***
Заигрывающие касания не прекратились. Себастьян уже знал, где надо прикасаться, чтобы вызывать волны мурашек по коже. Знал, как нужно понизить голос и на каком расстоянии нужно держать губы от шеи, чтобы ласкать её дыханием. Водные процедуры Сиэль уже давно выполнял сам, зато с пуговицами и лентами всё ещё не ладил. Одевание. Раздевание. Нежно скользящая ткань. Невесомые прикосновения. Только заигрывания. Даже не флирт. Откровенные и однозначные зазывы с не менее однозначной целью. Михаэлиса не интересовали мужчины. Бывало разное, и Себастьян, разумеется, имел связи с сильным полом, но никогда не было в этом ровным счётом ничего особенного и прекрасного — чаще всего это происходило в угоду обстоятельств. Да и Сиэль интересовал теперь лишь как симпатичное молодое тело, ещё не изведавшее ласки. Только тело. Только ради забавы. Только чтобы изучить уже полностью облупленного мальчишку с новой стороны. Фантомхайва не интересовали мужчины, и чертовски привлекательный дворецкий — в том числе. Но Себастьян знал, что нужно делать, чтобы юношеское тело говорило об ином. Впрочем, и Сиэль, ещё когда гормоны впервые зашалили, научился различать голос тела от голоса разума. Так что сражались на равных. Сражались — ведь граф, не смотря ни на что, игру даже с неким азартом принял, дразня демона и одновременно не подпуская к себе. Игры с огнём — вот что любил Сиэль. Обжечься он не боялся.***
— Вы ведь уже совсем взрослый, милорд, — томно шепнул Михаэлис, когда уставший после завершённого дела Фантомхайв зашёл в спальню. — Совсем скоро — мужчина. — Ты прав, — зевнув, отозвался граф. — Я тоже размышлял о помолвке с Элизабет. Она уже устала намекать мне. Себастьян лишь разочарованно вздохнул, впрочем, не теряя лица. Леди Мидлфорд выросла красавицей. Её фигурке могли позавидовать многие девушки, и на балах достаточное количество представителей сильного пола интересовалось прекрасной блондинкой. Но Лиззи, разумеется, даже не пыталась пользоваться этим и ни разу не попробовала флиртовать с кем-то из лордов. Зато с Фантомхайвом флиртовала она всё с большим и большим изяществом. И Себастьян, видя, что и Сиэль с каждым её приездом всё внимательнее осматривает девушку, распознавал в ней соперницу. Сиэля и Элизабет, в общем-то, не интересовала. Но если выбирать, кого звать в постель — Себастьяна или невесту — последняя выигрывала по нескольким причинам. Она не была демоном и мужчиной, например. И, забравшись однажды с ним в кровать, она явно никогда больше его не покинет. Верность. Преданность. Любовь. Сиэлю было всё равно на это, но и на беспорядочную, бессмысленную связь, на которую рассчитывал демон, он не был согласен. Он вообще не был уверен в том, что ему хоть что-то было нужно. Отомстить бы уже да отправиться в демонический пищевод. Кто же знал, что Фантомхайв доживёт до этих сложных лет? Основная часть раздевания была успешно завершена, и, пока дворецкий аккуратно складывал брюки, граф, оставшийся в одной дневной рубашке и чулках, сел на кровать. — Ваша невеста будет самой счастливой девушкой на свете, если Вы сделаете ей предложение, — с насмешкой сказал Себастьян, присаживаясь на колено перед Сиэлем. А затем, аккуратно, отчего-то невероятно соблазнительно стягивая с ноги чулок, томно проговорил, лукаво глядя на господина: — Но знаете, ударить лицом в грязь в первую брачную ночь — невозможный позор. Хотите, я Вас научу?.. Пока со второй ноги слишком медленно сползал чулок, движение которого повторяла ладонь демона, дыхание опаляло острую коленку. Проще было бы пресечь приставания Себастьяна с самого начала — контракт никто не отменял, власть Фантомхайва над демоном могла связать того по рукам и ногам, — но это бы означало только одно — поражение. Игра требовала терпения и умения выжидать. А потому Сиэль лишь положил оголённую стопу на плечо демону и насмешливо произнёс: — Чему же ты меня научишь? Михаэлис перехватил ногу и, дразняще погладив лодыжку, повёл ладонью выше, очертив особо чувствительный участок под коленом и медленно приближаясь к бедру. — Удовольствию, — шептал демон, и Сиэль ощущал, как кровь в нём начинает закипать, а внизу живота разливается обжигающее тепло. Себастьян умел так шептать: одним голосом лаская не хуже, чем руками. — Сладкому забвению, непередаваемым ощущениям… — Ты забываешься, — сбившимся голосом отозвался юноша и убрал ногу, пресекая движения уже поднявшейся непозволительно высоко руки. — Тебе не кажется, что такому люди должны сами учиться? — Нет, — почти рыкнул демон и, подхватив графа за ворот рубашки, наклонил того к своему лицу. — Такому Вас, глупых людей, только мы в состоянии научить… Поцелуй в шею заставил Сиэля сдавленно простонать. Руки дворецкого медленно расстёгивали белоснежную рубашку, и губы тут же нежно, но требовательно целовали открывшиеся участки