Поддавки

Воздух, казалось, раскалён до предела. Марти делает шаг вперёд. Эдвард обороняется, отступая и одновременно накрывая противника со спины. Сейчас или никогда. Тот ухитряется проскользнуть в оборону, делает последнюю попытку, и… — Е-е-есть! — Эдвард подскакивает с места, опрокидывая кверху спинкой резной деревянный стул, и бросает недобрую ухмылочку в сторону «проигравшего». — Я выиграл, детка! С тебя желание. Марти медлит пару секунд, после чего звонко хлопает в ладоши и заливается задорным смехом. — Эд, дорогой, не хочу тебя расстраивать, но… мы в поддавки играли. Шах и мат, без мата — в дамки. В хохочущего парня метнулся ошарашенный взгляд. — Чего? — Того! Ты проиграл! Так что, желание с тебя! — и Марти лукаво улыбнулся. — Э-э… какие такие поддавки? Я не знал! — Ой, точно. В начале игры ты согласился со мной. А я уточня-я-ял… Эдвард подобрал со стола собственную челюсть, тщетно пытаясь отыскать хоть какую-то лазейку и надежду на спасение. Но шалые искорки в глазах собеседника эту самую надежду и испепелили. — Ну и чего ты хочешь? — О! Это отдельный разговор. Пожалуй… хочу… может, звезду с неба? — Ты у меня спрашиваешь? — А ты достанешь? Эд поперхнулся. — Ну, конечно, если очень захотеть, можно и в космос полететь… но… — Да-да? — Ты, хватит прикалываться! Говори желание! *** «Чёрт бы его побрал», — со злостью прошипел Эдвард, пугливо оглядываясь по сторонам и прибавляя ходу. Давным-давно ещё зарёкся он не играть в азартные игры со всякими хитрожопыми омежками. Но ведь шашки — типа игра интеллектуальная, а кто не горит желанием лишний раз блеснуть своим высокоразвитым интеллектом? Ну и Марти, вроде, не какой-то там левый проходимец: два года вместе, Истинная пара и всё такое… а омежка как глазки щенячьи состроит, обнимет-поцелует — грех отказать в нескольких партиях. Но не-е-ет, тиран тот ещё! И где вот тут любовь? «Мне нужны таблетки, парфюм, прозрачные лазурные тени для глаз, потом мылко, шампунька и гель… с афродизиаком, — словно бы и не замечая исказившуюся гримасу альфы, парнишка пересчитывал всё по пальцам. — А, и кстати… ты же в секс-шоп заглянешь по дороге? Ты туда каждый раз заглядываешь. Возьми что-нибудь экзотическое», — Марти невинно улыбнулся и одарил любимого своими самыми лучшими вещичками: блестящая голубенькая футболка на одно плечо (которая и на альфе-то выглядела на размер больше), свободные коротенькие шортики, в которые он еле влез, заколка для волос с фиолетовым черепком и ещё дофига опасных провокационных шмоток, которые Эд, на протяжении всей их совместной жизни, то и дело грозился выбросить к чёртовой прабабушке. Не выбросил. И теперь он, статный, широкоплечий, завидный альфа, разодетый, как шлюшка на смотринах, шагает в самую дорогую аптеку за прихотями своего дорогого омежки. У них вообще отношения были странные. Чересчур резкие и изменчивые. По принципу «люблю тебя, гавнюк, больше жизни своей, но ты ещё должное получишь». И если малышу Марти это даже нравилось, то Эдвард, вдоволь помучившись, уже всерьёз подумывал сбежать. Любовь любовью, но и в живых остаться не помешает. Наверное, он бы давно уже так и сделал, если бы этот стервозный мальчишка одним своим видом и поведением, одной лишь манерой говорить и небрежно бросать слова на ветер не вызывал в альфе бешеный марафон противоречивых друг другу эмоций. Это всё равно что увязнуть в болоте — и не выберешься, и не подохнешь сразу. Будешь мучиться долго и жестоко, но где-то в глубине души непременно зная, что твоя любовь взаимна, пусть это и не показывается открыто. И в который раз Эд попался на удочку. А что делать. Он бы может и соврал, но… ведь следом идёт его омега, который, скорее всего, покатывается со смеху, фоткает, чтоб потом напоминать об этих приятных минутах, и внимательнейшим образом следит за исполнением его желания. И ведь, паршивец мелкий, пожелал, чтоб он пошёл пешком! Н-да. Встрял, так встрял. О нет-нет-нет! Только не знакомые! Полцарства за то, чтобы оказаться на противоположной стороне улицы! Боже, что о нём можно подумать-то? Он бы провалился сквозь землю, да… как говорится, поздно пить боржоми, когда