Х
— Лучше поверь мне, — сказал Франциск, почесав щеку. — Куда смотришь? На того пацана? Он ещё хуже, чем я. Анжелика фыркнула на слова мужчины, сомневаясь, что могут быть люди хуже, чем Франциск. Если и есть кто-то ужаснее французов, так это только сам дьявол. Разница только в масштабе и количестве. — Он? Ты не перепутал? Глянь на него ещё раз. — Она указала на скромного парня лет двадцати одного, что терпеливо ждал у закрытого кабинета. Франциск улыбнулся. — Oh mon cher, веришь или нет, но он был плейбоем. Но только одному человеку, Артуру, удалось победить Джонса на его собственном поле. — Бровастый? — Oui, mademoiselle. Альфред — змея, но он оказался укушенным вместо того, чтобы укусить самому.Х
Все началось внезапно, слишком быстро. Альфред любит секс в общем. Он любит удовольствие, любит вжимать в кровать покрытое потом, податливое тело, любит пошлые шлепки, хлюпающие звуки, когда он входит в кого-то, любит, когда под ним вздрагивают, задыхаются и протяжно стонут, пока он вбивается, подходя к кульминации. Но ещё больше он любит добиваться внимания и симпатии жертвы, прежде чем вжать её в любую пригодную поверхность. Это сродни квесту, интеллектуальной игре. Как же он любит осматривать комнату, встречаясь с кем-то взглядом, хотя это слишком банально, подходить к нему или к ней со скромной улыбкой, немного искривленной от осознания очередной легкой победы. Затем делает свой ход. Здоровается, смотрит ярким взглядом, затягивает в беседу. Он любит выигрывать, грубо беря очередную жертву в любом месте, а после оставляя её грязной и униженной, уничтоженной. Джонс ловит кайф, разрушая устаревшие клише, в которых должна начаться большая и светлая любовь после таких ночей. Он встретил Артура на празднике в честь победы команды его брата-близнеца в хоккейном матче. Альфред долго на него смотрел, но Артур ни разу не встретился с ним взглядом. Ходил в стороне с видом человека, которому не нужно общество вот таких, как он. Как Джонс. Он был серьезен и демонстрировал все то, что обычно делает популярным в фильмах. Артур не смотрит на него, даже когда американец совсем рядом с ним и выглядит растерянным. Альфред хлопает его по плечу и с улыбкой спрашивает, растягивая слова, все ли у того хорошо. Керкленд долго рассказывает о многих вещах, спотыкаясь через слово, смазывая окончания слов и предложений. Джонс предлагает Артуру выпить, изображая пафосное сочувствие, видит, как англичанин закуривает после очередного стакана, слышит его британский акцент, выговаривающий «спасибо». Он уверен, что англичанин был более чем навеселе, граничившим с распутным пьянством, заметил бледность парня, когда тот приблизился к нему, раскрасневшийся, шатаясь от алкоголя. Он подходил Альфреду. Американец любил акценты больше, чем что-либо другое, а так же зеленые глаза, бледную кожу и британцев. Джонс наклонился: — Поднимемся наверх? Ты выглядишь уставшим. Зажатый между стеной и Альфредом, в окружении пьяных товарищей и однокурсников, Артур, улыбаясь, кивал. Хороший человек предложил ему помощь. Почему бы и не принять. Керкленд выглядел таким невинным. Но вся невинность исчезла, едва только закрылась дверь в спальню брата Джонса. Альфред вжимает Артура в деревянную дверь, вырывая стоны, заставляя просить большего. Это сильно грело его самовлюбленность и эго. Артур оседлал его в тот день, словно шлюха в борделе. Альфред оставил его после третьего раунда, едва прикрыв. Англичанин вымотал его. Керкленд проснулся с раскалывающейся головой, болью в пояснице и заднице, вся кожа покрыта пятнами синяков и засосов… А в голове — воспоминания о воркующем голосе с американским акцентом, небесно-голубых глазах и ухмыляющихся губах. Он знал, что облажался. Не стоило этого делать. Но вскоре он вновь все испортил. Артур не узнал лицо Альфреда при их следующей встрече. Но было что-то в этом оживленном человеке, что