кожи. Фантомхайв закрыл глаза, ощущая, как кровь стучит в висках, а возбуждение становится слишком очевидным. Он закусил губу, когда Михаэлис стянул рубашку и отбросил её в сторону, а юношу опрокинул на кровать, продолжая ласкать губами живот. Сиэль застонал, когда рука накрыла жаждущую внимания плоть, и с этим стоном сорвалось с губ: — Приказываю тебе… остановиться. Себастьян замер. Фантомхайв, всё ещё ощущая чужую руку на эпицентре сжигающего его возбуждения, повторил: — Прекрати сейчас же. Это приказ. Впрочем, когда рука всё же отпустила эрегированный орган, Сиэль и не попытался сдержать дразнящего стона. Он лежал на кровати, переводя дыхание и наслаждаясь. То, что он смог пройти по краю и остановиться, доставило невероятное удовольствие, почти даже физическое, и сексуальное неудовлетворение заставляло испытывать ещё более сильный восторг. Он поднялся на локтях, и от сжигающего ненавидящего взгляда алых нечеловеческих глаз захотелось кончить. Никакие ласки не могли доставить Сиэлю столько удовольствия, сколько этот взгляд: так ярко в нём блестело желание обладать, перемешанное с безудержной яростью и беспомощностью. — Можешь быть свободен, — с жестокой насмешкой, всё ещё соблазнительно-хриплым голосом, тяжело дыша и даже не стараясь прикрыть своего ярко выраженного возбуждения, произнёс Фантомхайв, и Себастьян быстро вышел, почти испарился, не удосужившись закончить переодевание или пожелать спокойной ночи. Какая уж теперь спокойная ночь, казалось бы. Ни у одного из них не должно было быть сегодня спокойной ночи. Но граф мог за себя поручиться. Он, с каким-то мазохистским удовольствием сбрасывая напряжение, думал о том, что сейчас делал демон. В поместье ли он до сих пор? До сих пор ли опасно мерцают его глаза в темноте? Если он, издавая гортанные рыки, вымещает ярость на чём-нибудь или на ком-нибудь — вырывая сильными грубыми движениями деревья или вспарывая грудь какому-нибудь несчастному, — Фантомхайв стонал, закрывая глаза и представляя эти картины слишком хорошо. И даже если Себастьян сейчас ушёл соблазнять какую-нибудь девицу лёгкого поведения, и даже если он попросту вернулся к своим повседневным делам, и на лице его вновь была безучастная маска — это возбуждало одинаково сильно. Ведь сегодня демон потерпел поражение. Не проиграл полностью в этой игре, но остался ни с чем. Уже меньше, чем через час, расслабленный, успокоенный и довольный собой, Сиэль перестал думать об этом и спокойно заснул. А на утро, разумеется, никакие мужчины — и невероятно сексуально злящиеся демоны-дворецкие в том числе — его не интересовали.***
Сдавать позиции Себастьян и не думал. Он так же искусно продолжал вести игру, теперь не бросаясь на господина, но стараясь распалить того так, чтобы юноша сам просил и умолял о близости. Каждое ночное переодевание превращалось в сладостную пытку. И по утрам Михаэлис прикасался к юноше больше положенного, но эти незатейливые ласки не шли ни в какое сравнение с тем, что умелые руки дворецкого вытворяли поздними вечерами. Демон и человек взаимно дразнили друг друга. Себастьян невероятно соблазнительно стягивал зубами перчатки и проводил оголёнными ладонями по нежной коже; Сиэль провокационно вздыхал и кусал губы, изгибаясь. Оба ходили по тонкой грани, напряжённые до предела, а затем всё резко прекращалось. Михаэлис желал господину спокойной ночи — хриплым, пробирающим до мурашек возбуждённым голосом, — а Фантомхайв, тяжело дыша, лишь с насмешкой в прикрытых затуманенных глазах смотрел на дворецкого. И с каждой ночью ласки заходили всё дальше — но никогда дальше определённой черты. Для Сиэля этой чертой были прикосновения к Себастьяну, которые хоть как-то бы показали его согласия, Михаэлис же целенаправленно не целовал юношу в губы и не прикасался к возбуждённой плоти, лишь иногда дразняще поглаживая кожу рядом, так же, как и не пытался раздвигать ноги господина, ограничиваясь поглаживаниями и поцелуями бёдер. Каждый из них, задыхаясь, с замиранием сердца ждал, когда кто-то проиграет. Перейдёт черту. И оба были уверены, что выйдут победителями. Себастьян ждал, когда Сиэль сам требовательно обхватит его за плечи и попросит, даже прикажет доставить ему больше удовольствия и наконец-то удовлетворить его в полной мере. Фантомхайв ждал, когда демон сам зайдёт дальше дозволенного — чтобы остановить его приказом; графу нужно было, чтобы дворецкий желал до сжигающего изнутри огня, но не мог получить желаемого. Рано или поздно один из них должен был не выдержать. Сорваться. И у Себастьяна были все основания полагать, что первым сорвётся Сиэль. Ведь Михаэлис — демон, знающий толк в близости и умеющий терпеливо выжидать и сдерживать себя достаточно долго. Юноша же был всего лишь человеком, совсем молодым, с неконтролируемыми желаниями тела, которые не должны поддаваться