почки отказали. Его заметили. — Э-эдвард? — таких круглых глаз у своего бывшего одногруппника он ещё не видел. Рядом так же таращился на него его омежка. Чёрт! Цена желания стремительно возрастала! — Это ты, Эд? — Хотелось бы, конечно, чтобы был не я, но… привет, Энди. Альфа с омегой многозначительно переглянулись. — Черти полосатые, ты чего? — Никогда, Энди, никогда, я тебе скажу, не играй на желания с омегами! Особенно в шашки на поддавки! — Боже! Ты продул? — Я проквакал условия. И думал, что выиграл, а оказалось… — и Эд беспомощно окинул самого себя руками, при этом скривившись, будто своё несчастье закусил килограммом лимонов. — И не смей ржать! Но предупреждение припоздало: его друг уже держался за живот, покатываясь со смеху. — Да ну тебя. Ты ещё всей фишки не знаешь. — Ну? — Иду в аптеку. Купить всякие омежьи… штучки… ну там… прокладки, таблетки и всё такое… — и этот брутальный альфа глянул чуть испуганно, розовея скулами. Смех набирал обороты: теперь к Энди присоединился его омега. — Слу-у-ушай, Энди, я вот тут подумал… может, сыграем? На желания? М-м? — и хрупкое создание плотоядно улыбнулось, проворачивая в голове все те желания, которые он мог бы загадать. Сладкая парочка, всё ещё посмеиваясь, поспешно ретировалась, оставив несчастного Эдварда краснеть в одиночку. *** — А ты знаешь, что ты у нас Гоминид Высший узконосый и Хордовый Примат? Альфа презрительно поморщился и, бросив на ходу пакеты с покупками, окинул пристальным взглядом вальяжно развалившегося на чёрном диванчике Марти. Удостоверившись, что всё заказанное было приобретено, омега не стал более расхаживать по городу и благополучно вернулся домой, ожидая своего мученика. — И как давно ты биологией начал увлекаться? — медленно подойдя к большому настенному зеркалу, Эдвард принялся избавляться от вынужденного прикида, а омега, оторвавшись от толстенного «Справочника школьника», состроил сочувственную рожицу. — Эдди, меня в последнее время крайне волнует твоя потенция, — книжка с глухим пыхом была отброшена в сторону, — и я решил… — Ты решил выпотрошить школьный учебник? — Ну, а вдруг поможет… — Я сейчас не понял твои грязные инсинуации… я тебя не удовлетворяю, что ли? — Заметь, это не я сказал. Альфа сел там же, где и стоял. — Серьёзно? Может, это твоя задница там чего-то попутала? — О да-а, мой самец. Не думал же ты, что я тебя в секс-шоп просто так посылаю? — Знаешь, — Эдвард чинно сложил под грудью руки и медленно отвёл в сторону сконфуженный взгляд. — Я вообще не понимаю, к чему всё это. Мы постоянно бесим друг друга, унижаемся по очереди, а в редких случаях и другим жизнь портим. Когда это началось? Марти с усмешкой поднялся и приблизился к альфе, затем легонько опустившись на его колени. — С того самого момента, как мой папа пригрозил тебя прикончить на месте, если ты будешь меня обижать. А не побесить тебя — дорогого стоит, детка. — Именно, — Эд сщурился и склонил голову набок, всматриваясь в смеющиеся глаза. — Как всегда, ты начал первый. А меня теперь, по сути, раз семьдесят прикончить нужно. — Семьдесят один. Подряд, — играющим шёпотом добавил омега и несильно сжал в кулачке чужие волосы, которые до этого просто поглаживал, а альфа зажмурился от приятной боли. — А бесить я тебя буду всю жизнь. Иначе неинтересно! — Бесишь, потому что… любишь? — Ненавижу, — Марти фальшиво шипит и морщит носик, как дикий кот, мимолётно дотрагиваясь до чужих губ своими. — Ненавижу тебя и твой член, так же как ты ненавидишь мою задницу. Детка, все эти два года мы с тобой играем в поддавки, но, кажется, я начинаю проигрывать. На широкие обнажённые плечи ложатся миниатюрные ладошки, и Эдвард многообещающе улыбается на предложение омежки посмотреть покупки. — Очередной предлог, Гоминид Приматный! — Ага, а как ты догадался? — По блеску твоих глаз. Альфа и омега. Начало и конец всего сущего. Им друг без друга никак. Сильный и мужественный Эдвард — что он без своего хрупкого и своевольного засранца-ангелочка? Они дополняют друг друга, притягиваясь как плюс и минус, но ведь в их отношениях не только физика. Маленькие ладони дарят наслаждение: не нужно