***
В шатре было тихо. Так тихо, что было слышно, как шуршат крыльями мотыльки, кружась над огнём. Собравшиеся обводили друг друга тяжелыми взглядами, но начинать спор никто не спешил. Орофер и Амдир объявили своё решение: синдар уходят. Народы разделились окончательно и теперь бесповоротно, что бы там себе ни мечтал Гил-Гэлад. Своенравные подданные Тингола и после его смерти не желали считать себя единым народом с квенди, некогда побывавшими за морем. — Что ж, я остаюсь, если вас интересует моё мнение, — тонко улыбнулся Кирдан, прищурившись на огонь. — Я нашёл свой дом. Эту гавань я не позволю разрушить никакому врагу. Хватит. Буду жить здесь, строить корабли, быть может, когда-нибудь встречу вновь жителей Валинора. Я остаюсь. — Я не сомневался в тебе, учитель, — благодарно улыбнулся Гил-Гэлад, глядя на скрестившего на груди руки Кирдана. Тот лишь слабо кивнул в ответ и посмотрел на сидевших напротив. — Горьки твои слова, — откликнулся Амдир, крутя по столу чеканный кубок, один из новых, со звездами по ободку — подарок кузнецов новому правителю. — Будто мы предаём тебя и бросаем в беде. Враг повержен, начинается новая жизнь. И каждый волен устраивать её по-своему. — Но почему не вместе? — воскликнул Гил-Гэлад, подаваясь вперёд. — Почему вы так спешите сбежать, будто вас тяготит сама мысль о том, чтобы жить и править вместе? — Вместе? — усмехнулся Орофер. — Как ты себе это представляешь? Нет, постой, не отвечай. Ты вырос с Кирданом, который любезно позволил тебе разделить тяготы правления, обучая и наставляя тебя. Хотя фактически он оставался полноправным правителем Фаласа, а после и Балара. Ты рос и набирался опыта, но тебе пока слишком далеко до настоящего Владыки, уж прости. В твои триста с небольшим править народом — слишком тяжёлое бремя. Но Кирдан рядом, и я уверен, что он поддержит и подскажет, что да как. Но мы, Эрейнион, — и он показал глазами на себя и Амдира, — мы не хотим более слушать чужие советы. Мы в силах сами давать их. Но кому? Молодому Владыке, который впоследствии возложит на себя всю полноту верховной власти, а остальные станут вассалами и советниками? Так? Гил-Гэлад нехотя кивнул, понимая, куда клонит опытный царедворец, и досадуя, что опять напросился на ехидный и очевидный в своей простоте ответ. — Но мы не готовы снова становиться советниками при короле. Короле нолдор. У нас есть народ, который видит в нас своих лидеров, своих вождей. Народ, который ждёт от нас новую жизнь, новый дом. И что мы предложим ему, Эрейнион, скажи? Чужого короля и жизнь у ненавистного моря? Или новые земли и возможность начать всё сначала? Ответь мне, король. Или мы не правы, следуя за велением не только своего сердца, но и всех синдар? Гил-Гэлад угрюмо буркнул что-то нечленораздельное. Орофер хмыкнул, красноречиво посмотрев на Кирдана: мол, и чувства-то пока сдержать не может. Молод король, очень молод. Кирдан лишь пожал плечами, продолжая улыбаться. Стремления Орофера и Амдира были ему понятны. И реши Гил-Гэлад основать город в лесах или на равнине, он бы сам ушёл. Но дорогое его сердцу море было здесь, рядом, плескалось у ног, и он понимал, что не сможет уйти. И не захочет. — Мы не разрываем связей с вами, — подхватил Амдир, видя, что Орофер замолчал. — И с радостью придём на помощь, случись в этом необходимость. Хотя здесь, хочется верить, бед сильнее неурожая мы не увидим. Эдайн переселились на остров, остальные в скором времени расселятся по побережью. Не вижу причин для того, чтобы и нам не