разуму. Себастьян видел, насколько возбуждённым оставлял он Фантомхайва и насколько из рук вон плохо выходило у того удовлетворить себя. Эти ночные игры сказывались и на дневном поведении господина: чрезмерная нервозность выдавала внутреннее напряжение, которое с каждым «раундом» возрастало. Впрочем, Себастьян и сам порой был беспричинно вспыльчив, чего не замечал. Да и другие проблемы у Михаэлиса были: терпеливость терпеливостью, а упрямый мальчишка возбуждал. Причём достаточно, чтобы сбить дыхание обычно спокойного демона и заставить ощутить глубокое неудовлетворение от окончания «раунда». Тем не менее, он всегда был способен провести ночь с кем-либо другим — что, к сожалению, со временем совершенно перестало приносить должное удовлетворение и хотя бы искорку удовольствия. Себастьян осознал где-то через неделю таких заигрываний, что Фантомхайв вдруг стал слишком желанным, а его упрямство и непокорность начали раздражать и возбуждать сильнее, чем должны были, порождая ненависть и одновременно что-то другое — жгучее, интригующее. Нетерпеливость в ласках Михаэлиса с каждой ночью становилась всё заметнее, и нежные заигрывания постепенно начали перерастать в грубые, требовательные прикосновения. Себастьян с ужасом понимал, что на пределе, но сдерживать себя становилось чертовски трудно. И одной такой ночью грань была найдена. К этой грани прикоснулись. Михаэлис, успевший уже собственнически исцеловать юношеское тело и порядочно возбудить изгибающегося милорда, надевал на тело ночную рубашку — заключительный этап вечерних прелюдий и их конец. Как вдруг он резко выпрямился и опрокинул уже расслабившегося юношу на кровать, нависая над ним. Сиэль выдохнул и, вглядываясь в поалевшие, окутанные нечеловеческой дымкой глаза, понял: победил. Он победил демона. Или, по крайней мере, оказался невероятно близок к победе. Себастьян требовательно впился в губы господина, и возмущённо-удивлённый стон утонул в страстном поцелуе — в первом для Сиэля, властном поцелуе. Михаэлис жадно сминал мягкие губы и грубо раздвигал их, проникая в рот языком, заглушая стоны. Руки дворецкого в это время совсем по-хозяйски сжимали кожу на плечах, бёдрах, а затем уверенно вцепились в упругие ягодицы. Себастьян с рыком, утонувшем в не разрываемом одностороннем поцелуе, сел на кровать, поместив графа к себе на колени. Сиэль задыхался в поцелуе, но прервать его не удавалось, а от укусов наглого языка демон лишь сильнее распалялся. Фантомхайв раздвинул ноги, обнимая ими бёдра Себастьяна и прижимаясь ближе, всё ещё не отвечая на пылкий собственнический поцелуй, пассивно принимая его. Он лишь приглушённо простонал в рот дворецкому, ощутив, как упирается в нечто твёрдое; Себастьян на это издал рык и разорвал поцелуй, позволяя Сиэлю вдохнуть и снова захлебнуться в стоне, когда губы дворецкого жадно впились в шею, оставляя засос. Впервые за всё прошедшее время оставляя след. Фантомхайв поёрзал бёдрами, нарочно задевая твёрдый бугорок в штанах демона. Михаэлис с рыком опрокинул юношу обратно на кровать, всё ещё находясь между его ног; руки властно раздвинули ягодицы, и чужие пальцы прошлись по ранее неприкосновенной зоне. Пальцы свободной руки Себастьян погрузил в рот. Сиэль выдохнул и почти простонал: — Я приказываю… о-о-о-х… Глаза дворецкого вспыхнули огнями Преисподней, и он грубо втолкнул влажный палец в колечко мышц и резко склонился над юношей. — Не смейте… — прорычал он, уверенно работая пальцем и выбивая из лёгких господина воздух; вновь приоткрывшийся рот был заткнут поцелуем. Нетерпеливо, быстро и совершенно грубо Михаэлис ввёл второй палец, активно разрабатывая промежность и не давая Сиэлю закончить приказ. Тот изогнулся, простонав в поцелуй, и, когда Себастьян спустился к шее, чтобы оставить ещё несколько неаккуратных засосов, а в юношеском теле двигалось уже три пальца, принося воистину противоречивые болезненные ощущения, Сиэль почти выкрикнул: — Прекрати это! Я приказываю! Михаэлис злобно рыкнул и резко вынул пальцы, заставив Фантомхайва вздрогнуть и несколько жалобно полувсхлипнуть. Мурашки побежали по всему телу от гневного взгляда нечеловеческий глаз; комната погрузилась в устрашающий мрак, вызванный яростью демона. Сиэль замер, чувствуя, как от этого зрелища приятная истома разливается во всём теле; он закусил губу и, не сводя взгляда с устрашающего безумного силуэта, рукой вцепился в свою до предела возбуждённую плоть и сделал пару резких движений. Разрядка наступила тут же, и Фантомхайв громко застонал, наблюдая, как на словно застывшем лице демона отразилось непередаваемое выражение: отвращение, желание, восхищение и ненависть — все смешалось воедино. Выровняв дыхание, Сиэль с насмешкой посмотрел на закаменевшего Михаэлиса. — Чего стоишь?.. — тихо, расслабленно прошептал он. — Приведи здесь всё в порядок, и можешь быть