Министры не шутят

Персиваль Грейвз был довольно сдержанным человеком. В жизни он предпочитал приемлемый минимум удобств без излишеств, чтобы не тратить деньги попусту. Нет, он вовсе не был скрягой, просто не считал рациональным покупать огромный дом для себя одного. В конце концов, чтобы содержать его в порядке, пришлось бы нанимать прислугу, что означало дополнительные расходы, или же тратить на это собственное время, коего и так почти не оставалось на пристойный досуг. И это не говоря о том, что большие пустые пространства делают острее чувство одиночества. Про одиночество часто говорил штатный психолог. Но помимо того он настаивал на переезде Грейвза в более комфортабельную квартиру, поскольку по его мнению, ютиться на съемной квартире с работником зоопарка было недостаточно престижно для человека, занимающего такой высокий пост. Наверное, именно из-за этого Грейвз давно перестал прислушиваться к этому болтуну. Ведь сам он придерживался мнения, что не стоит тратить много денег на личные дом или квартиру, где он все равно почти не будет появляться. Особенно, если можно сожительствовать с человеком, который Грейвза, надо сказать, как сожитель полностью устраивал. Ньют Скамандер был приятным юношей, изучающим в университете ветеринарное дело. К данному моменту ему оставалось отучиться всего год, и он подрабатывал, с протекции Грейвза, в местном зоопарке, где о нем отзывались, как о хорошем работнике. В квартире Ньют убирался и готовил значительно чаще Грейвза, да еще и не водил никого — ни девушек, ни парней. Сказать по правде, иногда казалось, что у Ньюта вовсе нет друзей, что, вкупе с вышеперечисленным, делало его идеальным соседом. Это была рациональная часть доводов Персиваля Грейвза в пользу своего нежелания менять небольшую комнату на окраине города на что-либо более статусное. Но была и нерациональная, хотя для мистера Грейвза это было совершенно нетипично. Он был готов благодарить Бога за каждый день, что Ньют проводил с ним в одной квартире. Не за завтраки, обеды и ужины, не за неловкие улыбки или его потрясающие навыки уборки, нет — за те вечера, когда Ньют приходил с работы смертельно уставшим. К примеру, как сегодня. — Мистер Грейвз! — стучались в двери, и Грейвз начал возиться с замками. Он по голосу узнал соседку, что жила несколькими этажами ниже, а та вполне могла переусердствовать. — Мистер Грейвз! Он распахнул дверь, соседка с облегчением выдохнула ему в лицо, и, натянув самую неестественную в мире улыбку, сообщила: — Ваш сосед опять заснул на лавочке около дома. Грейвз сжал переносицу, кивнул. — Спасибо, Тина. Ему не было сложно ни надеть пальто — на улице все еще было прохладно, весна, как-никак, — ни спуститься вниз, ни втащить довольно легкого для своего роста Ньюта на четвертый этаж. — М-мистер Гре-грейвз, я оп-пять… — начал было тот, но Грейвз приложил к его губам палец и строго сказал: — Я уложу тебя. — Сп-пасибо, мист-тер Гр-р-р-р… — не договорил Ньют, снова проваливаясь в сон, что немного усложнило задачу по его разоблачению, но Грейвзу было не привыкать. Управившись с пальто, он подхватил Ньюта на руки, словно невесту, донес до постели и осторожно положил. Ньют вздохнул, обнял подушку и отвернулся носом к стене, даже не проснувшись. Грейвз дошел до входной двери, запер замки, повесил ньютово пальто и вернулся в комнату, на ходу закатывая рукава рубашки. За годы, проводимые на службе, он уяснил, что проще дома ходить в брюках, рубашке и жилете, чем терять драгоценные минуты, переодеваясь в них из пусть чуть более удобного, но совершенно неподходящего в качестве официального костюма халата. Поэтому, возвращаясь домой из министерства, Грейвз снимал пальто и пиджак, менял рубашку и… Был готов к выходу в течение минуты, если обстоятельства того требовали. Он кинул быстрый взгляд на сопящего Ньюта, потирая ладони друг о друга, чтобы разогреть. Раньше Грейвз предварительно опаивал его, подмешивая в вечерний чай снотворное, но постепенно понял простую истину: разбудить умотавшегося на парах, а затем — на работе студента было можно, только крикнув в ухо «Тяните билет!» Во всех остальных случаях Ньют спал, как убитый. Спящий Ньют был прекрасен. В мыслях Грейвза всплывали ассоциации с нежными цветами и монашеской невинностью. Никто не целовал эти губы, никого Ньют не приглашал