отправиться на поиски нового дома. Гил-Гэлад вздохнул, откинувшись на спинку кресла. Покрутил в руках кубок, разглядывая многолучевые звёзды, переливающиеся в бледном свете. Снова поднял глаза на молчавших эльфов. — Вам ведь не нужно моё согласие. Орофер сдавленно фыркнул, но сдержался. Промолчал. Покачал головой, думая о чём-то своём. Гил-Гэлад, заметив это, вспыхнул, но лишь стиснул покрепче ножку кубка в руке. Не след ему спорить и ссориться с теми, кто станет союзниками и соседями. Да и не так уж и много их теперь осталось. Время междоусобных войн прошло. Никогда больше эльф не прольёт кровь эльфа. Пока он жив — уж точно. — Я не могу вас задерживать. И уговаривать больше не буду, — Гил-Гэлад бросил быстрый взгляд на Кирдана, который одобрительно кивнул. — Надеюсь, путь ваш будет лёгок и осиян светом звёзд. Я всегда буду рад видеть вас здесь. Мы будем рады, — поправился молодой король под насмешливым взглядом Орофера. Едва он покинул шатёр, как эльфы выдохнули, хитро и весело переглянувшись. — Зря ты так с ним, — с укором произнёс Амдир, разливая остатки вина по кубкам. — Он всё-таки король. — Этот король в два раза младше моего сына, — отмахнулся Орофер, делая глоток. — Да, он научился управлять народом в годы войны, а теперь пусть попробует делать это в мирное время. Он думает, что самое тяжелое уже позади? Он ведь ни разу не видел, что значит настоящее королевство. Огромное, живое, требующее непрерывного внимания существо. Это не лагерь, здесь только на решениях о продовольствии не выедешь. Надо знать о желаниях своего народа всё. — Ты мог бы многому его научить, — рассудительно заметил Кирдан, снимая с головы и аккуратно кладя на стол серебряный обруч. Затем он запустил пальцы в волосы и осторожно помассировал виски. — Кузнецы не угадали с размером. Давит, — в ответ на вопросительный взгляд Орофера проговорил он. — Потому что надо было у своих кузнецов заказывать, — довольно протянул тот, снимая с головы витой обруч из тёмного золота. Это казалось странным, но ваниар привезли с собой множество украшений, объясняя это тем, что уважающий себя эльда должен быть ослепителен всегда. После первых десяти лет войны их пыл поутих, и остаток времени драгоценности провели в сундуках, откуда их извлекли, чтобы подарить остающимся на материке эльфам. И теперь кузнецы неспешно переплавляли особенно громоздкие украшения, создавая изящные безделушки в свободное от основной работы время. Кирдан покосился на обруч и вдруг расхохотался. Звонко, задорно, запрокидывая голову. Видя удивлённые взгляды друзей, он попытался отдышаться и выговорил: — Тебе хоть что-то от нолдор понравится когда-нибудь? Или ты так и будешь цепляться даже к мелочам? — Ну почему же к мелочам, — уязвленно ответил Орофер. — Это вовсе не мелочи. А у нолдор мне очень нравятся лошади. Ты, кстати, обещал поговорить с Эрейнионом по поводу пары на развод. — Ты сначала устройся на новом месте-то, а потом и про лошадей поговорим, — отмахнулся Кирдан. — Уже не терпится от нас избавиться? — прищурился Амдир. — Да, на месте вашего лагеря я как раз хочу построить доки, — лениво протянул Кирдан. — Не думаю, что для доков подходящее место, — озабоченно ответил Орофер. — Спуска на воду нет. — Не тебе учить меня, прославленного корабела, где строить док, — высокомерно проговорил Кирдан. Некоторое время трое друзей мерили друг друга взглядами в полной тишине. Затем не выдержали и громко рассмеялись, качая головами. — Договорились, — пробормотал Синголло, косясь