~
— Хорошо, Джош, давай с тобой поговорим, — она была совсем молодой. Джошу казалось, что она почти его возраста, но только бейджик, на котором плавно повисло её имя и должность, говорили об обратном. Некая Эшли будет разговаривать с ним пять дней в неделю и только два он не будет слышать лишнего шума. — Можно тише? — Как скажешь, — согласилась она, понизив голос, не шёпот, но было чуть лучше. Все равно тиканье часов, голоса с улицы были хорошо слышны, заставляя парня бегать глазами по небольшому кабинету; он был практически заставлен всяким хламом. — Что именно у тебя вызывают шумы? Боль или скорее агрессию? — Мне просто не нравятся звуки, — он повторяет это каждый раз, Боже, почему он должен слушать свой голос. — Когда, например, кто-то стучит по столу, — она глядит на него буквально секунду и посылает извиняющийся взгляд, ударяя по деревянному покрытию кулаком. Звук обивается словно от стен, проникая в голову Джоша, убивая всё то, что могло зародиться там, отчего сам парень начинает морщиться. — Прошу прощения, — теперь словесно извиняется она, но хватало того немого, — но что именно ты почувствовал? — Мне давило на уши. Это было очень громко, — описывает правду он. Джош сидит на стуле, спасибо, что он не кожаный. — Как давно ты это чувствуешь? — Давно, — он не скажет точную дату, ведь это было с ним словно всегда. Шло бок о бок, навевая мысли о том, что было бы приятнее срезать уши к чертям. — Ты ходишь в школу? — С ума сошли? — девушка пытается улыбнуться. — Какой звук наиболее неприятен? — Все. — Джош, нам нужно разобраться, — она складывает руки на столе, чуть подаваясь вперёд, вглядываясь в его глаза, пытаясь достичь того, чего не могли достичь другие, но вы всего лишь психиатр, поэтому не лезьте, пожалуйста. — Понимаешь, что вся эта неприязнь к звукам навлекает другие расстройства на нервной почве, если мы узнаем о главном неприятном звуке, то сможем предотвратить неконтролируемую агрессию. А также, как я понимаю, ты изолирован от общества, верно? — Я просто сижу в комнате, — фыркает Джош, в тот же момент щипая себя за руку. — Какой звук у тебя практически не вызывает агрессию? — она вновь берёт ручку, чтобы сделать пометки в своём блокноте, где первые страниц двадцать полностью исписаны. — Звук шагов. «Ломающихся костей». — Хорошо, — кивает она, будучи рада тому, что нашла хоть какой-то контакт между ней и пациентом.~
Джоша, честно, заставили выйти из палаты и двинуться к столовой. Эшли, его психиатр, дала ему беруши, он посмотрел на неё так, словно считал самым глупым человеком на свете. Если бы всё так было просто, он бы не снимал эти штуки. Звук все равно был в его голове — совсем не избежать, звучит приглушённо, но это не значит, что его нет. Но он стоит в столовой, здесь совсем не шумно, как он мог ожидать — напротив, несколько голосов и как ложки бьются о посуду, черпая суп — время обеда. Он берёт свою порцию, в ушах всё же беруши, он морщится почти незаметно, сглатывая слюну тихо, хоть под ложечкой сосёт от голода. Это — не старшая школа, в которую он уже должен был перейти, поэтому ему не надо долго искать себе место, чтобы поесть; он о таком не знает, его сёстры рассказывали, кратко, хоть и младше его, поэтому сейчас только в средней. Он старается не стучать ложкой, хоть это делают практически все. С ним не пытаются заговорить, поэтому никто даже представить не может, насколько он рад этому, ибо если бы к нему тотчас кто-нибудь обратился, его спокойное выражение лица тут же бы сменилось на раздражённое. Он встаёт со своего места, но тут же цепляется за ногу парня, который: во-первых сидел боком к столу, а во-вторых, зачем-то вытянул