в свою постель. Даже в кино или театр не приглашал. Он был настолько поглощен своими обожаемыми животными, что на людей у него просто не оставалось времени. И только Грейвз знал, что на самом деле Ньют далеко не так невинен, как, должно быть, полагает и сам. Да и кому было знать, как не Грейвзу?.. Когда он еще только искал себе соседа, то и подумать не мог, что это выльется во что-то подобное, но, едва лишь увидев Ньюта, обомлел. Тот был очарователен в своей скромности и непосредственности, красив, а его голос был по-девичьи нежен. Грейвз был настолько околдован, что согласился на совместное проживание, не раздумывая ни минуты. А сейчас он смотрел на сладко спящего студента и предавался мечтам. Горячим, несдержанным, необузданным — и все они были связаны с Ньютом. Сегодня от Ньюта пахло лошадьми. Что ж, Грейвз был уверен — из Ньюта вышел бы неплохой наездник. Пусть неловкий, но усердный, и Грейвз знал человека, который с большим удовольствием стал бы его любимым жеребцом, не объездив которого, Ньют не смог бы спокойно заснуть. Это была очень приятная фантазия, и пусть пока что не было возможности воплотить ее в жизнь, но однажды Ньют все же будет в сознании, когда Грейвз будет вколачивать его в постель, и ему тоже понравится эта идея. Грейвз был уверен в этом. Он склонился, принюхиваясь. Да, ему не почудилось — от Ньюта и правда пахло овсом, тягуче и маняще. Будь воля Грейвза, взял бы его прямо в загоне, на сене, наслаждаясь каждым всхлипом и тем, как он ерзает под ним оттого, что сухая трава нещадно колет спину. А вечером Грейвз с удовольствием обработал бы ярко горящие на светлой коже ссадины, методично и не терпя возражений. Разумеется, лечебное масло в итоге весьма пригодилось бы, когда Грейвз принялся бы растягивать Ньюта, не дожидаясь, пока тот соизволит озвучить свое явное желание. Великолепно!.. Возбудившись от подобных мечтаний, он коснулся лица Ньюта. Щека под ужасно грубыми в сравнении с ней пальцами была теплая и мягкая. Надавив на нижнюю губу, Грейвз проник большим пальцем во влажный рот, повел туда-сюда, отчего губа моментально налилась кровью, привлекательно розовея, и стала еще мягче. Немного оттянув ее, Грейвз тихо хмыкнул: дареному коню в зубы, может, и не смотрят, но у Ньюта зубы были что надо — ровные, белоснежные… Аккуратные. Такие зубы легко спрятать, делая минет, для которого этот совершенный рот предназначен самой природой. О губах Ньюта на своем члене ранним утром перед работой Грейвз только мог мечтать. За ежедневные пять минут внутри этого рта он оплатил бы и обучение, и практику, пристроив в куда более интересное место, чем городской зоопарк. Впрочем, у Ньюта тоже было довольно много интересных мест, которыми он, сам о том не подозревая, расплачивался с мистером Грейвзом за протекцию. Даже в бессознательном состоянии Ньют был восхитителен, и Грейвз готов был кончить от одной только мысли о том, на что тот будет способен бодрствующим. При желании, конечно. Пару раз, еще в самом начале, он на пробу подсыпал в чай помимо снотворного афродизиак, и Ньют стал от этого настолько чувствительным, что стонал от легчайшего прикосновения, вновь и вновь пробуждая к жизни член Грейвза, который в оба раза извергся внутри спящего тела как минимум трижды, и это только внутри. О-о, стонущий, будто умоляющий брать его снова и снова Ньют — от этого воспоминания у Грейвза свело в паху, и он потер оттопыривший ткань брюк член свободной ладонью, а вторую отнял от лица Ньюта, чтобы облизать увлажненный его слюной палец. Припухшие от того, как Грейвз их мял, губы Ньюта медленно сомкнулись. Дернув плечом, Ньют перевернулся на спину, голова качнулась, и по подушке вокруг нее рассыпались нимбом темно-рыжие волнистые пряди. В льющемся через окно свете уличного фонаря волосы Ньюта сияли золотом и медью, как раз под цвет его веснушек. Иногда Грейвз представлял, как бы в обрамлении этих локонов выглядел член Ньюта, но тот имел привычку начисто эпилировать тело. Ньют, если он конечно не соврал в тот единственный раз, когда об этом зашел разговор, родом с фермы. Упоминал он и некоего крепко сбитого соседа, у которого частенько ночевал, чтобы утром, согласно семейной договоренности, вместе доить коров. Грейвз был более чем уверен, что сосед выдаивал по ночам Ньюта. Усердно и неустанно. По крайней