заставляло смотреть на него снова и снова. Англичанин стоял в библиотеке, в самом дальнем углу комнаты, скрытый от всех высокими полками с книгами. Кроме него в комнате был Альфред и спящий за стойкой библиотекарь. Джонс сидел за столом напротив Артура, который все время отвлекался на обжигающе-синие глаза и призрак ухмылки, расцветавший на не-справедливо-красивом-лице. — Мы знакомы? — Спросил-таки англичанин, поддаваясь грызущему изнутри любопытству. Альфред издал злобный смешок, низкий и рычащий, посылая волну дрожи по чужому позвоночнику вниз. — Был слишком пьян, чтобы запомнить свою «скачку»? Артур растерялся, вспоминая мягкий голос, голубые глаза и ухмылку. Месяц назад у него был невероятный секс — он сам насаживался на пальцы, падая на дно греха, ловя ту же волну удовольствия, что и таинственный незнакомец. Зеленые глаза расширяются, и улыбка на лице Джонса превращается в хищную ухмылку. — Поднимемся наверх? — Альфред дразнится, прежде чем подойти к Артуру и без лишних слов схватить за воротник, пылко целуя. Британец не сопротивляется. Почему бы этому не случиться во второй раз? Тишина раскололась. Скрип стола, стоны, с хлюпающим звуком Альфред входит в Артура. Так, как тот мечтал каждую ночь после вечеринки. Ему было мало, когда он дрочил, вызывая в памяти воспоминания ночи. Это было совсем не похоже на то, что делал сейчас Джонс. — Альфред, кстати. — Хмыкнул американец, входя так глубоко, как позволяли тугие мышцы, не желавшие расслабляться и впустить его. Артур, не сдерживаясь, стонал, чувствуя Джонса внутри, впиваясь пальцами в чужие плечи. После этого, когда он застегивал рубашку, а Керкленд приходил в себя, Альфред быстро начеркал на обрывке бумаги номер и свое имя. — Позвони мне. — Американец подмигнул и вышел из библиотеки. Позднее в тот же день Артур рассказал Мэтью о своем промахе в библиотеке, густо краснея. Мэтью спросил «Кто он?», и, услышав ответ, застонал от досады. Керкленд никогда не видел его таким. Ловино посмеялся над историей, потому что Артур оказался достаточно глуп, чтобы не признать Альфреда, как это сделал канадец. — Я же просил его оставить тебя в покое! — Мэтью выругался, ударив кулаком по стене, будто это было лицо его брата-близнеца. Артур, естественно, взволнованный, красный от смущения, уязвленный тем, что занимался сексом с братом своего друга. — Черт возьми, какой же я идиот! — Англичанин прячет лицо в ладонях, скрывая красные щеки от остальных троих людей в комнате. Кику чуть склонил голову. — Альфред-сан дал тебе свой номер, так? Это странно. — Что здесь странного, Кику? Парень просто хочет трахнуться с каждым, кто позовет его. — Пробормотал Керкленд. Мэтью тяжело вздохнул. — Альфред никогда не дает свой номер просто так. Но я не рекомендую звонить ему, Артур. Он не лучший выбор для тебя. Он тебя погубит, просто уничтожит. Я знаю, я ведь его брат. Керкленд должен был внимательно слушать, что они говорят — только плохое об Альфреде Ф. Джонсе. Но было в чертовом американце что-то, что заставляло хотеть его ещё сильнее. — Артур, ты меня слушаешь? Англичанин кивнул, но не слышал, о чем ему говорят.X
Артур звонит Альфреду, когда день постепенно переходил в ночь. Джонс ел пиццу в своей комнате. Не трахаться же ему каждый день, иногда он слишком голоден. — З-здравствуй. — Альфред приободрился, узнав британский акцент. — Я… Ну… — Артур заикался, и американец слышал, как он громко и неровно дышит на другом конце линии, прежде чем англичанин продолжил, — У меня сегодня свободна комната, этим вечером, и… Керкленд не закончил, Альфред перебил его вопросом о номере его комнаты. Они жили в одном общежитии, но в разных концах здания. Джонс на втором этаже, рядом с Хьюит входом, Артур этажом выше, рядом с Киттинг входом. Неудивительно, что они пересекались — эти два входа были в пяти проходах друг от друга на первом этаже. Когда Альфред добрался к