их вперёд, словно ожидая, что кто-то да зацепится и упадёт. Посуда не разбилась, ни в коем случае — всё металлическое, но беруши вылетели с одного уха, по столовой стоял такой грохот, что Джош тут же сжал сильно кулаки, а затем двумя руками закрыл уши, сжимая челюсть так сильно, что он слышал, как та скрипит. Он стоит на коленях, два медбрата уже бегут к нему, как Дан поворачивается, смотря на парня, из-за чего всё это произошло. Глаза того и сами по себе были велики, но теперь они расширились до таких размеров, что парень в большинстве своём начал напоминать сову. — Что ты наделал?! — он не имеет в виду посуду, скорее звук. То, что он упал, особой роли не играет, но совмещаясь с отвращением того шума, который донёсся до него, парень в паре шагов от ярости, чтобы не поколотить этого паренька. — П-прости, — первая буква два раза — так даже хуже, — я-я н-не х-хотел, ч-честно, — он усиленно кивает, Джош хочет ударить его в лицо. Он практически осуществляет задуманное, но два медбрата скручивают его руки, говоря, что здесь он закончил. Джош успокаивается, как покидает столовую, потому что в коридоре тихо.~
Его заставляют ходить на эти группы поддержки, так, видимо, и не поняв, в чём в целом его проблема, потому что там ему хотелось сидеть с закрытыми ушами, закрыть их посильнее, чтобы слышать, как стучит сердце, качая кровь. Какой-то парень, в несколько раз старше его, всё время говорил, его речь практически была не связана, а для Джоша это казалось сущим бредом, но почему нельзя просто замолчать? Психолог, сидящий по правую руку от Джоша, внимательно слушал и кивал, все остальные десять человек занимались тем, чем хотели, хотя чья-то голова и была обращена в сторону говорящего. Дан тут же зацепил взглядом того парня из столовой, он почти сжался в одну точку, на нём была домашняя тёплая кофта с капюшоном (здесь таких не выдают), чёрная, со смазанным рисунком на груди, но он терялся в складках, потому что тот сидел сгорбившись. Тот поднял взгляд, натыкаясь на глаза Джоша, и тут же опустил его, смотря в пол, где плитка выстраивалась в замысловатый геометрический узор. Его губы были плотно сжаты, а кулаки сильно сжимали ткань худи. Кажется, он выглядел ещё хуже, чем вчера в столовой. — Спасибо, Эндрю, — сообщает громко психолог, заставляя Дана тут же сморщить лицо, кинуть в сторону злобный взгляд — он не заметил, зато это увидел тот парень из столовой. — Кто дальше? — мужчина елозит глазами под стёклами очков по присутствующим одиннадцати людям. — Тайлер? — парень, с которым Джош переглядывался, тут же поднял взгляд, яростно качая головой, явно не желая говорить. Дан успокаивается, потому что его слушать он точно не хотел. Психолог сужает глаза и поворачивает голову в сторону Джоша, окидывая его взглядом, мягко улыбаясь. — Джош, верно? Он кивает, пожалуйста, только меньше звуков. — Не хочешь рассказать, как прошёл твой день? Парень тут же осматривает присутствующих. Никто его слушать не собирается, прелестно. — Слишком много шума и звуков, — бормочет он, психолог слышит, да и другие, если захотят, тоже. Молчание затягивается, психолог еле заметно нервничает, он немного меняет позу на стуле, моргает и спрашивает: — Это всё? — Пожалуйста, — непонятно: он просит или просто делает одолжение. Джош поднимает глаза наверх, где покоились часы, а минутная стрелка неумолимо проходила круг за кругом, двигаясь чересчур медленно, но до конца их занятия осталось примерно две минуты, и эти две минуты Джош проводит в таком положении, не спуская глаз со стрелки. После этого занятия, когда психолог сказал, что оно закончено, кажется, Джош подскочил самый первый в намерении