***
— Ты точно уверен, что поступаешь правильно? — Абсолютно. — Хорошо, я даже не буду тебя отговаривать, это невозможно. Гарри сидел на подоконнике и смотрел вдаль: туда, где блистала под лунным светом гладь озера, где Запретный лес шёпотом рассказывал своим обитателям сказки; туда, где совсем недавно кровавым светом окрасился горизонт; туда, куда солнышко, сладко зевая, ушло на покой. Его глаза застилало умиротворение, сердце било тревогу, а душа шептала спокойствие. От чувств кружилась голова. — Как много может сделать ночь: Тебя украсть, тебя вернуть, Не в силах страсть я превозмочь, Свою природу обмануть. Не в силах чувства я сдержать, Любовь — искусная игра. Тебя хочу я ощущать. Всю ночь до самого утра. Изгибы тела твоего. Во мраке сладостно нежны. И я хочу лишь одного — Тебя. Другие неважны! — Да ты романтик. — Молчи. Я не хочу, что бы ночь так кончилась. — Я хочу услышать, что ты ко мне испытываешь. — Ты знаешь. — Нет, не знаю. Хочу, молю, скажи. — А если промолчу? — Уходи, прошу. — Ах, вот как, хорошо. Но помни завтра день последний. — Я буду там, в толпе отыщешь ты глаза мои. Гарри закрыл ладонями глаза, пытаясь снять усталость. Махнув на человека, он уходит и глазом не взглянув.***
Ни одна черта не дрогнула на лице Волан-де-Морта. В отблесках костра его красные глаза казались горящими углями. Он медленно крутил в длинных пальцах Бузинную палочку. — Повелитель… — это заговорила Беллатриса. Она сидела рядом с Волан-де-Мортом, растрёпанная, с исцарапанным лицом, но целая и невредимая. Волан-де-Морт поднял руку, останавливая её; и она не договорила, глядя на него с почтительным обожанием. — Я знал, что он придёт, — сказал Волан-де-Морт своим ясным высоким голосом, устремив взгляд в пламя костра. — Я ожидал его прихода. Все молчали. Казалось, они испуганы не меньше Гарри, чьё сердце колотилось о рёбра с такой силой, словно стремилось вырваться из тела, которым он собирался пожертвовать. Вспотевшими ладонями Гарри стащил с себя мантию-невидимку и затолкал под одежду вместе с волшебной палочкой, чтобы не было соблазна бороться. — Я видимо… ошибся, — сказал Волан-де-Морт. — Нет, не ошиблись. Гарри произнёс это громко, как только мог, собрав все оставшиеся силы: он не хотел, чтобы в его голосе был слышен страх. Воскрешающий камень выскользнул из его онемевших пальцев, и, делая шаг вперед, к костру, он видел краем глаза, как тают в воздухе его родители, Сириус и Люпин. В эту минуту ему не важен был никто, кроме Волан-де-Морта. Их было сейчас здесь только двое. Эта иллюзия рассеялась также быстро, как появилась. Великаны зарычали, Пожиратели смерти вскочили на ноги, раздались крики, ахи и даже смех. Волан-де-Морт стоял неподвижно, но его красные глаза были устремлены на подходившего Гарри, отделённого от него лишь пламенем костра. И тут раздался голос: — Нет, Гарри! Нет! Он обернулся. Глаза, что хранят главную тайну, здесь, в толпе, всё также томятся любовью и сейчас, человек, носящий этот взгляд, стоял с закрытыми глазами. — Что, Драко?! — спросил шипящим от злости голосом Волан-Де-Морт. — Повелитель, прошу вас, помилуйте его. — Помиловать? Ты серьёзно, и почему же я должен это сделать? — Я люблю его, ваша милость. — Любите? И этот несчастный отвечает вам взаимностью? Гарри поднял зелёные глаза на блондина и вздохнул: — Милый, Драко, я люблю тебя больше жизни. Лицо Лорда исказила жуткая гримаса, схожая с улыбкой. Он в голос засмеялся: — Первая любовь, я сочувствую, но изменник чистокровности и почитатель светлой магии должен умереть. — Изменник? Светлая магия будет жить всегда, пока в сердцах живёт любовь. Беллатриса вскочила, переводя горящий взгляд с Волан-де-Морта на Гарри. Грудь её высоко вздымалась. Все застыли, шевелились лишь языки пламени, да змея, свивавшая и развивавшая свои кольца в сияющей сфере за головой Волан-де-Морта. Гарри ощутил на груди под рубашкой свою волшебную палочку, но не сделал