много силы, чтобы размять плечи, достаточно лёгких прикосновений, нежных и невесомых, чтобы тело расслабилось и приготовилось получать удовольствие. Альфа знал, что за этим последует: сколько раз он сам просил сделать массаж, подразумевая совсем не его. Лёгкие поглаживания перерастут в такие же лёгкие ласки, затем включатся губы — горячие, жалящие кожу в тех местах, где дотрагиваются… кусая свои собственные, Эдвард тихонько застонал в предвкушении: боже, секс с его Марти классный всегда, что бы тот ни говорил, но крышу омеге рвёт нереально. До кожи меж лопаток коснулись мягкие, но властные губы. Альфа вздрогнул. Хорошо, но мало. Но и в этом весь Марти: сначала выбесит его неимоверно, потом раздраконит, так, что думаешь, что можешь кончить от одного взгляда, не то что прикосновения, а затем ухнет тебя в такую бездну наслаждения, что боишься захлебнуться и не выплыть. Вдоль напряжённой шеи скользнул юркий язык, мучительно долго обводя контур бьющейся жилки, вальяжно прошёлся вверх и очертил мочку уха. Тонкие пальчики сжались в кулачки на волосах альфы, резко потянув вниз и заставив того запрокинуть голову, а к губам прижались чужие, раскрывая, подчиняя и доминируя. Малыш Марти всегда горел яростной агонией, непременно показывая своё превосходство. И Эдварду это нравилось, хоть и смущало одновременно. Он позволял вести игру, всегда ожидая результата, который, к слову сказать, никогда не разочаровывал. И сейчас он откинулся, подчиняясь, отдаваясь на милость жадным ласкам, язычку и суматошным ладошкам. Омега не мог удержаться от чувства всевластия, поэтому его ласки всегда граничили с болью, чуть-чуть, слегка, но болью. Альфа же дурел от чувства подчинения, плавясь под умелыми губами. — Иди ко мне на колени, хочу тебя чувствовать… Последний провокационный укус в плечо, и Марти скользнул на широко расставленные колени Эда. — М-м, детка, что же тут у нас? — проворные руки, обогнув грудь альфы, подхватили белый шуршащий пакетик. — Вибратор, резинки, гель, шарики… конфетки? «Для взрослых»? Как думаешь, ты уже достаточно взрослый? — Марти пошловато ухмыльнулся, одним резким движением разрывая прозрачную упаковку, и достал оттуда один леденец, затем мигом отправив его в рот. — Вау… ошейник! С цепью и шипами, — омежка расстегнул острый ремешок, который тут же обвился вокруг шеи Эдварда. — Всегда хотел иметь собачку… А эта собачка, каждый раз одаряя своего хозяина сотнями противоречивых взглядов, всегда слушается беспрекословно. Потому что бесит. — Сотни раз слышал истории об издевательствах альф над омегами, но чтобы наоборот… — Просто заткнись, детка, и получай удовольствие. Всё ещё впереди. И то, как его постоянно называют, тоже бесит. А сейчас они почти играют. Снова жестокий и дикий поцелуй. Доминант делится с альфой чудодейственной конфеткой, немного солоноватый привкус которой играет решающую роль. По ходу, сегодня будет жарко, судя по загоревшимся глазам альфы, на которого подействовал волшебный леденец. Раздался рык — и омега мгновенно оказался обнажённым, а по комнате разлетелись его вещи. Лёгкий шлепок по белой ягодице, хриплое шипение «Ах ты… га-ад!», произнесённое с протяжным стоном и кипящим желанием в голосе, рассыпанные вокруг флюиды — всё вместе будоражило и возбуждало ещё больше. Начавшееся возмущение было подавлено альфой при помощи поцелуя. Его малыш хочет пожёстче? Ну, что ж. Получит. Поэтому поцелуй вышел грубоватым, настойчивым, но Марти был не против, он покорно открывал рот, впуская чужой язык, ласкающий его изнутри, и наслаждался ощущениями, подстёгнутыми конфетой. Его опрокинули спиной на мягкий ковёр, а на коварную усмешку он ответил вызовом из под длинных ресниц. — А я вот люблю твой член, — влажно облизнув сахарные губы, Эдвард резко сместился ниже, не обделив вниманием соски и животик, окинув затуманенным взглядом великолепное возбуждение омеги, и, склонившись, подул на сочащуюся прозрачной смазкой головку. — Чудовище, — просипел в ответ Марти, с трудом приподнимаясь, ухватывая альфу за макушку и заставляя наклониться ещё больше. — Это вкусно. Омега эротично выгнулся, толкнувшись в