Венера тоже может умереть.
Утром все кажется таким далеким. Хочется просто спать, спать целыми годами, десятилетиями… Вот так просто ничего не чувствовать, быть в мире, где тебя полюбят, где реальны даже люди, которые будут верны тебе и никогда не наврут о том, что ты — лучшее в их жизни. Этот мир будет уединением для хрупкой и бледной Венеры. Она готова даже впасть в кому, что бы не чувствовать тяжесть этой вселенной… Но вот, даже упавшая на железный подоконник капля доводит ее до слез вновь. Даже такая мелочь, казалось другим людям, которые считали ее ненормальной. Обычный мудаческий стереотип: «Психи — что с них взять?», хотя никто и не пытался рассмотреть ситуацию изнутри. А как же — никто не захочет пережить то, что приводит к психическим заболеваниям, самоубийству, спонтанному убийству… Никто не захочет пропустить через себя воняющее разочарованием болото из фатальных провалов и неожиданных потерь. У Венеры не существовало рамок. Было бы ее желание, она бы даже не видела рамок от картин Айвазовского, что дразнили черноволосую своей красотой. Но желания нет. Ничего не хочется. Только плакать от капли, которая разбилась о подоконник, как и все мечты, амбиции, перспективы, как и разбивается ее желание жить. А потом она исчезнет, испарится. Ее не будет, как тех друзей и будущего. Так и с людьми: плюх — и нет ничего и никого. «Депрессия… Слишком громко звучит», — думала она и знала, что ничьей помощи не дождется. Ни психолог, ни психиатр не смогли привести ее в адекватное состояние. Думала, ждала. Ждала, что теплый свет выйдет из-под лампы, как и вышли из строя все люди, которых она называла приятелями. Их слова растворились на ветру, а вот лампа так и греет ее руку, когда она того захочет. «Бред», — думает она и все остальные наверняка. Но какая ирония — даже такая простая вещь приносит больше пользы ей в трудный понедельник. Хотя и не только он трудный. Да и какая разница, если не хочется даже ощущать свои чувства и эмоции в любой день недели, если не лечат даже антидепрессанты, если нет даже смысла их принимать… Если нет тебя как одного целого человека. Звучит загадочно. Однако грустно, когда психбольные уже теряются в простых понятиях и не знают, что ответить, когда спросят, кто они. Прошло уже 28 минут с тех пор, как Венера проснулась. Но она до сих пор обнимает мягкое одеяло довольно приятной лиловой расцветки. Слышит как тикают часы и знает, что все пролетает сквозь нее. Сейчас она могла бы смеяться с ровесниками в школьном дворе, или хотя бы курить с ними. Хоть что-то. Но она лишь беспрерывно смотрит своими серыми глазами на растекающийся потолок, который течет только в ее воображении, а в голове-то и есть только он и планирование самоубийства. Смотреть и плакать. Плакать и смотреть. С этим ей не хватает времени даже на еду, хотя поесть хрустящих тостов со сладким соусом можно было бы и сейчас, когда она пытается вспомнить очередные неудачи. Что нужно подростку для депрессии? Несчастной влюбленности, ощущения себя ненужным мусором, долги по учебе, отсутствие друзей и свободного времени. «Мне бы твои проблемы», — подумают многие. Но что делать, когда даже упавшая на подоконник капля, издающая свой предсмертный вопль, вводит в транс, а скоро еще и придет мать кричать о том, как она ненавидит это исчадие. — Что делать, когда тебе желают смерти даже собственные родители? — спросила она охрипшим от истерик у пустоты голосом. Но рядом никого. Ответа не будет. Риторический вопрос, не более. Никто даже не заметил, как она проиграла себе. Зато все заметили, какой ненормальной она стала. До нее начало доходить, что ни на один свой вопрос ответ не найдется просто так. Она судорожно схватилась костлявыми руками за голову, крепко зажмурив глаза. Встав с широкой кровати на мягкий серый ковер, она зигзагами постепенно двигалась к балкону. В глазах темно, равновесия практически нет — недели голодовки давали о себе знать. Она потянулась изуродованной шрамами рукой к двери. Открыв ее, Венера, словно мешок, ввалилась на балкон. — Я не хочу! — она закричала это так, будто сейчас ее будут жестоко пытать, медленно сдирая кожу и сжигая волосы, и она уже сорвала свой голос бесконечными рыданиями. Брюнетка упала на колени, руки так и остались держать раму мертвой хваткой. После падения вновь последовали душераздирающие рыдания и громкие всхлипывания. Страх сужал даже ее радужку глаз. Он заставлял ее тело покрыться мурашками, он повысил ее потовыделение и заставил чувствовать и слышать, как бьется ее чуть ли не выскочившее сердце, как ее пульс ударяет о черепную коробку… До нее начало доходить, насколько страшно бывает даже совершая самоубийство.***
Утром солнце все так же ели-ели освещало комнату Венеры. Скомканное одеяло продолжало валяться на полу. Только вот никто уже не укутается в него и не сможет согреться после тяжелого дня…