Керкленду, они не теряли времени, словно в их первый раз. Артур лежал на кровати, широко раздвинув ноги, сжимая тонкими пальцами простынь. Джонс дразнил его медленными толчками пальцев внутри, то и дело задевая, словно случайно, простату, от чего англичанин сильнее прогибал спину, закусывая губу, лишь бы не кричать, утыкаясь лицом в постель. — Поторопись. Сколько пальцев ты уже засунул? — Альфред, усмехаясь, сгибает их, заставляя парня под собой сбиться в конце фразы, закинув голову назад с протяжным, хриплым стоном, прогибаясь в спине до хруста. — Три. Стон превратился в крик, когда Джонс добавил ещё один, толкаясь все быстрее и быстрее. Альфред восхищается интонацией, извивающимся телом, что уже не могло противиться ему, толкается резко и сильно, проезжаясь по выпуклости внутри. Артур долго не выдерживает и опускается грудью на кровать, пока его сотрясала послеоргазменная дрожь. Едва Керкленд немного успокоился, как американец щелкнул языком и сказал: — Детка, мы ещё не закончили. — И входит без предупреждения в расслабившееся тело. Он скользит взглядом по узкой спине, на которой можно посчитать проступающие позвонки и увидеть сведенные лопатки. Наклонившись, он кусает Артура в загривок, спускаясь поцелуями-укусами ниже, вбивая Керкленда в кровать. Шея и спина усеяны знаками, красными и грубыми, как предупреждение. Как знак обладания. С тихим рыком Джонс все быстрее и глубже входил, царапая позвонки между лопатками, не давая поднять головы, вбивая в смятые простыни до подгибающихся коленей. — Я не могу… Нет… Слишком… — Хрипит Керкленд, уже сорвавший голос, потому что много, слишком много, слишком горячо. Альфред снова и снова врывается внутрь. Джонс уходит сразу, когда они закончили. Артур очнулся, чувствуя одновременно удовлетворение и пустоту. Первый звонок стал катализатором. Дальше было множество ночей, полных похоти. Слишком быстрое и неожиданное развитие, чтобы считаться нормальным. Но Артур не был единственным. Оба понимали, что Альфред по-прежнему будет встречаться с другими людьми в своей постели или на полу, в зависимости от того, что ближе и удобнее. Джонс — плейбой. Он должен поддерживать свой статус, или он заржавеет. Альфред все ещё ходит на вечеринки и создает волшебные моменты. Атмосфера — клише, вырванные из фильмов, которые Артур любит смотреть. Все хотели оказаться рядом с Джонсом. Но они все простаки, с широко раскрытыми глазами, полными веры, их заманивают, притягивают, обманывают, чтобы в конечном итоге получить чуть-чуть удовольствия и бросить. Артур знал это. Альфред встречается с людьми, потому что он игрок. Очаровательный принц из испорченной сказки. Он создает эфемерный момент, который приводит к безумной ночи. Но только одной. Он хочет поиметь всех людей. Он будет трахаться со всеми, потому что он любит секс. Потому что они не были особенными, и Альфред знал это. Он просто хотел понять, почему чувствует отвращение, встречаясь с другими людьми, когда есть Артур. Они не старались держать в тайне свои отношения. Но только через четыре месяца их урегулировавшейся договоренности Мэтью обнаружил их странную дружбу, когда эти двое спорили в комнате Джонса о любви Артура к вышивке и единорогам. Это самое странное зрелище, которое он когда-либо видел. Потому что Альфред наслаждался, когда прятал иглу и ткань подальше от Артура. — Что, черт возьми, происходит? — Спросил канадец, и двое парней приостановились, глядя на него. Его брат раздраженно затих, а Артур выглядел так, будто хотел задушить Альфреда. Керкленд разбушевался. — Твой брат ведет себя по-идиотски. — Не правда! Ты слишком сильно увлекаешься вышиванием. Превратишься в бабушку, если не прекратишь. Мэтью послал предостерегающий взгляд Альфреду, после чего послал точно такой же Артуру. Керкленд смотрит в ответ, потому что Мэтью предупреждает: он делает что-то очень глупое. Или скорее делает