на шатёр Орофера, из которого только что выскочил Гил-Гэлад, запахиваясь в тёмно-синий плащ, а теперь доносились взрывы хохота. — Ты сомневался? — Трандуил склонил голову набок, пряча покалеченную сторону лица в тени. — Нет, но всё-таки… — пробормотал невнятно Синголло, сжав в зубах шнурок и затягивая его на рукаве. — Значит, синдар уходят, — грустно проговорил Элронд. — Ты разве не поедешь с нами? — удивился Трандуил. — Я об этом ещё не думал, — поспешно ответил Элронд, пряча глаза. Синголло проницательно хмыкнул и покачал головой. — Келеборн остаётся, — продолжил Трандуил, будто и не ждал от Элронда ответа. — Галадриэль не хочет пока уходить. Решили пожить сперва здесь. Думаю, со временем и они переберутся, а пока… Элронд благодарно посмотрел на него и кивнул: — Я пока тоже останусь. На время. Но я приеду к вам. Потом. — Когда будет на чём поесть и где поспать? — хохотнул Синголло, справившись наконец с завязками и покрутив рукой, проверяя прочность узелка. — Вроде того, — улыбнулся в ответ Элронд. — Я ведь и жизни другой не знаю, кроме походной. Хочется свой дом. Не крепость, а именно дом. И чтобы окон было много. И никуда не спешить… — Все мы так хотим, — хмыкнул Трандуил, откинувшись на локте, положив щёку на ладонь. — Значит, так и будет, — воодушевлённо ответил Элронд. — Обязательно будет!Новые пути. Глава 2
5 мая 2017 г. в 20:05
Прозрачный ручей ласково журчал, сбегая с каменистого склона и теряясь в густой сочной траве. Мачтовые сосны уходили далеко ввысь, пронзая бирюзовое небо. А воздухом невозможно было надышаться, хотелось вдыхать ещё и ещё, наполняя до отказа лёгкие, что долгие годы дышали лишь пеплом и пылью. Аэрин сделала новый вдох и с тихим хрипом выдохнула — обожжённая гортань восстанавливалась медленно, но всё-таки ей становилось легче с каждым днём. Перед эльфийкой лежали пучки трав, собранных другими эльдар накануне. Она сама вызвалась перебрать их, очистить от сорной травы и сухих веточек. Выходить за пределы лагеря не хотелось. Не хотелось показываться лишний раз на глаза, ловить на себе сочувствующие, понимающие взгляды. К этому невозможно было привыкнуть.
Да, лагерь был полон эльфов, ощутивших на себе дыхание драконов Моргота. И все они чувствовали себя так же, Аэрин была уверена в этом! Разве можно жить как прежде, в один миг превратившись в чудовище почище орка?! Она посмотрела на свои руки и невольно оглянулась в поисках перчаток. Иногда удавалось забыться; особенно, когда она оставалась одна. Снова побыть той Аэрин с острова Балар, что беззаботно бродила по морскому берегу, собирая ракушки, и верила, что будущее прекрасно, и всё в её руках, стоит только захотеть!
Реальность обошлась с ней слишком жестоко за то, что она преступила законы эльдар, пожелав чужого мужа. Со временем мысль эта овладела ей настолько, что думать ни о чём другом она больше не могла. Лёжа в палатах исцеления без движения, она слушала прерывистый шепот его жены. Слушала её признания и ласковые слова, не предназначавшиеся для чужих ушей. Слушала, как сбивается его дыхание, стоит ей подойти: даже будучи без сознания — он слышал её, чувствовал. Что может она, Аэрин, против такой любви? Зачем она ему, пусть даже самоотверженно и преданно любящая? Она бы заплакала, если бы могла, но оставалось лишь лежать и слушать, слушать, слушать… Чужие воспоминания, чужое счастье. Будто кто-то приоткрыл дверь в чудесный яркий мир, напоенный красками и смехом. И ей в этом мире не было места. И не будет никогда.