скрыться поскорее из этой комнаты отдыха, игнорируя голос мужчины, который просил расставить стулья. Он почти достиг своей комнаты, как слышит сзади глухие шаги, почти неощутимые, а на его плечо падает рука. Джош тут же разворачивается, смотря перед собой на Тайлера, который мялся, переступая с ноги на ногу. — П-прос-сти, — Джош пытается не закрывать глаза, — з-за т-тот с-случ-чай в с-столовой, — Дан медленно кивает, внимательно вгрызаясь в парня взглядом. Он выше его и, вероятно, старше. — Т-ты н-не л-любиш-шь, к-когда г-говор-рят? Джош опять кивает, внутренне ликуя, что хоть до кого-то дошло. — Я-я не о-особо л-любл-лю г-говорить, — он слабо улыбается, и Джош за всё это время тоже позволяет себе улыбнуться.~
Тайлер лежал в чужой комнате, Джош здесь вторую неделю, Тайлер здесь далеко не вторую неделю. Тайлер любил писать Дану, не говорить, это упрощало им обоим задачу. Джош сидел, опираясь спиной о голую стену, рядом с ним также расположился Тайлер, в ногах у них лежал блокнот, где в беспорядке были написаны фразы от: «что сегодня на обед» и ответ: «не знаю, но Эндрю сказал, что не особо вкусное» до «о чём ты думаешь?» и ответ: «я не хочу сейчас думать». Психологи, как и личные, так и мистер Кармайкл, который вёл с ними беседы почти каждый день, собираясь одиннадцать человек в кружке, заставляя рассказывать о своём дне, бушевали, потому что их задачей было заставлять их говорить, уметь высказывать о том, о чём они думали, на что эти двое делали всё противоположное. Джоша полностью продиагностировали, поэтому ему назначили не только встречи с психологом и психиатром, так и несколько процедур, включая и вкалывание препаратов, которые пригвождали к кровати, а мысли путались, словно нитки, которые были плохо свёрнуты в клубок, всё торчало и не было идеально. «твой любимый звук?» «ломающиеся кости». и: «твоё любимое слово?» «ты». Недавно в столовой один из пациентов упал на пол, начав судорожно кричать, хватаясь за голову: слёзы текли по его красному лицу, как и губы, как и глаза, всё было красное и полное отчаяния, Джош выбежал практически сразу, убегая живее от столовой, но на коридорах крик все равно был слышен, поэтому кулак Дана быстро окрасился в красный, ранки появились на костяшках почти моментально, они щипали, но Джош не мог успокоится, злость кипела, а звук ударов только подливал масла в этот огонь, который разгорался глубоко в голове парня. От ещё одного удара его спасла рука Тайлера, которая схватила его за плечо, останавливая удар. Джош успокоился, его плечи опустились, он больше не хотел слушать, слышать — неважно. Он первым развернулся к парню, да, он всё же был намного выше его, даже в силу возраста. Джошу лишь пятнадцать, он скрывает своё лицо в шее восемнадцатилетнего Тайлера, который не любит говорить, потому это нормально — это не должно лечиться. Если ему не нравятся слова, как и Джошу, то это нормально, но все равно они в одних стенах, проходят курс лечения. Если Тайлеру не нравится, когда дверь остаётся открытой, а ему легче сидеть в здании, то это нормально и не надо лечить. Кто на самом деле сумасшедший: тот, кто подстраивает всех под сплошную линию или тот, кто просто не может ей следовать? Тайлер опускает голову, его губы нежно падают на чуть взмокший лоб, он чувствует солоноватый вкус, но не обращает внимания, Джош всё ещё трясётся в чужих руках и поднимает голову навстречу лицу Тайлера. Он почти в ту же секунду находит чужие губы, в силу роста ему приходится чуть приподняться, но теперь дрожит Тайлер, он закрывает глаза, его пальцы сильнее сжимают плечи Джоша и они целуются в тёмном коридоре, а кабинеты психологов буквально в нескольких шагов от этого места. Джош шепчет «пожалуйста», не кривясь, не дрожа и больше не плача, а Тайлер лишь еле заметно кивает и целует его глубже.~
