фениксы не поют, это все знают. Фениксы даже сгорают молча, беззвучно, это знает Сабо. — Я спать хочу, — говорит он спустя какое-то время, и Сабо ему не верит. — Тогда приляг, — Сабо показывает на колени. — Я никому не скажу, и никто не узнает. Марко принимает вызов и с размаху падает на колени Сабо, и у того кости ощутимо откликаются на удар. Они молчат ещё полчаса, Марко почти не шевелится, но Сабо знает, что он не спит. Сабо тоже почти не шевелится, чтобы не доставлять неудобств Марко. — Плохой из меня капитан, — говорит он наконец. Первой, хоть какой-то искренней фразы Сабо ждал целый вечер. — Ужасный просто, если и правда так думаешь. Марко едва заметно вздрагивает и снова замолкает. — Прости, я не это имел в виду. Ты же сделал всё, что мог. Я уверен. — От этого, знаешь, не лучше. Да и не знаю я, что я мог, а чего не мог. Может, я мог бы убить Бороду, если бы и сам умер. Не знаю. — В голосе звучит нервозность и натянутое раздражение, как пружина, которой давно не давали схлопнуться. — Оставь Бороду. Никому бы ты своей смертью не помог. Они смотрят на тебя, ты их оплот и надежда. Живой ты нужнее. — Сабо говорит искренне, непонятно откуда в голосе берётся забота, будто они и правда знакомы не по вырезкам из газет и одиночным встречам, а гораздо-гораздо лучше. Сабо одёргивает себя на желании погладить Марко по макушке и обращённой к нему ровной спине. — Да уж, в теперешнем нашем состоянии придётся оставить. Я бы за такую надежду и гроша ломаного не дал, честно, — голос Марко так и сочится разочарованием, горечью, усталостью. Целый букет ненужных, неправильных, отравленных эмоций. Сабо хватает Марко за голову обеими руками, разворачивает и резко подымает на уровень своего лица, упирается лбом в лоб и говорит: — Перестань говорить так, или я тебе врежу. Марко щурит глаза. — Слышишь, только ты не вздумай за Бородой идти. Понял? — он обхватывает лицо Сабо в ответ, и с несколько секунд они просто смотрят друг на друга, глаза в глаза. — Понял. — Сабо отводит взгляд на скулу Марко. — Тем более сейчас он мне не по зубам. — Хорошо, что ты понятливый. Сабо закусывает губу и спрашивает, снова выискивая что-то в глазах Марко: — А что я могу конкретно для тебя сделать? — Для меня? — Марко рассыпается птичьим сиплым смехом и отворачивается. — Ты сидишь, выслушиваешь мои сопли, хотя я об этом не просил. Что ты ещё можешь сделать? Отпусти меня, мне так неудобно сидеть. — Не отпущу. Сядь так, чтобы было удобно, — получает упрямый ответ. — На руки, что ли, предлагаешь к себе сесть? — с дразнящей усмешкой произносит Марко, уверенный, что его сейчас же отпустят. — Не знаю. Не хочу тебя отпускать, — Сабо пропускает насмешку мимо ушей и продолжает смотреть серьёзно, с долей отрешённости от внешнего мира заглядывая Марко в глаза. Марко без понятия, что он там нашёл. Внезапно Сабо обнимает его крепко-крепко, и у Марко не хватает воздуха, чтобы удивлённо сказать: «ты чего?» Оттолкнуть не хватает силы или, может, желания. Волосы Сабо пахнут шампунем, Марко целует его первым, не совсем понимая, что делает. Понимает он это где-то на задворках сознания, как и то, что думать сейчас он не хочет ни об этом, ни о том, что было сутками до. Разгребать любые последствия он будет после, всё после. Жалеть Марко ни о чём не собирается. Слишком поздно для этого. Марко таки пересаживается к Сабо на колени, хотя ещё минутой ранее не подумал бы, что сделает подобное под каким-либо предлогом. Сабо смотрит чуть удивлённо, чуть непонятливо и совершенно открыто. Сабо такой искренний и откровенный, и этим он Марко кого-то напоминает. Нет, не Эйса, Эйс смотрел по-другому. Луффи. Сабо смотрит как наивный и чистый ребёнок, будто спрашивая, что ему делать. Марко прижимает его голову к своей груди и усмехается. И правда, чего это он? — Ничего не надо. Посидим вот так, и будет хорошо. Марко чувствует, как тёплые руки обвивают его со спины, крепко и надёжно. — Ты зови, если что. — Обязательно.