Лотова жена

Кто женщину эту оплакивать будет? Не меньшей ли мнится она из утрат? Лишь сердце мое никогда не забудет Отдавшую жизнь за единственный взгляд. Анна Ахматова, "Лотова жена"

      Аманда прожила большую половину своей жизни на этой планете из красного песка и камня, и она давно перестала думать о ней, как о чужой. Зачастую она даже не думает о ней, как о Вулкане. Это просто "дом".       Она до мельчайших подробностей знает эти рушащиеся древние камни. Про себя, втайне даже от Сарека, она сравнивает их с воспоминаниями о старых друзьях или любимых, что только крепчают со временем. В воспоминаниях есть чувство близости, приносящее успокоение, но также есть и отголосок потери; они стары, как давно ушедшие друзья и любимые. Это сладкая и меланхоличная близость, та, что пахнет пылью, старыми книгами и покинутыми местами из детства. Вулкан всегда был таким для Аманды, даже в переполненные неизвестностью первые дни её замужества.       Странно думать о мире, что уходит из-под ног. Но уместно, наверное.       Она размышляет о катрах, что сейчас держат её муж и другие Старейшины, тех, что удалось спасти. Она представляет их форму и чувство, непривычность разделения разума и сознания с кем-то из другого времени, другого мира. Растущее, меняющееся, всё нарастающее ощущение присутствия кого-то, наверное, но всё же это лишь призрак.       И Аманда это понимает, по-своему. Её взгляд направлен на кружащиеся в воздухе, будто пепел, пыль и камни, и она невольно вспоминает об историях про женщин её народа, которые ей рассказывала в детстве бабушка: про судей и пророков, выживших и тех, кто молча терпели, про тех, кто оборачивался.       В человеческой крови 0,9 процентов хлорида натрия. Это не много, в самом деле, не больше, чем семь столовых ложек соли. Это определение удивительно иронично и уместно — соль не кладут в вулканские блюда.       Она помнит, как ребёнком спрашивала у бабушки, почему Лотова жена оглянулась, было ли у неё имя и за что её превратили в соляной столб.       Но сейчас, слыша грохот рушащейся колонны в тоннеле за их спинами, чувствуя тепло ладони сына, сжимающей её руку и отчаянное, инстинктивное побуждение бежать к свету впереди, она перестаёт думать.       Они хаотично выбегают на площадку у обрыва, на свет солнца и к концу света. Взгляд Аманды бегает туда-сюда и застывает в ужасе и непреодолимом желании ЗНАТЬ.       Прочные, бессмертные, знакомые ей камни, древние скалы и пыль, похожие на любовь, что она помнила с нежностью, стали новыми и незнакомыми, неустойчивыми. Аманда видит, как до боли знакомые склоны и острые вершины Селейи тают и исчезают, как красные скалы будто выворачиваются наизнанку. Её сознание уходит дальше взгляда, к мягким изгибам перил на балконе, к бледно-бурой пыли на полу теплицы, где она выращивала розы, к красно-коричневым камешкам, отголоскам истории, что прицеплялись к подошве её туфель.       Земля под её ногами, некогда прочная, нерушимая основа, природная метафора вечности, гнётся и крутится, и Аманда оказывается за несколько шагов от Спока. Она больше не держит его за руку. Звучит голос из его коммуникатора, говорит им не двигаться, и она замирает, будто столб.       Но память зовёт её горьковатым ощущением старой дружбы, и она оборачивается лицом к краю мира, превратившегося в пепел и пустоту. Вдали место, где когда-то стоял их дом, становится облаком пыли.       Теперь она оборачивается обратно, видит Спока и, позади него, Сарека, её супруга, с тщательно контролируемым выражением отчаяния на лице. Они — точки фокуса в движущемся мире, постоянные, как она думает, но они только кажутся таковыми. Она смотрит на них, и земля дрожит и уходит у неё из-под ног.       Время истекает. Остаётся лишь единственный взгляд.       Мир под её ногами падает и исчезает, и Аманда Грейсон падает вместе с ним, скованная и неподвижная. Как столб соли.