Аэрин вздохнула, снова посмотрев на руки — сморщенные, как у эдайн, что поседели и состарились. Ожоги оставили волнообразные рисунки на коже, сморщив ее и заставив наплывать страшными наростами. Она подняла руку, провела ею по голове, пропуская сквозь пальцы короткий пушок. Волосы только недавно начали отрастать, на голову пришёлся основной удар пламени. Аэрин стиснула зубы: неужели когда-то она могла часами расчёсывать белоснежную копну волос, придумывая очередную причёску?
Она горько вздохнула и осторожно сняла с колен пучки ароматной ромашки, вытягивая затёкшие ноги. Ей нравилось здесь. Средиземье оказалось прекрасным, словно Зло его и вовсе не коснулось. Здесь можно было попытаться начать жить сначала, оставив позади горечь потерь. Она построит небольшой дом на берегу моря, чтобы все окна выходили на бескрайний простор, чтобы крики чаек с утра, чтобы запах воды в лёгких. И будет создавать прекрасные скульптуры из мрамора. Здесь его полно, да какого! Розового, белого с золотыми прожилками. Зеленоватого. Такого на Баларе она не видела. А по вечерам будет рисовать закат. Снова и снова, пока он не перестанет напоминать зарево пламени, поделившее жизнь на до и после…
Мысли снова вернулись к Трандуилу. К любви, что не была больше тайной, но чьё разоблачение не принесло облегчения никому. И которая не стала меньше, лишь разрослась, подобно ядовитому плющу, заполняя всё внутри. Она дышала ею, жила, двигалась, говорила благодаря любви. Просыпаясь утром, она искала взглядом его фигуру, пыталась уловить голос, посмотреть хоть краем глаза. Они провели вместе не один месяц. На соседних кроватях. Так близко. Так далеко. Они много разговаривали, и Аэрин узнавала его ещё больше, проникаясь благоговейным восхищением и уважением к опыту молодого ещё синда.
Нарэлен ушла, а Трандуил даже словом не обмолвился о ней, но Аэрин видела, как отчаянно стискивает он в руке подвеску, переданную ему Тинвен. В ночной тишине она слушала его прерывистое дыхание, и сама задыхалась, крепко зажмуриваясь и стискивая зубы. Как хотелось обнять его. Просто обнять и лежать рядом, слушая стук чужого сердца. Шептать, что всё будет хорошо. Говорить о том, что она всегда будет рядом. Она не предаст. Не уйдёт. Не бросит. Никогда.
Аэрин горько вздохнула, подтянув колени к подбородку, и охнула, попытавшись поймать скользнувшие в воду пучки ромашки. Осторожно доставая цветы, она невольно посмотрела на своё отражение и, не сдержавшись, громко вскрикнула, плеснув ладонью по воде. Чудовище, что смотрело на неё, пугало. Лишённое бровей и ресниц, с кожей, испещренной багровыми, едва начавшими розоветь шрамами; с прекрасными голубыми глазами, выглядевшими особенно жутко на изуродованном лице. Аэрин всхлипнула и спрятала лицо в ладонях, жалея, что не может плакать. Даже этого слабого утешения она была лишена. Сухие рыдания срывались с губ, жалость к себе разрывала сердце.
Неужели Валар настолько несправедливы, как не раз говорил Трандуил? Ещё до последнего боя она часто приходила в ужас, слушая смелые рассуждения любимого о том, что Валар забыли их, и даже то, что они прислали армию, не значит ничего. «Они лишь заберут Моргота, а зло, причинённое им, останется. Что мешало им сделать это раньше? Чем мы прогневали их, что они лишили нас своей помощи? В чём мы провинились? А теперь вот они пришли — в сиянии золотых доспехов. И что? Как пришли, так и уйдут. А нам жить здесь. И бороться со злом, что расползлось по миру благодаря нерешительности и медлительности Валар. И им мы должны поклоняться? Да за что?!»