кого-то глупым. — Артур. Англичанин перебил, не давая Мэтью продолжить: — Я знаю. Я справлюсь. Пусть будет так. Альфред переводил взгляд с брата на Артура. А Мэтью все думал, что происходит между этими двумя. Через какое-то время он разберется. Он очень умный. В конце концов, он специализируется на астрофизике. Их слова — лишь верхушка айсберга. Но даже с его большой проницательностью, ему нужно время и подсказка. Хотя по следам на шее Артура все и так было понятно. — Так что ты делаешь здесь, Артур? Догадки Мэтью были ошибочны. Артур часто приходил к Джонсу, но они не всегда занимались сексом, потому что Альфред иногда был слишком вымотан, а Артуру нужно было учиться. Англичанин приходит всякий раз, когда Кику начинал что-то мастерить, недаром учится на инженерном, а Керкленду нужна тишина. В комнате Альфреда было достаточно тихо, ведь американец жил один. Он переходил с колонок на наушники, когда Артур приходил к нему с книгами или тетрадями. Иногда британец приходил просто почитать роман, посмотреть фильм или вздремнуть. Альфред жаловался на это, но не выгонял его. Потому что компания Артура нравилась ему больше, чем компания кого-либо ещё. В шкафу Альфреда есть специальное место для чая. Ромашковый. Его больше всего любит Артур. Он сам об этом сказал. И хотя Джонс ненавидел вкус чая, он продолжал покупать коробку, потому что Артур чертов чайный наркоман. Англичанин жить не мог без него. Запах чая пронизывал комнату, перебивая запах кофе. Это заставляло постоянно вспоминать о британце. Взамен Керкленд покупает шоколадки всякий раз, когда идет в магазин. Альфред любит есть молочный, когда рубится в игры, что ему дает Кику. Иногда они едят вне дома, потому что Керкленд ужасно готовит, и Джонс боялся умереть от пищевого отравления. В другое время они заказывали на дом: тайскую еду в понедельник, китайскую во вторник, индийскую в четверг, мексиканскую в пятницу. — Мне надо идти. Будь осторожнее. — Мэтью дождался кивка, прежде чем выйти, обронив что-то про встречу с Гилом. Но это был не первый и не последний раз, когда Мэтью просил Артура присмотреться к брату. Он все равно облажался несколько раз, что может изменить ещё один? — Забей. — Хмыкнул Джонс. Артур так и сделал.Х
Это было на очередной игре по хоккею. И они сидят вместе. Артур вежливо хлопает, когда команда их колледжа забивает гол. А вот Альфред не сдерживается. Он часто кричит «Вы сосете!», когда их команда играет без огонька, встречаясь с противниками на льду, и лениво перебрасываются шайбой вместо того, чтобы рвать друг друга в яростной схватке. Его рука закинута на плечо англичанина в те моменты, когда он сидит, глубоко дыша. Артур не отталкивает её. Это ведь ничего не значит, да? Их колледж проиграл, но после вечеринки это стало неважно. Кто сможет отказаться от бесплатного пива? Вот и Керкленд не смог. Они находились в доме Гилберта, в нескольких кварталах от университета. Вся команда пьет стакан за стаканом, запивая горький проигрыш, но вечеринка по-прежнему была очень громкой. Артур пил со всеми за столом, потому что разделился с Альфредом и не мог его найти. Даже спустя полчаса американец не появился. Керкленд ходил кругами, чувствуя себя потерянным в толпе незнакомых людей. Пару раз обойдя дом, он очутился около частично открытой двери. И замер. Из комнаты доносился голос Альфреда, что-то шепчущего с придыханием, стонущего и тихо матерящегося. Он не должен был делать это, но все же не смог пересилить себя. Англичанин сильнее приоткрывает дверь и видит Джонса. И кого-то под ним. Бутылка упала, но в комнате этого не услышали. Артур уходит с вечеринки, оставшись незамеченным кем-либо, и возвращается в общежитие. Англичанин не отвечал на звонки Джонса, они не разговаривали неделю и 4 дня с той проклятой вечеринки, кто считает эти дни? Керкленд всеми возможными правдами и неправдами избегал общества