свободен. Движения демона были механичны, замедленны. Он вытирал с ног и живота господина белые капли, и Сиэль слишком хорошо чувствовал, как были напряжены руки дворецкого. А на него, расслабленного и довольного, напала сладостная дремота, хотя тело не могло в полной мере расслабиться: проникновение чужих пальцев до сих пор ощущалось, и ощущалось неполноценно — Себастьян лишь раздразнил что-то внутри него, не удовлетворив, и полученной разрядки, вызванной больше духовным эстетическим удовольствием от осознания своей победы, было мало. Но Фантомхайв старался не думать об этом. Себастьян вышел, слишком громко хлопнув дверью. Кроме треснувшего древка на ней треснуло этой ночью ещё кое-что, незримо, но неизменно. Это был очередной перелом в ходе игры.***
А ведь почувствовать в себе эти пальцы ещё раз хотелось. Сиэль стал смотреть на руки демона совсем иначе. Да и не только на руки. Проанализировав ситуацию, Фантомхайв осознал, что и сам на грани поражения. Потому что одних прикосновений было уже мало. Потому что, когда Себастьян совершенно спокойно переодел господина и тихо ушёл, Сиэль понял, что прекращать это — рано. Ведь он, Фантомхайв, ещё не получил того, чего хотел. Хотя до последнего он был уверен, что не хотел. Юноша оправдывал всё простой мыслью: демон-искуситель, что с него взять. Неопытный граф вполне мог пасть его жертвой. Но то, что он не пал и смог довести демона до исступления, заставляло возгордиться. Сдаться после этого казалось чем-то неправильным и непозволительным. А Себастьян злился. Это было видно слишком хорошо в малом количестве привычных насмешек, в скудных обедах и совершенно отстранённом, можно даже сказать, избегающем поведении. Но больше всего это было ощутимо во время переодеваний — руки демона всегда были напряжены, а взгляд — стеклянен и даже слишком безразличен. — Умей признать поражение, Себастьян, — хмыкнул Сиэль на третью ночь после «перелома». Тот поднял на него глаза и посмотрел так, что у Фантомхайва разом прервалось дыхание, а в теле всколыхнулось знакомое возбуждение: казалось, что демон сейчас набросится на него и порвёт в клочья. Но он не сделал ничего, лишь встал и, пожелав спокойной ночи, ушёл. Вызвав разочарованный вздох. А ещё Михаэлис слишком открыто флиртовал с любыми личностями, с которыми приходилось видеться им с графом — Сиэль с удивлением отметил, что даже молодые мужчины были завлекаемы Себастьяном. Такого юноша простить не мог. Впрочем, идея отомстить и перевести отношения с Элизабет на уровни поцелуев оказалась далеко не самой лучшей. Но одновременно с тем — замечательной.***
Шесть дней. Почти неделя. Никаких заигрываний. Фантомхайв уже решил забыть про оказавшуюся даже слишком лёгкую игру, когда произошёл очередной неожиданный перелом. Возможно, он был вызван показательным поцелуем с Элизабет, которую Сиэль целовал страстно, требовательно, специально демонстрируя Себастьяну свои навыки. А может, этому способствовало ещё что-то. Юноша не знал наверняка. Но, только зайдя в спальню и вдруг тут же оказавшись поставленным на колени и прижатым тяжёлым телом к кровати в неудобном положении — верхняя часть разместилась на мягком матрасе, бёдра же и ноги свисали, упираясь коленями в пол, — ощущая руку в атласной перчатке, зажимающую ему рот, Фантомхайв отчётливо понял: этой ночью он потерпит поражение. Сердце забилось в скором, нечётком волнительном ритме. Свободная рука демона втиснулась между телом и матрасом, освобождая его от сюртука и рубашки, грубо стаскивая одежду, едва не разрывая жалобно трескающуюся ткань и отбрасывая её в сторону; Сиэль ощущал, ёрзая и даже пытаясь высвободиться из-под дворецкого, как ему в бедро начинало упираться нечто твёрдое. И граф с приглушённым стоном настойчиво прижался ягодицами к этому бугорку, вздрагивая в каком-то нетерпении. Демон с рыком подался вперёд, и юноша вновь застонал в чужую ладонь, пачкая ткань перчатки слюнями. Даже сквозь слои одежды ощущался жар, невыносимое желание. Себастьян быстро стянул со свободной руки перчатку и приподнял господина за бёдра, забрасывая того на кровать. Сиэль согнул ноги в коленях и несколько развёл их в стороны, приподнимая заднюю часть тела и оказываясь в невероятно провокационной позе. Он приподнялся на локтях для удобства; рука в белоснежной перчатке всё ещё крепко зажимала рот, не давая полноценно дышать и приглушая тихие стоны. Себастьян с готовностью прижался к выставленным бёдрам юноши, упираясь своим ярко выраженным желанием в ягодицы; свободная рука резкими движениями начала стягивать брюки, задевая раздражённый возбуждённый орган. Сиэль лежал уже без рубашки; на оголённой спине появились капельки пота. Но Михаэлис и не думал теперь тратить время на ласки. Его нетерпеливость выражалась слишком ярко в грубых движениях, которыми стягивал он одежду с