Ради неё он полюбит дождь...

      Отлитые в божественной мастерской капли уже падают на горячую землю, исполняя роль свинцовых пуль. Замороженная в состоянии падения-полета, выхватывает взглядом змеевидные ручьи дождевой воды: небо оплакивает неразумных своих детей. Его неумелые штрихи в этой жизни. Ошибки, которые не исправить.       Небо заглушает его слова новыми раскатами грома. Стихия уже все решила. Теперь он знает, что будет. Он чувствует приближение своей расплаты. Огнями святого Эльма она танцует в его волосах. Швыряет их ему в лицо. Влажное от дождя…       Натаниэль Куртцберг не переносит дождь. Эти кристаллические капли воды с неба разрушают всё прекрасное настроение, нахлынувшее на парня ещё утром. Эта мокрая летняя погода доставляет одни неприятности. Во-первых, лужи, оставленные мрачной дымкой облаков, распространились по всему асфальту, нарочно обмачивая недавно купленные ботинки вместе с аккуратно выглаженными брюками. Во-вторых, капли портят его рисунки, в основном содержащие наброски одной красивой темноволосой девушки, что сумела затмить своей добротой и милостью сердце простого рыжеволосого парня.       Зубы сжимаются и из горла выходит что-то подобное, похожее на рык. Рисунки полностью обмяклись под натиском дождя, размывая все контуры карандаша на портрете. Большие глаза, ещё не закрашенные васильковым цветом, размылись по лицу, отчего больше были похожи на панду. Маленький курносый носик размыл почти всё лицо девушки. Веснушки, которые окружили всё лицо прекрасной дамы сердца Натаниэля, пропали, словно их и не было вовсе. Пухлые губы, искаженные в удивительной и простой улыбке, искривились. В следствие этого, девушка, которую Куртцберг представлял у себя в голове, была полностью противоположна изображению художника.       Поняв, что нет смысла сохранять рисунок, Натаниэль подошёл к ближайшей урне и выбросил все свои наброски. Руки опустели, и теперь рыжеволосому было их просто некуда девать. Под каплями воды вся одежда обмочилась, волосы прилипли к лицу. Поправив чёлку, что уже прикрывала оба глаза, Натаниэль поднял свой взор в небо. Капли начали попадать на глаза, отчего приходилось щуриться, но Куртцберг явно не собирался опускать лицо, надеясь выйти победителем в игре против явления природы.       Людей на мокрой улице толком не осталось. Все разбежались по домам, магазинам, кафе, лишь бы не обмочить свою обувь в лужах. Натаниэль поступил бы так же, но в каждом помещении просто уйму народа, которые постоянно шумят и не дают сосредоточиться хотя бы на чём-нибудь. В следствие этого, художник ненавидит людей.       Нет. Он любит маму, папу, свою младшую сестрёнку. И даже одну девушку с его класса, которую как раз таки усердно и изображал на холсте бумаги. Натаниэль не любит слишком большое количество людей. Все эти разговоры, насмешки над другими просто выматывают его. Зачем люди так жестко поступают перед другими? К сожалению, этот вопрос останется загадкой для всех живых людей…       Ввиду того, как шёл парень, всё сильнее и сильнее шёл ливень. Каждое сухое место было полностью залито водой. Натаниэль, весь промокший до ниточки, уже полностью отчаялся, поддаваясь депрессии в своём разуме. Руки полностью обмякли, шатаясь как простые верёвки. Ноги еле-еле волочились, издавая при этом смешной скрип из-за воды внутри ботинок. Не признанный никем художник совершенно не хотел находиться на улице, дышать сырьём, промокать от дождя, заболеть. Лучше очутиться сейчас дома, под тёплым пледом вместе с горячим какао. Взять в руки свой альбом и вновь очерчивать знакомые контуры, так остро сохранившиеся в разуме парня.       Отчаянный Натаниэль и не рассчитывал на улучшение своего настроения до конца дня. Пока его аквамариновые глаза не посмотрели вперёд и он не увидел… Её.       Маринетт шла навстречу чуть впереди него, радостно смотря на тёмные тучи, подпуская капли дождя себе на лицо. Волосы, всё так же завязанные в два хвостика, совсем упали, потеряв весь свой объём. Розовое летнее платье, которое уже прилипало к ногам её обладательницы, прекрасно смотрелось на её стройной фигуре, даже не испортившись от дождя. В этом сарафане Маринетт больше походила на розовое облачко, которое вот-вот поднимется в воздух, отгонит серые и мрачные тучи, и осветит город любви прекрасным розовым закатом, которое должно было появится на горизонте, но опять же хмурые тучи испортили весь вид, которым любят любоваться влюблённые парочки Парижа.       