Ты для меня единственный безумец

Алисе всегда было чуждо все девчачье: платья и рюшки, пирожные и конфеты, красивые аристократы с их слепящими глаза улыбками и званые вечера, на которых этим аристократам следовало улыбаться самой. Алиса была не такой, как другие. Ей хотелось того, чего девушкам в ее мире хотеться было не должно: приключений, опасностей, битв и схваток, бравых героев и коварных злодеев. И ей так не хватало той свободы, которую она ощущала, стоило только оказаться по другую сторону зеркала, что все чаще и чаще она в это зеркало поглядывала, надеясь увидеть там не свое отражение. Но изо дня в день с отражающейся поверхности на нее смотрела лишь она сама, натянуто улыбающаяся и пудрящая лицо перед очередным походом в гости. — Мне так противно! — сказала она матери, морща носик. — Эти их прикосновения! Эти их чмоканья моей руки перед танцем. Так мерзко! Почему я должна им улыбаться?! — Потому что так принято, — снисходительно произнесла женщина, расчесывая светлые локоны дочери. — Кем? Кем это принято?! Все эти мужчины смотрят на меня как на красивую фарфоровую куклу! Им нравится мой внешний вид, но стоит мне только открыть рот, как они тут же пытаются заставить меня замолчать! — Ты говоришь о том, о чем женщинам говорить нельзя. — Но мне интересны корабли! — Мы на их борту к несчастьям. — Но я хочу плавать в морях и океанах! — Ты не русалка из сказок, милая. У тебя только две ноги и они нужны тебе, чтобы ходить по суше. — Мне не нужны ноги, чтобы ходить по суше! Мне не нужны жабры и хвост, чтобы плавать под водой! Мне не нужны крылья, чтобы летать в облаках! Мне нужно только!.. Алиса посмотрела в зеркало и прикусила губу. — Мне нужно только быть безумной, — шепотом произнесла она, закрывая глаза. — Мне нужен только приторно-сладкий чай. — Вот ради приторно-сладкого чая мы сегодня и идем в гости, — сказала ее мать, заканчивая создавать на голове дочери идеальную для этого вечера прическу. — Пожалуйста, веди себя так, как полагается по этикету. — Не нужен мне никакой этикет… Алисе не нравилось танцевать с мужчинами. Точнее, ей не нравилось танцевать с теми мужчинами, которые ее окружали. В них не было ни капли безумства! От них не пахло сладостями! Они говорили медленно и понятно, а азарт в этих господах просыпался только во время охоты или за игрой в преферанс. Куда ее — женщину, разумеется, никто и никогда не приглашал. — Безумство. Безумство. Безумство, — повторяла Алиса, кружась в быстром вальсе. Как только музыка оборвалась, ее партнер поспешил скрыться с ее глаз, не желая больше находиться в компании бормочущей себе что-то под нос девицы. Пускай красивой, но очень странной. — Я вновь хочу окунуться в безумство, — сказала она, замечая в висящем в зале зеркале рыжую тень. Сердце в груди забилось быстрее, чем нужные мысли смогли донести в ее сознание произнесенное другим безумцем приглашение. Ее ноги понесли девушку к зеркалу быстрее, чем она успела испугаться столкновения с гладкой, отражающей поверхностью. — Безумство. Безумства. Я — безумна. Безумцы всех умней, — повторяла она до тех самых пор, пока прохладный поток не унес ее в темноту. Позади нее остались перепуганные гости, не решавшиеся подойти к странному зеркалу, в котором только что, на их глазах, пропала девушка. Какие-то женщины, охая и ахая, падали в обморок. Мужчины дергались из стороны в сторону, не зная, что им следовало предпринять. А Алиса, вдохнув полной грудью, позволила потоку нести себя туда, где жили самые безумные безумцы из всех, которых она когда-либо встречала. — Ах, Алиса. Слышать знакомый голос было приятнее всех тех комплиментов и проклятий, которые в ее адрес произносили десятки других голосов. Но грустный взгляд и сомкнутые в узкую полоску губы Шляпника острой болью отзывались в сердце Алисы. — Террант. Шляпник тяжело вздохнул и поднял на Алису полный печали взгляд. — В чем дело, Террант? Случилось что-то плохое? — Нет… Нет-нет, Алиса, ничего не случилось, — лживо улыбнувшись, произнес Шляпник. Алиса ему, конечно же, не поверила. Подойдя к нему и дотронувшись рукой до его щеки, девушка в молчаливом укоре посмотрела на него, прекрасно зная, что Террант ее взгляда вынести не сможет и обо всем ей расскажет. Так и случилось. — Я… Я не должен был подглядывать, — начал оправдываться Шляпник. — Да я и не подглядывал! Я… Я просто так скучал по тебе, Алиса… — Скучал по мне? — Да. Я не смог дождаться нашей новой встречи и сам стал искать дорогу в твой мир, но, Алиса… Тебе было весело и без меня? Шляпник надул губы, как обидевшийся ребенок. — Ты танцевала и веселилась, улыбалась и смеялась… Твой мир лучше этого? Люди в нем безумнее? Чай в нем слаще? — Что за глупости ты говоришь? — тихо засмеявшись, спросила Алиса. — Террант, мой мир не может быть лучше этого. — Но тебе в нем комфортнее… — В том мире я не могу вздохнуть полной грудью. — Тот мир — твой мир. — Я не выбирала, в каком мире родиться. — Те люди такие же, как ты. — Те люди ужасны! Они скучны и тривиальны. Такие правильные. Такие блеклые. Такие надменные. Такие… такие… — Такие не безумцы? — подсказал ей нужное определение Шляпник, и Алиса, вновь улыбнувшись, крепко обняла его. — Именно. Не безумцы, — тихо проговорила она. — Лишь с безумцами я чувствую себя комфортно. Мир, где живут безумцы — мой мир. Я безумна, так же, как безумен ты, Террант. Поверь в мои слова, ведь безумцы… — Всех умней. Шляпник тихо выдохнул, и девушке показалось, что это был вздох облегчения. Террант выпустил Алису из своих объятий и, протянув ей руку, слегка поклонился, вновь становясь безумным Шляпником, обожающим пить приторно-сладкий чай на поляне. — Тогда, согласишься ли ты, Алиса, вновь стать частью этого мира? — Навсегда? — спросила она, вкладывая свою ладонь в его. Террант невесомо прикоснулся губами к ее пальцам. И этот жест не был похож на те, другие, оставленные по ту сторону зеркала. Он не был ей в тягость. Не вызывал отвращения. Лишь девичье сердечко от чего-то на секунду екнуло, а щеки залились таким румянцем, увидеть который, было позволено не всем. — До самого конца, моя безумная Алиса.