Фантомхайва, в настойчивом трении о бёдра юноши. Себастьян отбросил штаны хозяина в сторону и, вцепившись ладонью в возбуждённую плоть юноши, грубо двинул несколько раз рукой, заставляя Фанмтомхайва вновь сдавленно простонать. Себастьян столь же резко убрал руку и, освободив рот милорда буквально на секунду — тот даже не успел вдохнуть в полной мере, — погрузил в него три пальца, заставляя раскрыть рот шире и возмущённо простонать. Демон играл с языком мальчика, ощупывал зубы и лишь сладостно-возбуждённо рычал, когда Сиэль пытался укусить чужие пальцы. Пока пальцы одной руки изучали рот, со второй Себастьян быстро и ловко стянул перчатку. Затем, вырвав руку из крепкой хватки зубов, Себастьян вновь закрыл господину рот ладонью. Фантомхайв хотел укусить и её, но не получалось. А затем он не мог сделать хоть что-нибудь, кроме как пытаться сдерживать рвущиеся наружу стоны. В колечко мышц проникло сразу два пальца, которые тут же начали достаточно грубо и быстро растягивать его. Себастьян явно спешил, словно боялся, что опять не успеет дойти до основного, — и совсем скоро он ввёл во влажный проход третий палец, проникая как можно глубже, дразня простату и расширяя узкие стенки. Ноги Сиэля дрожали, он стонал; стоять на локтях стало невероятно трудно, и он упал грудью на матрац, изгибаясь и непроизвольно поддаваясь на встречу грубым пальцам. Ощущения, с одной стороны, были крайне неприятные: неестественное расширение отверстия причиняло явный дискомфорт, но внутри, там, где пальцы касались заветной точки, всё сгорало в желании получить больше. Не дав Сиэлю в полной мере насладиться противоречивыми ощущениями, пальцы покинули его тело, заставив издать полувсхлип. Переводя дыхание, юноша слышал, как Себастьян скидывал с себя брюки, и вскоре нечто крупное, горячее коснулось приглашающе расширенного покрасневшего кольца мышц. Обильно смоченные пальцы демона погладили проход, и Михаэлис толкнулся. С рыком, сильно, входя на половину. И, под заглушённый вскрик Сиэля, резким толчком он вошёл полностью. Из глаз брызнули слёзы, и Фантомхайв постанывал в всё ещё крепко сжимающую рот руку, пытаясь расслабиться. Боль в анале заставляла колени дрожать; Сиэль попытался отстраниться, но свободная рука уверенно схватила бёдра юноши, удерживая его. Шумно выдохнув, Себастьян начал толкаться, дав графу совсем немного времени, чтобы привыкнуть, и тот тихо всхлипывал в ладонь демона, порой вскрикивая от сильных толчков: невыносимая боль у основания смешивалась с невероятно приятными ощущениями внутри, и от этих противоречий сносило голову. Михаэлис двигался быстро, резко, рвано дыша и иногда постанывая — сладостно, протяжно; показывая, насколько давно он этого желал. Наконец, рука освободила рот Сиэля; она обхватила Фантомхайва за бедро, направляя юношу и помогая себе проникать глубже; граф протяжно, слишком громко застонал и прижался щекой к простыням, закрывая влажные глаза и непроизвольно стараясь двигаться в такт быстрым движениям. На границе отключившегося сознания мелькнула мысль: насколько сильна будет ненависть демона, если остановить его сейчас? От одной только этой идеи Фантомхайв застонал громче, и, раззадоренный раздавшимся в ответ стоном дворецкого, хрипло выкрикнул: — Приказываю теб!.. С громким рыком Себастьян схватил Сиэля за волосы и резко впечатал того лицом в простыни, полностью перекрывая доступ к воздуху и не позволяя ненавистным словам прозвучать. Фантомхайв попытался закричать, но звука почти не было. Демон всем телом навалился на графа; колени того сползли, и он теперь полностью лежал, немного приподняв исключительно бёдра. Себастьян, прижавшись грудью к влажной спине и рубашкой вытирая капли пота, выдвинул одно колено чуть вперёд и, свободной рукой фиксируя бёдра юноши в удобном положении, замер на несколько секунд, находясь внутри графа по самое основание, упёршись в волшебную точку; он на ушко прошептал устрашающим, возбуждающим голосом: — Только попробуйте. Сиэль не мог дышать, а рука, больно схватившая за волосы, не давала поднять голову; он, задыхаясь, стонал, чувствуя, как в простату упирается член демона, и бездействие сводило с ума. Фантомхайв непроизвольно поёрзал бёдрами и приглушённо, почти неслышно простонал. И Себастьян, полностью выйдя, резким толчком вновь до основания заполнил собой юношу; тот вздрогнул и попытался поднять голову; крик утонул в недрах матраца. Демон ослабил хватку и снова замер, позволяя Сиэлю щекой опереться на простыни и перевести дыхание. Потянув за волосы, дворецкий заставил Фантомхайва поднять голову и с усмешкой прошептал в самое ухо, горячим дыханием обжигая кожу и вызывая волны мурашек: — Вот и умница. Пальцы разжались, и голова Сиэля безвольно упала на матрас. Освободившаяся рука тут же накрыла возбуждённую плоть юноши; тот протяжно простонал и сам зарылся