Завидев издалека довольно знакомый силуэт человека, Дюпэн-Чэн прищурилась, пытаясь разобрать его обладателя, но как назло капли лезли прямо в глаза, отчего вид размывался. Потеряв надежду на то, что Маринетт сможет угадать человека издалека, девушка всё же решила рискнуть и подойти к парню. Пока балетки плескались по лужам, заставляя Дюпэн-Чэн улыбаться шире, Маринетт уже узнала в том загадочном силуэте своего застенчивого одноклассника — Натаниэля. Широко улыбнувшись, Маринетт неспешными шажками подходила к Куртцбергу. Парень явно удивлённый, то краснел, то бледнел, словно увидел привидение.       — Привет, Натаниэль, — нет, Куртцбергу явно не показалось. Ему явно не снится сон. Уж таким реалистичным он быть уж точно не может. Ведь все сны, хоть когда-то происходящие с этой девушкой, были либо кошмарами, где он терял свою любимую, либо какими-то бессмыслицами, которые сейчас даже тяжело вспомнить.       Хотя, Натаниэлю сейчас было тяжело вспомнить даже своё имя. Настолько поражённый внезапной встречей, парень даже забыл как дышать, но все же вернулся к процессу, чтобы не упасть на мокрый асфальт посреди улицы от нехватки воздуха. Выпрямившись, Куртцберг вновь провёл взглядом по своей однокласснице делая заметку, что обязательно должен нарисовать её портрет под дождём. Затем додумавшись, что рыжеволосый стоит перед девушкой своей мечты, разглядывая её уже как две минуты, но не проронив ни слова. Откашлявшись, художник покраснел, но все же выдал:       — Здравствуй, Маринетт, — Дюпэн-Чэн дружелюбно улыбнулась, обнажая ряд белоснежных зубов, а Натаниэль знал, что такую улыбку не сможет изобразить ни один художник во всем мире, даже он. Что для цветовой гаммы её губ потребуются все цвета мира, начиная от самых тёмных, заканчивая самыми светлыми оттенками. Уж слишком прекрасна, загадочна, умилительна была её улыбка.       Она не чувствует себя неловко. Нет, не в такую наипрекраснейшую, для неё, погоду. Даже если бы перед ней прямо сейчас стоял бы Адриан, Дюпэн-Чэн бы без заиканий и без падений поговорила бы с ним, ведь весь разум был поглощён лишь чудесными божескими каплями воды, с большой силой и большим количеством летящие на землю.       Она смеётся, когда видит безудержные попытки своего одноклассника убрать с лица мешающие волосы. Натаниэль хмурится, продолжая поправлять волосы, но вода словно назло возвращала их в исходное положение.       — Не люблю пасмурные дни, — честно признается Куртцберг, чем заставляет Маринетт затихнуть, недоумевающе взглянув на него. Её руки поправили выбившую мокрую прядь волос за ухо, но она продолжала смотреть прямо в глаза своёму однокласснику.       — Как можно не любить пасмурные дни? В рванные сизые тучи можно смотреть, как в дымку с примесью фантазии. Их палитра созвучна с фонами картин Рембрандта и Боттичелли. Солнце не оставляет простора воображению. Его отсутствие позволяет скучать, надеяться, находить альтернативу, учит радоваться без видимых причин, и тем ценнее эти открытия, может быть незначительные в суматохе дней, но определенно успокаивающие душу, — поражённый парень не сводит взгляда с предмета своего обожания.       — Не думал, что дождь для тебя такой… Особенный? — пытаясь подобрать нужное слово, Натаниэль краснел, а Маринетт даже толком этого не замечала, как всегда всматривалась в небо.       — Я уверена, что не только для меня дождь является больше, чем явление природы, — выдерживая небольшую паузу, которую Куртцберг не решался разрушить, Маринетт легонько улыбнулась, касаясь плеча своего одноклассника. — Если хочешь… Я могу показать тебе все прелести дождя. Ты не против?       Она стояла перед ним, держа его плечи. Он невольно краснел, старательно отводя глаза от васильковых очей, которые сейчас казались ещё ярче и глубже. Они оба — насквозь промокшие подростки, которых совершенно сейчас не волновало, что возможно на следующий день они оба залягут дома с температурой. Сейчас Натаниэль и вправду не хотел возвращаться домой, а желал провести больше времени с Маринетт. Дюпэн-Чэн же старалась доказать, что мокрая погода тоже имеет свои особенности, которые замечает не каждый человек. Но Натаниэль, как творческая личность, должен был почувствовать этот момент.       Она терпеливо ждала его ответа, продолжая мокнуть под ливнем. Хотя, куда ещё больше можно. Он прикусывал губу, борясь со своими внутренними желаниями. Вновь переведя взгляд на искрящиеся васильковые глаза, Куртцберг даже не смог отказать, поэтому с его уст сорвалось тихое:       — Я согласен.       Она рассмеялась, схватив его за руку и побежала по улице вперёд, ведя парня за собой. И именно тогда Натаниэль понял:

Ради неё он полюбит дождь…