В ночи сидеть около крыши и смотреть в маленькое окно — реально та страшная вещь, которую только можно было придумать в психиатрической больнице, когда внизу ходят охранники и, если вас заметят, могут быть слишком большие неприятности, никто не захочет разбираться, потому что никто не поверит, что это сделано без грязных помыслов, как убить себя или, что хуже, сбежать отсюда. Ни то, ни другое в этом месте невозможно. Окошко грязное, а крыша даже не закрыта, потому что сюда никто не ходит, даже не подозревают об этой двери, но Тайлер знал, а теперь знает и Джош, но Джозеф не переносит открытое пространство, поэтому они будут ютиться здесь, высматривая редкие звёзды на безоблачном небе, где чуть поодаль ярко светит месяц, который через несколько дней превратится в полноценную луну. Психдиспансер находится в четырнадцати километрах от города Колумбуса, но по всему периметру находятся яркие фонари, заглушая темноту звёздного неба, не позволяя всему свету с небесных светил достигать взора парней. Джош сразу нашёл Большую Медведицу, а Тайлер указал чуть выше, где было созвездие Лебедя. Сейчас была осень, холодный воздух просачивался сквозь щели этого окошка, Тайлер всегда был в своей тёплой кофте, Джош же — наоборот — в майке, ему нечего скрывать и стыдиться, но сейчас он дрожит от частых порывов ветра, который даже в здании достигает его кожи, заставляя её покрываться мурашками. Кофта Тайлера всерьёз огромная, он в шутку предлагает Дану пролезть в неё, чтобы они были в ней вместе. Они смеются (у Тайлера красивый смех), Джош почти не морщится, а затем пробуют это сделать. Джош напряжённо пыхтит, его голова проскальзывает в дырку для головы, горло в этой кофте такое же огромное, Джош начинает смеяться, потому что всерьёз, они как сиамские близнецы. Оба выглядят настолько глупо, что снова два парня прыскают, стараясь не быть слишком шумными. Руки Тайлера обнимают Джоша и им по-настоящему тепло и тихо. Никаких слов больше, окошко всегда будет грязное, потому что никто сюда не поднимается, а за окном будет видна Большая Медведица. Утром они скажут, что возвращались с туалета, дежурящий медбрат закатит глаза и грубо скажет идти в комнату, потому что подъём через два часа, а после подъёма у Тайлера разговор с психиатром, а у Джоша укол, и ничего из этого им не поможет.~
Джош мчится по коридору, в его ушах те же беруши, он вылетает на улицу, ему нельзя туда выходить, сейчас не время прогулки, а на земле лежит белый снег, он мягкий, тихий и пушистый, почти неосязаем. Он слышит плач, слышит так, словно это происходит рядом с ним. Сзади него медбратья, он знает, что скоро его отведут обратно в комнату, скажут сидеть тихо, потому что он и так слишком много своевольничает, а выписывают его лишь через неделю. Как выписывают, его просто забирают домой в надежде, что ему стало лучше. Ему не стало лучше. Тайлер, идущий впереди, сгибается, сжимает голову руками, почти рвёт свои отросшие волосы на затылке, женщина, скорей всего, его мать, придерживает парня за плечо, а там, за забором, мирно ожидает мужчина в машине, он внимательно смотрит за приближающейся семьёй, стукает по рулю, его губы сжаты до побеления. На Тайлере не только тёплая кофта, а ещё куртка и чёрная шапка. Пятнадцатилетний Джош бежит за ним, скрипом остаются шаги на белом снегу, лёгкие болят от бега по холодной улице, возможно, потом ему будут колоть не только процедурные препараты. Тайлеру уже девятнадцать, Джош не понимает, почему его забирают, но Джозеф