американца, шарахался от него, как от чумы. Это заметил Мэтью. Он пришел в комнату к Артуру и напрямую спрашивает: — Почему ты не с Альфредом в последнее время? Артур промычал что-то в подушку, но слишком тихо, чтобы Мэтью что-то услышал. — Pardon? — Я сказал, что должен был послушать тебя. — Он сел и посмотрел на своего друга. Мэтью увидел, что глаза Артура покраснели от слез, обычно яркая зелень радужки сейчас была мутной и напоминала болото. Он нахмурился, чувствуя беспокойство. — Что случилось? — Альфред не лучший выбор для меня. — Начал Артур. — Он погубит меня, я должен был послушать тебя. Я должен был, черт возьми, послушать тебя! Но эти чувства. Они не правильные. Их не должно быть. Я… — Артур. Артур. — Тихо и мягко бормотал Мэтью, поглаживая чужие плечи и спину в попытках успокоить. — Что случилось? Расскажи мне, пожалуйста. — Альфред переспал с кем-то ещё неделю назад, на вечеринке. Я знал, что не единственный у него. Но когда увидел это сам… я просто… Может быть, я надеялся, что он остановился и спал только со мной. Но я был не прав. Я должен был послушать тебя, потому что… Потому что… — Почему? — Потому что Альфред — плохо для меня. Он меня погубит, растопчет, выбросит. Но в итоге я влюбился в этого идиота. Признание не удивило Мэтью. Он замечал, как Артур смотрит на его брата, и главное, он видел, как Альфред смотрит на Артура. Его брат действительно иногда полный кретин.Х
Альфред спросил Мэтью об Артуре в их следующую встречу. Но его брат только недовольно посмотрел на него, показывая средний палец в его сторону. — Мэтт, Какого черта?! Я просто спросил, как себя чувствует Артур. А ты ведешь себя как стерва. Мэтью отворачивается, делает несколько глубоких вдохов, а после поворачивается к брату со свирепым взглядом. — Он превосходно себя чувствует и очень даже счастлив. Франциск пригласил его на свидание, и Артур согласился. Альфред удивленно заморгал. — Что? Американец больше ничего не говорил, опешив от услышанной информации, до него доходило очень медленно. — Этого не может быть. Мэтти, бро, — Альфред фыркает. — Артур и я… — … Не являетесь взаимоисключающими, незаменимыми. И Артур знает это. Вот почему он идет сегодня на свидание с Франциском. Мэтью ушел не оглядываясь. Его брат круглый идиот. Оставалось надеяться, что он скоро поймет это. Вообще, он умный человек, но как только дело доходит до сердечных дел (но не постельных) он полный салага, каких найти трудно. Альфред пытается переварить информацию, чувствует, как внутри все сжимается от растерянности и чужого предательства. Потому что Артур не должен был идти на свидание к Франциску. У него самого есть много вещей, о которых надо рассказать Артуру, и самое главное из них — извинения. Это его огромнейший прокол — то, что случилось на прошлой неделе. Ему жизненно важно было увидеть Артура, чем раньше, тем лучше. Он должен рассказать о том, что произошло на той вечеринке, как ужасно он себя чувствовал, после того как переспал с кем-то, кроме англичанина. И рассказать о том, что так долго держит внутри, боясь выпустить. Надо успеть, пока Артур собирается на свидание. Если опоздает — все пропало.Х
Альфред обнаруживает себя около комнаты англичанина в тот же день, когда Мэтью рассказал ему о свидании Керкленда с французом. Он отчаянно стучит в дверь, подозревая, что Артур не один, но, все же, продолжая барабанить. — Что ты делаешь здесь? Дверь открылась, и Альфред увидел Керкленда, приподнявшего в удивлении брови, одетого в жилетку и штаны, с книгой в руке. — Я… Э-э… — Грудь сдавило, было трудно дышать, невозможно вдохнуть, не то что сказать «Прости», когда британец смотрит на него. Зелень в глазах англичанина окутана красным, и в этот момент Джонса будто током шандарахнуло. Артур плакал. Из-за него. Хотелось крепко обнять Керкленда, шептать нежности на ухо. Да, он часто дразнил англичанина, когда тот плакал над