носом в простыни, надеясь вновь заглушить стоны. Быстрые грубые толчки возобновились; рука на члене юноши замерла, но движениями бёдер получалось так, что Сиэль сам толкался в неё, и граф стонал, громко, бесстыдно, уже не принадлежа себе. Доигрался. Игры с огнём опасны — обожжёшься и не заметишь. Сиэль не просто обжёгся, сейчас он сгорал, долго, мучительно-сладостно тонул в болезненных, но невероятно приятных ощущениях: боль, казалось, приносила лишь больше удовольствия. Сиэль сгорал в их общей с Себастьяном страсти, понимая, что остановиться было просто невозможно. Да он и не хотел. Не сейчас. И унизительное признание поражения также какой-то болезненной ноткой отдалось наслаждением во всём его существе. Сдерживать стоны, переходящие в крики, он уже не мог, да и не было в этом смысла: голос срывался, пальцы сминали простынь, пока дворецкий с глухими рыками и и грудными стонами толкался в него. В какой именно момент терпеть это оказалось невозможным, Сиэль не понял, но его тело вдруг пробили волны дрожи, и слишком неожиданная, даже застигшая врасплох графа разрядка заставила его громко вскрикнуть и, обессилев, упасть на подушки. Себастьян рыкнул, также не ожидавший столь резкого завершения, и, тяжело дыша, вышел из юноши, всё ещё нависая над расслабившимся телом. Затем Михаэлис перевалился на бок рядом с графом, переворачивая того спиной к себе и прижимаясь к потному телу. — Отдохнули, милорд? — сладостным голосом прошептал демон в ухо Сиэлю, проводя пальцами по его щеке. — Ведь я ещё не закончил. Фантомхайв лишь как-то устало хмыкнул, а затем вдруг резко развернулся лицом к дворецкому, с вызовом глядя в захмелевшие алые глаза. Себастьян не потрудился снять рубашку, и Сиэль вцепился пальцами в галстук, притягивая лицо дворецкого к себе и в самые губы прошептал: — Ты не прав. Это я ещё не закончил. Снимай эту чёртову рубашку. Полностью обнажённого Себастьяна Фантомхайв перевернул на спину и сел сверху, неумелыми, но властными поцелуями покрывая ключицы и грудь демона. Михаэлис с насмешкой следил за этим, а затем резким движением перекатился, нависая сверху над замершим Сиэлем. — Позвольте всё же мне, милорд. Возмущение утонуло в требовательном, страстном поцелуе; Сиэль с напором ответил, желая перехватить инициативу, а руки дворецкого в это время мягко поглаживали его тело. Совсем скоро длинные ноги были закинуты на плечи Михаэлису, и громкие вскрикивания юноши разнеслись по спальне, рассекая ставший душным, пропитанный запахом пота воздух. А уже гораздо позднее Себастьян нёс крупное, уставшее, липкое от пота тело господина в ванную. На руках у демона Сиэль помещался не столь хорошо, как несколько лет назад, и с возрастом Михаэлис всё реже и реже подхватывал графа на руки: теперь это выглядело несколько неловко. Но Фантомхайв вполне привычно прижимался к тёплому демону, вдыхая его запах и почти засыпая. Усталость растекалась по его жилам, а глаза слипались. Но дворецкий настоял на том, что испачканного на животе и на бёдрах в сперме, потного юношу надо было вымыть. Сиэль не противился. В тёплую воду Михаэлис залез вместе с Фантомхайвом. Обтирая без мыла тело господина, демон то и дело целовал влажную кожу, слизывал с неё капельки; прикосновения рук были мягкими, нежными и незатейливо ласкающими. Усталость как рукой сняло, и Сиэль вполне осознанно отвечал на медленный, чувственный и ласковый поцелуй. В ванной всё прошло так нежно, аккуратно, по сравнению с тем, какое безумие творилось в спальне, и с искусанных в кровь губ юноши не срывались хриплые стоны и вскрики, лишь тихие вздохи. На обратном пути в спальню Сиэль, окончательно выбившийся из сил, задремал. В груди у него зарождалось нечто неуверенное, тихое, важное. Борясь со сном, пока дворецкий перекладывал его на кровать, Сиэль поднял взгляд с немой просьбой на демона, но тот лишь усмехнулся, а на лице отобразилось какое-то странное насмешливое выражение превосходства. Михаэлис тихо ушёл, оставляя графа совсем одного. Тот силился развить появляющиеся мысли касательно ситуации, но на это уже просто не хватило сил — ни физических, ни душевных, и Фантомхайв провалился в сон.***