попыток её достать. Он знал, что у Нагайны мощная защита, и, наставь он на неё палочку, десятки заклятий полетят в него прежде, чем он успеет сказать хоть слово. Волан-де-Морт и Гарри неподвижно глядели друг на друга, потом Волан-де-Морт чуть склонил голову набок, рассматривая стоявшего перед ним мальчика, и странная безрадостная улыбка искривила его тонкие губы. — Гарри Поттер, — сказал он мягко. Его голос сливался с шипением огня. — Мальчик, Который Выжил. Пожиратели смерти не шевелились. Они ждали. Все вокруг замерло в ожидании. Драко побелел и ждал своей участи, но ничего не происходило. Беллатриса тяжело дышала. Волан-де-Морт поднял палочку. Голова его была по-прежнему склонена набок, как у мальчишки, с любопытством ждущего, что будет дальше. Гарри взглянул в красные глаза, желая лишь одного: чтобы всё произошло прямо сейчас, пока он ещё стоит ровно, пока не утратил власти над собой, не выдал своего страха… Он увидел шевеление тонких губ, вспышку зелёного пламени — и всё исчезло.***
Несколько мгновений спустя. Красно-золотое сияние внезапно разлилось по зачарованному потолку над их головами — это ослепительный краешек восходящего солнца проник в Большой зал через восточное окно. Свет ударил им в глаза одновременно, так что лицо Волан-де-Морта вдруг превратилось в пылающее пятно. Гарри услышал крик высокого голоса и тоже выкрикнул в небо всю свою надежду, взмахнув палочкой Драко. — Авада Кедавра! — Экспеллиармус! Хлопок был подобен пушечному выстрелу. Золотое пламя взвилось в самом центре круга, по которому они двигались, — это столкнулись их заклятия. Гарри видел, как зелёная вспышка Волан-де-Морта слилась с его собственной и как Бузинная палочка взмыла ввысь, чернея на фоне рассвета, закружилась под зачарованным потолком, точно голова Нагайны, и пронеслась по воздуху к хозяину, которого не пожелала убивать, чтобы полностью подчиниться его власти. Гарри, тренированный ловец, поймал её свободной рукой — и в ту же минуту Волан-де-Морт упал навзничь, раскинув руки, и узкие зрачки его красных глаз закатились. На полу лежали смертные останки Тома Реддла — слабое, сморщенное тело, безоружные белые руки, пустое, отсутствующее выражение на змеином лице. Волан-де-Морт погиб, убитый собственным обратившимся вспять заклятием, а Гарри стоял с двумя волшебными палочками в руке и глядел на опустевшую оболочку своего врага. Какое-то мгновение вокруг ещё стояла тишина. Потом зал очнулся и взорвался шумом, криками, восклицаниями и стонами. Ослепительное солнце залило окна, все рванулись к Гарри, и первыми к нему подбежали Рон и Гермиона; это их руки обвивали его, их громкие голоса наполняли звоном уши. Потом рядом возникли Джинни, Невилл и Полумна, а потом всё семейство Уизли, Хагрид, Кингсли, Макгонагалл, Флитвик, Стебль — Гарри не мог разобрать ни слова из того, что все разом кричали ему, не мог понять, чьи руки обнимают, тянут, толкают его; сотни людей теснились к нему, желая прикоснуться к Мальчику, Который Выжил, благодаря которому, всё наконец кончилось… Солнце стояло прямо над Хогвартсом, и Большой зал был полон жизни и света. Без Гарри не могли обойтись ни восторги, ни горе, ни празднование, ни траур. Все хотели, чтобы их лидер, и знамя спаситель, и вождь был сейчас с ними; похоже, никому не приходило в голову, что он страшно устал и что ему страстно хотелось сейчас побыть лишь с несколькими близкими. Но всё это было лишь мгновением, Гарри повернулся к выходу, ища взглядом любимые глаза. Они нашлись сразу. Он бросился к Драко и заключил его в своих объятиях, боясь что это чудо растворится и исчезнет из его жизни. Но он был реальным, таким родным и любящим. Звонкий смех Драко озарил хаос царящий вокруг. — Как же ты? — Это сейчас так важно? — Вообще, нет, сбежим отсюда? — Непременно! Гарри и Драко улучили момент и покинули поле боя держась за руки, встречая новый рассвет и новую жизнь. Вот такой вот Happy End.