мере, он сам, при почти таком же раскладе, занимался именно этим. Но как бы там ни было, в первый раз Ньют был до боли узким, так что даже если сосед действительно существовал, вряд ли он развлекался с мальчишкой таким образом. Несмотря на весь свой рационализм, Грейвз предпочитал думать, что именно он был у Ньюта — в Ньюте — первым. Пуговицы жилета будто сами вырвались из петель одна за другой, после чего освободить от него худощавого тонкорукого Ньюта не составило труда. Как и избавить от рубашки, расстегнув которую, Грейвз ненадолго запустил пальцы под мягкий хлопок, нащупывая и гладя тонкие, незаметные взглядом в полутьме шрамы на груди Ньюта. В прошлом году его оцарапал тигренок, и на долгих два месяца в их «отношениях» настала черная полоса: Грейвз сдерживался и не притрагивался к Ньюту, пока не зажили раны, а потом несколько ночей подряд так отрывался, наверстывая упущенное, что однажды утром тот проронил: — Мне в последнее время ходить неудобно. Наверное, стоит подыскать одежду посвободнее… Грейвз тогда максимально вежливо и сдержанно донес до него мысль, что его задница будет смотреться лучше, только если он купит себе настолько узкие брюки, насколько только возможно. Сминать ладонями ягодицы Ньюта, обтянутые грубой тканью, было одним удовольствием. Упругая, без грамма лишнего жира попка прельщала Грейвза и снаружи, и изнутри — своей тугостью и в некотором роде идеальностью. Избавлять Ньюта от брюк тоже было удовольствием, ведь стройные ножки были чуть ли не лучшей частью его тела. Однажды Грейвз обнаружил его заснувшим в ванне и терся членом об изящную, некрупную, в отличие от его собственных, ступню. Завораживающее зрелище того, как растекается по длинным пальцам Ньюта густая липкая сперма, навсегда отложилось в памяти. Он был твердо убежден в том, что в будущем обязательно еще раз воспользуется ситуацией подобным образом. Воспользуется на полную катушку. Грейвз обвел по краю резинки трусы, шелковистые на ощупь, едва успевшие напитаться запахом Ньюта, который после смены, перед тем, как отправиться домой, принимал душ и менял белье, порой пропитывающееся потом насквозь. Иногда волосы Ньюта пахли сеном или распаренным зерном, но Грейвзу вряд ли удалось бы в должной мере насладиться, раздевая его, если бы от него пасло навозом, псиной или ментолом, который теперь добавляют, кажется, даже в туалетную бумагу. Даже аромат мыла Ньют споласкивал с себя так усердно, что Грейвзу удалось уловить его всего несколько раз. Он наклонился и на мгновение приложился носом к едва прикрытому трусами лобку, и снова отстранился, чтобы любоваться тем, как медленно освобождается из плена ткани полувозбужденный длинный член с нежно-розовой головкой, из которого спустя несколько уверенных прикосновений появилось несколько капелек смазки. Они притягательно блеснули, и Грейвз не отказал себе в удовольствии растереть их между подушечками пальцев, вдыхая пряный аромат. Ньют должен быть благодарен за то, каким чувствительным стал после их совместных ночей. Когда он сам заберется на бедра к Грейвзу, то не почувствует ни боли, ни страха и будет желать этого так сильно, что потеряет голову. Грейвз был терпеливым человеком: в политике иначе и работать было нельзя, но от того, как ныло в паху, он едва сдерживался. Мечтая скорее добраться до мягкого нутра, он быстро стянул оставленные было в районе коленей трусы, отчего Ньют завозился во сне и снова перевернулся, отведя в сторону согнутую в колене ногу и вытянув руку вверх так, что она свесилась с кровати. Доверчиво подставленная спина, вздымающиеся бока, плавный изгиб поясницы будто приглашали Грейвза скорее приступить. Противиться такому приглашению не посмел бы даже президент, что уж говорить об обычном министре. Вынув из кармана брюк небольшую бутылочку, Грейвз облапил расслабленную ягодицу и оттянул в сторону, открывая себе великолепный обзор и легкий доступ. Смазка щедро полилась на приоткрывшийся анус и бедра, Грейвз удовлетворенно улыбнулся, отставил бутылочку в сторону, расстегнул на себе штаны и приспустил их. Забытый в кармане телефон громко стукнул об пол, но Ньют даже не вздрогнул, мерно дыша. Хоть из пушки стреляй. Пару раз проведя сухой ладонью по члену, Грейвз снова подхватил бутылочку, выдавил немного смазки на головку, чуть размазал, и, подхватив Ньюта под