Утро Сиэль встретил с неприятными болезненными ощущениями в известном месте и с всепоглощающей пустотой на душе. Себастьян вёл себя, как обычно — как вёл себя до начала этой дикой игры, лишь в глазах блестела более откровенная насмешка, да и лицо у него было, как у объевшегося сметаны кота — довольное, победное. И Сиэль, глядя на это, сжимал губы и молчал, ощущая разрастающиеся в душе ненависть и презрение — трудно сказать, к кому именно — к себе или к демону, — скорее всего, к обоим сразу. Одно-единственное едва заметное прикосновение пальцев в белоснежной перчатке к яркому багровому засосу на шее во время застёгивания рубашки и неприметно дёрнувшиеся в усмешке губы — и больше ничего в Себастьяне этим утром не дало повода думать, что ночью произошло что-то из ряда вон выходящее, что уже в течение месяца происходило нечто из ряда вон выходящее. Вот и всё. Демон получил желаемое; очередной жалкий человечишка пал его жертвой. Этим всё закончилось. Себастьян удовлетворён, Себастьян победил — и больше Сиэль ему не нужен. Впрочем, юноша всегда знал, что рассчитывать на что-то другое было бы слишком глупо и наивно. Однако этому нагло ухмыляющемуся демону очень сильно хотелось отомстить. И с каждым днём это желание возрастало всё сильнее, потому что Михаэлиса слишком явно перестал интересовать Фантомхайв хоть сколько-нибудь больше, чем, к примеру, приготовленное блюдо к ужину. От этого было почему-то невероятно обидно; гордость, которую растоптали той роковой ночью, возмущалась во всём существе графа и требовала хоть как-нибудь сбить спесь с дворецкого.***
Соблазнить Элизабет оказалось гораздо проще, чем представлялось. Она была хороша: прекрасная фигура, нежная кожа, томные вздохи и сладкие стоны, неуверенные нежные ответные прикосновения — всё в ней могло вызывать лишь восторг, и Сиэлю нравилось почувствовать себя хозяином положения. Он смело ласкал податливое женское тело, стараясь повторять ласки, которые дарил ему Себастьян, и мысли о том, что демон, должно быть, знает, а может даже и видит то, что происходило в спальне, возбуждали и заставляли действовать уверенно и властно. Но, проснувшись утром с Лиззи в одной кровати, Фантомхайв не почувствовал совершенно ничего — только на спине саднили царапины, а на душе всё так же была всепоглощающая пустота. Ни любви, ни страсти. И даже когда этим же вечером Себастьян набросился на него, снова грубо вминая в матрас, в душе всё ещё витал только пепел, в который обратилось всё, что мог испытывать юноша, лишь слабой искоркой вспыхнуло возбуждение — но Сиэль слишком хорошо умел не замечать его, чтобы оно изменило хоть что-нибудь. — Не наигрался ещё? — почти прошипел Фантомхайв, ощущая чужой язык на своей шее. Им овладела полная апатия: противиться не хотелось, ведь — отрицать это было бы глупо — ласки демона (как и его грубость) были желанны, но в то же время и отвечать на них не хотелось из-за наполнившей его ненависти к этим самым желаниям. Руки грубо стягивали с юноши брюки, даже не заботясь о сюртуке и рубашке, пока Михаэлис сбивчиво, возбуждённо шептал на ухо: — Ну и как Вам эта девчонка? Леди наверняка доставила Вам немало удовольствия… — дворецкий больно укусил Фантомхайва за ушную раковину. — Но больше я такого не допущу. Вы только мой. Последняя фраза оказалась невероятно желанной, но Сиэль, чувствуя, как из пепла Фениксом восстаёт в душе страсть, не спешил расставаться с разумом; он сдержал стон, когда обнажённая рука Себастьяна уверенно, достаточно грубо сжала его вставший член. — Это касается только души… и только после завершения контракта, — тяжело дыша, но всё ещё держа себя в руках, проговорил Фантомхайв. — Тело пока что принадлежит мне. — Вы только мой, — повторил демон куда-то в шею, и острые зубы сомкнулись на ней, слегка сжимая, словно намереваясь прокусить тонкую кожу и выпустить поток крови из сонной артерии. Сиэль замер, чувствуя, как учащённый пульс ударяется об острые зубы демона. Дворецкий отпустил шею графа и, укусив того за нижнюю губу, шептал прямо в приоткрытый рот, заглядывая в слегка помутнённые глаза. — Только я могу Вас целовать, где захочу. Вы принадлежите мне, весь, целиком… я украл Ваш первый поцелуй, Вашу невинность, и я не собираюсь ни с кем делиться… мой-мой-мой… как Вы посмели… с этой девчонкой… С рыком Себастьян схватил Сиэля за грудки рубашки и потянул на себя, садясь на кровать и заставляя того оказаться у себя на коленях, раздвинув ноги. Одной рукой демон обхватил юношу за талию, пальцами находя колечко мышц и проникая в него; второй рукой он спустил с себя брюки, не потрудившись их снять. Фантомхайв закусил губу; когда длинные пальцы коснулись заветной точки внутри, тихий-тихий стон сдержать не удалось, но он всё ещё старался не высказывать своего наслаждения. Впрочем, его тело показывало это гораздо ярче, чем следовало. Он прижался к Себастьяну, обняв того за шею; демон же ловко вытащил пальцы и насадил на себя юношу. Сиэль задрожал всем телом и вскрикнул, опустив голову и укусив себя за рукав рубашки, чтобы сдержаться от дальнейших голосовых демонстраций своих ощущений. Михаэлис удобнее обхватил графа за бёдра, наращивая темпы быстрых толчков. Сдерживаться было невероятно сложно, даже почти невозможно; закусанная ткань рубашки не помогала, и стоны рвались из горла, становясь с каждой минутой всё громче, всё более неприкрытыми. А когда всё закончилось, Михаэлис с довольным лицом вытер платком белые липкие разводы на коже господина, подтянул штаны и совершенно обыденно переодел расслабленного юношу. Пожелал спокойной ночи и ушёл.***