грустными фильмами, но это не значит, что он любит видеть его слезы. Но он по-прежнему не мог ничего сказать. Может, это потому, что Артур смотрел на него так, будто желал, чтобы он исчез. Американец вдруг испугался, что уже поздно, что Керкленд не простит и даже слушать не захочет. Он ощутил себя пустым и потерянным, брошенным. Нуждающимся в тепле Артура, в его язвительных подколках, просьбах сделать потише музыку в его же комнате. Нуждающимся в самом Артуре. Просто рядом. — Ты плакал? — Он не мог не задать этот вопрос. Англичанин испуганно смотрит на него и отталкивает, чтобы открыть дверь полностью. — Это не твое дело. — Его ответ быстр, он входит в свою комнату, и Альфред следует за ним. Потому что хотел быть рядом с Артуром. Потому что рядом с ним он ненавидел себя чуточку меньше за то, кем является. Рядом с Керклендом он плохо соображал и был просто счастлив находиться с ним. Хоть и не знал, почему именно. — Ты не ответил на мой вопрос. Ты плакал? — Джонс пытался надавить, но особого успеха это не принесло. Артур повернулся к нему. Он выглядел так, как при просмотре фильма, когда хотел заплакать, но отчаянно сдерживался из последних сил. — Даже если так. Пришел посмеяться над этим? Надо мной? — Нет. Я здесь чтобы спросить, почему ты избегаешь меня. — Британец напрягся. Альфред почувствовал укол в сердце. Артур избегал его взгляда. Джонс чувствовал беспомощный страх. — Знаешь, если ты хотел закончить эти отношения, мог бы просто сказать мне об этом, а не оставлять в подвешенном состоянии. Мы не дети, чтобы я закатил скандал, если бы ты сказал, что не хочешь меня и нам нужно разойтись. Но я, — Артур стиснул зубы, пытаясь унять сердцебиение, — я все ещё не против. Хотя Мэтью прав. Ты не лучший вариант для меня. Альфред отшатнулся. Слова Артура, слишком прямые и, черт дери, слишком правдивые. В груди поднималась злость на брата-близнеца, но он понимал, насколько тот был прав. Мэтью всегда был прав. Он был плохим для всех остальных. Он портил их, ломал. Он не лучший вариант. Он — дикая маленькая тварь, которая портит людям жизнь и бросает их удовлетворенными, но опустошенными. Они знали, что, такой как он, не сможет быть с кем-то вроде них. Одна ночь с каждым. Не более. И все же с Артуром он провел больше времени. — Мне жаль. Прости. — Альфред все же произнес эти слова, ведь он пришел за этим. — На прошлой неделе я … был с другим. Я чувствовал себя ужасно, потому что на протяжении 3х месяцев у меня был только ты. Я не мог переспать с кем-то кроме тебя — чувствовал вину перед тобой. А на вечеринке алкоголь снес мне башку. Я взбесился. А голове билось что-то вроде «Почему я вдруг не могу заняться сексом с кем-то другим? Почему я должен хранить верность?». Я плохо контролировал себя. Я не помню, кто был подо мной. Но утром хуже, чем от похмелья, мне было от вины. Мне, правда, жаль. Я знаю, что я гублю многих. Я не лучший вариант. И я сожалею, что Мэтт и все остальные правы насчет меня, потому что я ужасный человек. Но больше всего мне жаль, что я переспал с кем-то другим, когда единственное мое желание — быть рядом с тобой. Артур вцепился в книгу до побелевших пальцев, делая глубокий вдох. А после книга полетела на пол, а сам британец, вцепившись в его затылок, крепко целует, они стукаются зубами, царапают губы, но не могут остановиться. Так хорошо, что больно. Он скучал. Скучал по этому тупому мудаку. По Альфреду. Он плачет, и Джонс все же отстраняется, глядя на Артура. Сцеловывает слезы, чувствуя соль и горечь на языке, и вновь иступлено шепчет: — Артур, прости меня. Прости. — Ты… — Керкленд всхлипнул, сжимая тонкими пальцами одежду Альфреда. — Ты мерзавец. Идиот. Как же сильно я тебя ненавижу. Я хочу чтобы ты прямо сейчас сдох, гребаный ублюдок. П-почему ты спал с кем-то ещё? Ты не представляешь, насколько больно мне было, когда я увидел тебя там. С кем-то другим. — Ты