колено, вошел в расслабленное тело. Закусил губу, сдерживая рвущиеся комплименты туго обхватывающей его заднице, нежной коже на бедрах и под коленями, на которой наверняка останутся синяки, если сжать чуть сильнее. Это возбуждало еще больше: если все же кто-то подберется так близко, чтобы их увидеть, то сразу станет ясно, что Ньют уже отмечен, занят, принадлежит ему, Грейвзу. Никаких шуток, он бы принял любые меры, чтобы дать понять, какие страшные кары ждут того, кто осмелится посягнуть на эту восхитительную мягкость и податливость. И заодно — наказал бы Ньюта. Перекинул бы через колено и хорошенько отшлепал, отодрал бы пальцами, чтобы все горело — и снаружи, и внутри, чтобы Ньют плакал в голос, кончая от его рук. Представив это зрелище, Грейвз облизнулся и подался бедрами вперед, проталкиваясь глубже. Когда он впервые добрался до задницы Ньюта, тот был невероятно узким. Грейвз тогда еще подумал, что его придется разрабатывать и разрабатывать днями и ночами, чтобы можно было вставлять без страха порвать, но они… Он решил эту проблему. Ведь если трахать Ньюта чаще, то он просто не будет закрываться до конца. Элементарное и весьма приятное для Грейвза решение. Сейчас в Ньюте уже не было той девственной жесткости, из-за которой раньше его все же приходилось разминать перед тем, как вставить, но он сжимал член Грейвза так туго, что казалось, что он делает это нарочно. Смазка влажно хлюпала внутри и снаружи, и от одного только ощущения крепкого члена внутри Ньют окончательно возбудился. Но Грейвзу не было нужды дотрагиваться до его члена, чтобы позаботиться об удовлетворении. Достаточно было снова и снова входить в Ньюта, то резко, то медленно, проникая как можно глубже и, конечно, кончать, наполняя его до краев. Было что-то особенно приятное в том, чтобы залить Ньюта полностью — не столько в действии, сколько в осознании самого факта. Ресницы Ньюта дрогнули, когда Грейвз застонал, кончая внутри его расслабленного тела, готового принимать в себя член так часто, как только Грейвзу захочется. И ему хотелось, но сначала он вынул член, придержав рукой, и некоторое время смотрел, как сперма медленно вытекает из потихоньку сжимающегося отверстия. Он обвел покрасневший и припухший анус пальцем по краю, восхищаясь тем, как он реагирует на присутствие члена Грейвза — совсем как губы Ньюта, когда он ласкал их пальцем. Ощутив вместе с восторгом прилив сил, Грейвз снова вошел, неглубоко, но достаточно для того, чтобы дразнить головкой набухшую простату. По смеси спермы и смазки двигаться было еще приятнее, и он двигался. Нескольких толчков хватило, чтобы из аккуратного члена Ньюта стекла струйка спермы, пачкая живот, а расслабленные мышцы несколько раз сжались вокруг члена Грейвза. Но этого было мало, и он, уже не осторожничая, перевернул Ньюта на спину, подхватил под второе колено и прижал оба их в заляпанному спермой и смазкой животу. Снова скользнул внутрь, до самого конца, расплющивая лобком мягкие розовые яички. Тонкие руки Ньюта запрокинулись за голову, и Грейвз увидел, как раскрылись его губы на рваном выдохе. Утром, обнаружив себя со спермой на животе, он решит, что-то была всего лишь поллюция, даже не догадываясь, как все обстоит на самом деле. Он ни разу не обращал внимания, что спермы слишком много, или что она была не только снаружи. Еще и благодарил Грейвза за то, что тот не дал ему спать в одежде. Грейвз щелкнул ремнем, подобрал с пола телефон, а с кровати — бутылочку смазки, аккуратно сложил одежду Ньюта на стул около постели и, потянувшись за одеялом, бросил последний взгляд на обнаженного юношу. Сладко спящий и не менее сладко оттраханный, изогнувшийся в самой соблазнительной позе, Ньют Скамандер, сосед министра Грейвза, был ангельски прекрасен. В паху у Грейвза тут же потянуло вновь, и он сжал член через штаны, напоминая, что на сегодня они закончили. Да, он определенно не собирался менять эту квартиру на какую-нибудь более соответствующую его статусу. Ведь не мог же министр заставить студента ветеринарного университета переехать к себе. Вы только представьте, какие слухи пошли бы! Негромко хохотнув, Грейвз накинул на будущего ветеринара и действующего министерского любовника одеяло, вышел из комнаты и прикрыл за собой дверь. Ньют завозился на кровати, устраиваясь удобней, и улыбнулся во сне.