— Знаешь, чтобы я действительно принадлежал тебе, ты тоже должен принадлежать мне, — грубым, даже немного обиженным голосом сказал Сиэль, пока демон застёгивал на нём рубашку. — А ты на это по природе не способен. Себастьян молчал, пряча насмешку. — Я в любом случае не позволю Вам быть чьим-то ещё. Я надеялся, Вы это усвоили, — откровенная издёвка. Сиэль лишь фыркнул. — Вы правы, верность я хранить не собираюсь. Я не понимаю, что это такое. А Вы принадлежите мне. — Насколько же ты самодоволен. Значит, тебе можно, а мне нельзя, — недовольно хмыкнул Фантомхайв. А затем, выдержав паузу, уже другим голосом сказал: — Я женюсь на Элизабет. — Не же́нитесь, — с насмешкой сказал Себастьян, заглядывая в синий глаз хозяина, — потому что Вы не хотите этого. — Женюсь, — твёрдо сказал Сиэль. — После произошедшего будет несправедливо не жениться. Лиззи не поймёт этой выходки. — От Вас она вытерпит любые выходки, — усмешка. — В отличие от меня. Возразить юноше не дал собственнический поцелуй в губы. — Я это ненавижу… — прошептал Сиэль, когда дворецкий оторвался, и вытер губы рукавом. — То, что ты делаешь. Заставляешь испытывать и уходишь. Эти твои властные замашки. Ненавижу. Просто скажи то, что на самом деле скрывается за всеми этими играми. Тебе ведь всё равно. Просто скука. Слишком безразличным голосом, но с явным требованием, почти приказом высказать всю правду. И демон повиновался. — Вы правы, — жестоко улыбнулся Михаэлис, прикрыв глаза. — Видеть, как Ваша гордость оказывается ущемлённой, раздавленной, невероятно приятно. В общем и целом мне безразличны последствия. Я просто хочу обладать Вами. — Будешь обладать после завершения контракта, — почти прошипел Фантомхайв, раздосадованный вполне ожидаемым ответом. Что-то важное в душе очернялось и умирало. Уже навсегда. — После завершения контракта я наслажусь Вашей прекрасной, обезображенной и грешной, но могущественной, неповторимой душой, — словно предвкушая, прошептал Себастьян и уткнулся в шею юноши, прикусывая кожу. — А до тех пор я хочу насладиться Вами сполна. Руки погладили спину графа, укус был зализан. Сиэль шумно выдохнул, и Михаэлис оторвался от него, встал на ноги и улыбнулся. — Продолжим ночью, милорд. На сегодня у Вас запланировано достаточно много важных дел. И только одна мысль в голове Фантомхайва была по этому поводу. «Сволочь».***
Контракт близился к концу. Множество тоненьких нитей, найденных за все семь лет, вдруг закрутились в один клубок; Фантомхайв усиленно работал с ним и гонял Себастьяна, успевая выполнять поручения Королевы. За последние несколько недель, в которые расследование убийства семьи Фантомхайв продвигалось вперёд, Сиэль заметно устал и вымотался. Ведь при любом случае — слишком легкомысленные действия, из-за которых юноша угождал в плен, или слишком явные заигрывания с Элизабет — демон высказывал своё отношение к подобным «ошибкам» весьма однозначным способом, после которого голос был сорван, а нижняя часть тела болела и мешала должным образом сосредоточиться на работе. Фантомхайв поначалу, после той откровенной беседы, даже пытался противиться этому. Искренне силился почувствовать к происходящему отвращение — не получалось. Не смотря ни на что, демон продолжал быть желанным, за что Сиэль ненавидел и презирал себя. Но вскоре он снова влился «в игру», пылко отвечая и даже пытаясь перехватить инициативу в свои руки. Это была только страсть. Если и мелькнуло между ними что-то, то в Сиэле это уже давно погибло, оставив лишь физическую потребность удовлетворения, Себастьян же и вовсе не знал чего-то другого. Не было названия у того, что заставляло его невероятно злиться, когда Фантомхайв флиртовал со своей невестой или — что хуже — целовал её. Не было названия и у того факта, что никто больше не привлекал и не удовлетворял Михаэлиса так, как синеглазый юноша. Это всего лишь из-за прекрасного тела. Всего лишь игра. Была только страсть. Но рано или поздно это всё равно должно было закончиться.***
Глядя на безжизненное тело Сиэля Фантомхайва и чувствуя невероятный вкус души этого человека, удовлетворивший невыносимый голод, демон ещё не понимал, что что-то важное внутри сжималось в предсмертных муках — и ещё долго он не сможет дать название этому странному, непривычному чувству. Больше не Себастьян Михаэлис. Больше не дворецкий. Удовлетворения он так и не нашёл. И пройдёт немало лет, даже столетий, прежде чем демон поймёт, что дело было не только в прекрасном теле. Прежде, чем поймёт, что имя странному чувству — страдание. Потому что другое, важное, он убил в синеглазом мальчишке и загубил в себе. Собственноручно, почти осознанно. А когда демон поймёт, что страдает без Сиэля Фантомхайва, пройдёт гораздо больше времени, чем просто «слишком поздно».