сейчас сжимается в одну точку, ему плохо на улице, он дрожит не от холода. Джош не хочет кричать, потому что шум всё ещё предоставляет ему боль — не физическую. — Тайлер! — звук идёт через плотную вату, Джош почти плачет, он ненавидит свой голос за звонкость, а сейчас он ломается, поэтому это звучит ещё хуже. Тот поворачивается, женщина отворачивает его обратно, говорит идти вперёд, но Джош хватает его за руку, прося тем самым посмотреть на него. Тайлер впивается взглядом, его тёмные глаза тонут в раскрасневшимся лице Джоша, его глаза красные, он качает головой, Джош совсем не понимает, что Тайлер имеет в виду, впервые думая, что лучше бы он заговорил. — Молодой человек, что вы себе позволяете? — женщина слегка брезгливо оглядывает Джоша, но тот не обращает на неё внимания. — Уходите, — бросает она. — Тайлер, куда ты? — шепчет Дан, его губы бледнеют от холода, прося тепла. — Тайлер, пошли, — она теперь более грубо берёт сына под локоть. — Психи, — это еле слышно вылетает из её рта, Тайлер поворачивает голову, говоря всё тем же заикавшимся голосом: — П-прости, Д-джош, — его почти колотит от эмоций. — Я-я н-не х-хотел-л эт-того. Джош не понимает. Джош, чёрт возьми, не хочет понимать, но медбрат привычным движением скручивает его руки, уводя обратно в здание. Джош не сопротивляется, он абсолютно нормален, но не для всех окружающих.~
Он в самом деле не понимает, почему все думают, что ему лучше, потому что это не так. Сидя за столом на Рождество, Джош не понимает, почему ему нельзя уйти и скрыться в тишине. Его сёстры галдят, его родственники шумные, на его глаза наворачиваются слёзы. Он хочет рвать на себе волосы, как Тайлер в тот день, когда его забирали. Вырвать клок волос с затылка, чтобы сосредоточиться на боли только в этой области. Лучше физическая боль. Джош медленно встаёт из-за стола, мать сразу обращает на него внимание, у неё беспокойный взгляд. Она больше всех уверена, что ему лучше. Джош почти злится, но отвечает более-менее спокойно, говоря, что просто отойдёт в туалет, по пути заходя на кухню, скрываясь от внимательных взглядов родственников. Он проходит в туалет на первом этаже, предварительно закрывая дверь на замок, в надежде, что её не выломают быстро. Его кулаки больше не окрасятся в красный от злости, а волосы не будут страдать от того, что их постоянно вырывают, галдёж родственников прекратится быстрее, лучше он будет воображать себе, как ломаются кости. Он включает воду, она прохладная, шум так сильно нервирует его. Почему все думают, что ему лучше? Нож в руке парня блестит, обычный кухонный, мать сегодня резала овощи на салат. Джош замечает, что его волосы достаточно отросли и начинают мешать ему. Лучше физическая боль. Наверное, Тайлер тоже так думал, но ему все равно не удалось избежать улицы. Джош мычит сильно, ему слишком больно, но так намного лучше, он знает, так намного лучше, потому что он больше не будет вкалывать себе процедурные вещества, от которых он был пригвождён к кровати, пытаясь отойти быстрее, чтобы начать нормально думать. Ушная раковина падает в раковину, окрашивая её моментально в красный цвет. Эта часть головы пульсирует неимоверно, Джош покачивается на ногах, понимая, что не в силах устоять от той боли. Он не слышит этим ухом, слуховые каналы повреждены, это пока лучшее чувство, которое он ощущал. Парень оседает на туалет, вся левая часть лица залита кровью, ему нужна передышка, но он и так знает, что слишком долго здесь сидит. Когда правая ушная раковина падает, это выглядит ужасно, но Джош наконец-то чувствует, что ему лучше. Он сидит в тишине, представляя лишь один звук, когда милые кости ломались о трубы.