Эти слова Трандуила теперь находили горячий отклик в душе Аэрин. Каждое слово, пропитанное ядом горечи, теперь казалось правильным. Ведь так и вышло. Их опять бросили. И злость на могущественных духов Арды поднималась в душе, кипя и пенясь. Этой злости раньше не было. Никогда ранее Аэрин не испытывала чувств, подобных тем, что сейчас ее буквально захлёстывали. Ярость, обида, презрение, гордыня… Они пугали, но с ними становилось легче. Если это и есть искажение, о котором так часто шептались целители, выслушивая очередную гневную тираду от кого-то из больных, то она с радостью приняла его. Это были ее чувства. И они показывали: она ещё жива.
Иногда она ловила взгляд Трандуила, пропитанный брезгливым презрением к окружающим, и с радостью находила в себе те же ощущения. Что могут знать все эти здоровые улыбающиеся эльфы о том, что они с Трандуилом пережили?! Аэрин чувствовала, как при этих мыслях в душе вскипало ликование: невнятное, но обжигающе сладкое. Они были связаны. Связаны одной бедой. Навсегда.
— Иногда твой взгляд пугает меня, — из-за деревьев неслышно выступила Тинвен и присела рядом. Аэрин, увлекшись, не заметила её приближения.
— Я пугаю весь лагерь, а тебя лишь иногда? — насмешливо протянула эльфийка, склонив жуткую голову на бок.
— Да, меня лишь иногда, — повторила Тинвен, с горечью отмечая зловещий отблеск в некогда безмятежных глазах. Злость разрушала Аэрин, подтачивая изнутри. Она не ощущала этого, отдаваясь губительным чувствам, но Тинвен понимала, что добрая отзывчивая душа девы не выдержит такого давления. Она сломается. И что тогда ждёт архитектора с Балара? Медленное увядание, пожирание самой себя изнутри. Тинвен вздохнула — Аэрин было за что ненавидеть мир. Но надо смириться. Найти в себе силы и принять случившееся. Иначе впереди её ждёт только тьма.
— Я ещё не закончила, — Аэрин показала на пучки трав, разложенные на земле. Но Тинвен лишь мягко покачала головой:
— Я пришла не затем. Мы уезжаем.
Аэрин вздрогнула всем телом, пристально заглядывая в глаза Тинвен. Но та лишь грустно улыбалась, ничего не говоря.
— Вы… Когда?
— Через неделю — крайний срок.
— Что ж, значит, вы оставите меня здесь…
— Ты разве можешь уехать от моря? — удивилась Тинвен. — Я и не думала, что ты захочешь уехать отсюда.
— Я смотрю, ты много думаешь за других, — ядовито ответила Аэрин, но под пристальным взглядом подруги смутилась и опустила голову. — Прости. Я не знаю, что на меня нашло. Я не хотела. Я правда не хотела тебя обидеть, — она подняла глаза на Тинвен, но та лишь покачала головой и осторожно положила ладонь на обгоревшую руку.
— Разве я виню тебя в чём-то? Ты вольна ехать с кем хочешь и куда хочешь. Никто не принуждает тебя оставаться. Как и уезжать с нами. Ты хочешь поехать?
— Ты же знаешь, что да, — прошептала Аэрин, мягко высвобождая руку и отворачиваясь. Голос звучал глухо и еле слышно. — Я не брошу его.
Тинвен неслышно вздохнула, чуть сжав губы, но промолчала. Некоторое время лишь гомон птиц прерывал тишину. Наконец Аэрин повернулась и светло улыбнулась. Улыбка, напоминающая жуткий оскал, исказила лицо, делая его ещё страшнее. Тинвен с трудом заставила себя смотреть прямо в глаза, не отводя взгляд.
— Я поеду с вами. Сегодня же соберу вещи.