горячую тесноту, и сдержанно простонал, чувствуя медленные движения умелых губ по напряжённому стволу. Его держали за бёдра, прижимая к ковру, оглаживали ягодицы, оставляя красные полоски на нежной коже, медленно подбираясь к пульсирующему анусу… — Не лезь! — в самый последний момент Марти упёрся ногами в чужие плечи, заставив отодвинуться, и отскочил в сторону. — В чём дело, Примат? Конфетки бракованные? — Сам ты… бракованный… — Ну? А что тогда? — и альфа ловко схватил его за ногу, цепко держа за лодыжку, не давая сбежать. — Ну… не знаю я что! Ну! Пусти, сволочь! — Сейчас всё будет! — Эд принялся разминать маленькую ступню сильными пальцами. Марти тут же передумал убегать, расслабившись на ковре и кайфуя от ощущений, чего альфа и ждал. Постепенно подбираясь выше и выше, он погладил внутреннюю часть бедра, слегка задевая вымазанную в смазке расщелину. — Вот и умничка, детка, — бормотал он себе под нос, продолжая ласки. — Сейчас получишь. Детка, — омега резко сел, насколько это позволяло нависшее над ним тело, схватив валяющийся рядом заказанный тюбик и щедро смачивая в геле собственные пальцы, заодно угощая и бархатный коврик. Эдвард наблюдал за его действиями с некоторым недоумением, но не забывая разминать мягкие ягодицы и позволяя юрким пальчикам скользить по своим, пробираясь всё глубже и дальше. А те, игриво и дразняще очертив край его дырки, стремительно толкнулись внутрь, почти сразу же нащупав небольшой бугорок и вырвав протяжный стон неизвестных ранее ощущений. Как-то странно. Но приятно, чёрт возьми. И альфа добавил второй палец и затем третий, чувствуя, как одновременно продолжают разрабатывать и его самого. — Теперь расслабься, детка, — омежка выбрался из под тяжёлой тушки, протянув ручонки, и Эдвард чуть не закричал от невообразимых ощущений. — Это… те «шарики»? Марти ответил ехидной ухмылкой, судорожно дёргая за верёвочку и заново, медленно и трепетно впихивая игрушку в Истинного. — Стонешь, как сучка… — Чудовище здесь ты, Примат, — Эд до боли закусил нижнюю губу и откинулся на спину, раскрываясь всё больше. — И ты готов кончить лишь от осознания этого? Изменяешь моей заднице, детка? Действительно бесит, чертовски и невыносимо, но что поделаешь. Сегодня они точно не уснут. — Надоело, — спустя несколько долгих движений, омега скучно фыркнул и вытащил блестящие шарики один за другим. Чётко и ясно. Вполне реально, как боль и слёзы, застрявшие в горле, но для альфы всё словно в тумане. И всё же, характерная жестокость отчётливо граничит с какой-то почти детской, щенячьей нежностью. Каждый раз Марти вздрагивает, замирает и ждёт, если Эдвард жмурится от острой боли. И даже когда омега меняет игрушки одну за другой или сам насаживается на чужую плоть, стоящую колом, он делает это не в угоду альфе, что не позволил бы его исключительный нрав и живое бунтарство, но и не только ради своего удовольствия. Этот свободолюбивый и непокорный мальчишка для окружающих всегда был какой-то загадкой, которую невозможно понять и открыть. Странный, непохожий ни на одного другого омегу. Но кто бы мог осознать всю тайну искренних, хрупких ласковых чувств, которые он питал к своей паре. А он ведь не покажет, как ни проси. Посмеётся только. *** — Детка… Эдвард медленно открывает глаза и шумно поводит носом: в комнате витает сладкий аромат чёрного кофе. Тут же под нос ему суют тёплую кружку, которую альфа с благодарностью принимает. — Эдди, — опустив руку, Марти плюхается рядом и смотрит на него исподлобья. — Знаешь, эта ночь была отвратительна. Ещё хуже нашей самой первой, — омега страшно кривится, но танцующие огоньки в его глазах всё выдают с головой. И альфа с ухмылкой подмечает это. — Блефуешь. Марти милейше улыбается, вырывая из его рук кружку с бодрящим напитком и делая глоток. — А завтра мы поедем к моему папе, и ты скажешь, что хочешь взять меня замуж. — А ты сам-то хочешь? — М-м… какой антоним к слову «хочешь»? — омега нарочито морщит носик, и Эдвард чувствует себя наисчастливейшим идиотом во всём мире. А завтра ведь он опять что-нибудь учудит. Лишь из светлых побуждений чистой любви. Только потому, что ненавидит.