видел? Артур кивнул, а Альфред почувствовал отвращение к самому себе, с силой зажмурившись в отчаянье. Такие, как он, не заслуживают слез. Подлые. Ужасные. Они не заслуживают сострадания от таких, как Артур. — Боже мой, Артур. Если ты сможешь простить меня. — Говорит он британцу, потому что хочет это сказать. Он хочет прощения. И успокоения для Артура. Он глотал чужие рыдания в поцелуе, рассыпаясь в извинениях. Терзаемый изнутри совестью, виной, болью от слез англичанина и осознания, что он сам причина этих слез. — Я не хотел… я не мог… Мне, правда, жаль. Я действительно мудак. Меня не должно быть здесь. Прости. Мне стоит уйти. Он попытался вырваться, но руки Артура так отчаянно цеплялись за его одежду, что возможности отодвинуться не было. Кисти переместились выше, обхватывая лицо, заставляя смотреть в глаза. Тонкие губы повторяли, словно мантру «Не уходи. Не оставляй меня». Керкленд целовал его горячо, стирая все мысли из чужой головы, заставляя остановиться, не давая убежать. Не в этот раз. Они, спотыкаясь, закрыли дверь на замок. Альфред подтолкнул Артура к кровати, усаживая, а затем и укладывая. Его движения быстрые, резкие, словно он боялся, что все это мираж, один из снов, что преследовали его всю прошлую неделю. Пуговицы поддавались дрожащим пальцам, обнажая сантиметр за сантиметром бледную кожу. Альфред не мог остановиться, вновь и вновь оставляя жгучие, пылающие алым засосы на шее, ключицах, плечах, перемежая их с нежными поцелуями и мягкими касаниями пальцев. Яркое предупреждение, что Артур принадлежит ему. И Альфреду это чертовски нравится. Артур вдруг перехватил инициативу, усаживаясь на Альфреда, словно в их первую ночь вместе. Встрепанный, с горящими глазами, на щеках румянец, разлившийся не только на скулах, но и по всему лицу до самых волос, расстегнутая рубашка не скрывала стройного тела и тяжело вздымающуюся грудь, губы блестели, Артур слишком часто облизывал их. Альфред застонал от увиденного. Если можно получить моральный оргазм, то именно это он сейчас и сделал. Боже, он чуть не потерял все это! Артур, дав посмотреть на себя, все сильнее возбуждаясь от голодного взгляда Альфреда, опустился вниз, касаясь губами шеи, исступленно бьющейся жилки, опаляя кожу горячим дыханием. Но нежность продолжалась недолго. Альфред вскрикнул, изгибаясь, когда Артур с силой укусил его за плечо. Он тоже любил оставлять метки. В глазах мутнело, Альфреда вело от такого Артура — агрессивного, резкого, страстного. Ладонь Артура соскользнула ниже, накрывая пах Альфреда, а потом сжала сильнее, заставляя американца скулить. Первые несмелые, пробные движения выбили из Альфреда тихий всхлип. Слишком много. Слишком хорошо. Тем временем Артур, вытащив руку из чужих трусов, сполз ниже, ластясь к телу под собой, словно кошка. И глядя в глаза Альфреду, облизнул через ткань стоящий член. Альфред задохнулся воздухом. Пошло. Грязно. Горячо. Альфред приподнимается, помогая стащить с себя боксеры. Артур облизнулся, оглядывая открывшийся вид, а по телу Альфреда пробежала дрожь. Керкленд медленно приблизился, прошелся языком по головке и сразу же взял её в рот, с силой проводя по ней языком. Не желая ждать, Артур берет все глубже и глубже, заглатывая почти полностью чужой член. Альфред прикрывает глаза, задыхаясь, опускает руку на затылок Артура, задавая ритм. Зеленые глаза, зрачок которых почти полностью поглотил радужку, с вызовом смотрели на Альфреда, в то время как этот маленький, милый рот вытворял такие грязные вещи. Альфред отстранил Артура от себя, и тот с любопытством посмотрел на него. — Моя очередь. Артур послушно позволил повалить себя и поставить на колени, упираясь согнутыми руками в матрас. Альфред легко улыбнулся. Нет, он не собирался так быстро входить. Есть идея поинтереснее. Артур вскрикнул и дернулся, когда Альфред коснулся языком его судорожно сжимающейся дырочки. Альфред вцепился в чужие бедра, удерживая на месте, и действовал смелее, проникая языком, смачивая, растягивая. — Альфред, нет… Не там… — Артур захлебывался стонами, прогибая спину, до побелевших пальцев хватаясь за простыни, вопреки словам подставляя задницу и раздвигая шире ноги. — Это… Грязно. Но Альфред не слушал, пользуясь беззащитным положением англичанина, такого открытого сейчас, такого доступного. Пальцы коснулись истекающего смазкой члена вместе с мягким укусом опухших краев. Артур не выдержал и закричал, его била крупная дрожь. Он уткнулся в свои руки, закусывая кожу на запястье. Альфред слишком изголодался по этому телу. Артур задыхался, извивался, пытаясь получить больше. Он не мог ни на чем сосредоточиться, хотелось прекратить эту сладкую пытку, но он не мог ничего сказать. Мысли тут же сбивались, стоило языку Альфреда вновь задвигаться внутри. Слишком грязно. Слишком горячо. Он не знал, какие чувства испытывает, чего было больше — смущения или удовольствия — но ему это чертовски нравилось. Альфред с тихим хлюпаньем отстраняется от мокрой и податливой, уже растянутой дырочки, переворачивая Артура, пальцы прошлись по самым чувствительным точкам, заставляя англичанина изогнуться, закидывая голову назад, широко распахнуть глаза. Рука метнулась к лицу, зубы вцепились в кожу, давя стон. Альфред лишь усмехнулся от мысли, что скоро Артуру это не поможет, и он не сможет сдерживаться. Джонс склонился над Артуром и, глядя тому в глаза, медленно вошел, наблюдая за изменяющимся выражением лица, расширяющимися ещё сильнее зрачками, видя, как распахиваются глаза, а изо рта вырывается тихий крик. Толчки медленные, Альфред растягивает удовольствие. Артур извивается под ним, скуля, умоляя ускориться, тянется рукой к своему члену, но Джонс хватает его руку и прижимает к кровати. Тягуче-медленно, до искр в глазах, до дрожи в ногах. Артур уже почти плачет от раздирающего удовольствия и невозможности подойти к разрядке. Джонс едва ли был в лучшем состоянии. — Скажи мне. Скажи ещё раз. — Я… Я люблю тебя. И последнее слово потонуло в отчаянном вопле. Альфред больше не сдерживался. Он уже грубо драл тело под собой, без намека на нежность и ласку. А Артур кричал до сорванного голоса, пока Альфред вбивал его в кровать так, что болела поясница, царапал спину Джонса и метался, подмахивал. Надолго их обоих не хватило. Первым не выдержал Артур, а вслед за ним и Альфред, выплескиваясь внутрь англичанина. Пара секунд передыха, и Альфред спускается ниже, целуя подрагивающий живот, слизывая чужую, чуть горьковатую сперму. Артур мутным взглядом наблюдал за этим, хрипло дыша, вздрагивая от касаний. Закончив, Альфред лег рядом с Артуром, прижимая того к себе и целуя. Артур чувствовал привкус своей спермы в поцелуе, но не возражал. Они целовались долго, то тягуче нежно, то, едва не кусая чужие губы. Все только начиналась. Они слишком скучали друг по другу. Когда они лежали обессиленные, но довольные, нежась в объятиях друг друга, Альфред вдруг вспомнил, почему пришел. — Ты не должен идти на свидание с Франциском. — Артур уже засыпал, но раскрыл сонные глаза. — Что? Свидание? С Франциском? — Керкленд едва говорил, скорее, хрипел, но Альфреду это нравилось. — Мэтью сказал, что противная французская лягушка пригласила тебя на свидание, и ты согласился. — Артур рассмеялся, чувствуя, как дерет горло. Его едва не выворачивало от мыслей, о встрече с Франциском в романтической обстановке, а мелькнувшая мысль о возможном поцелуе тут же потянула за собой мысль о самоубийстве. — Да ни за что! Не равняй меня по себе. Как я могу встречаться с кем-то другим, когда люблю тебя. — Ты правда любишь? — Артур не знает, почему Альфред улыбается, как дурак. Он прокрутил в голове предыдущий диалог в голове. Горячий румянец расползся по всему лицу и шее, даже уши покраснели. Альфред пристально смотрел на него, чувствуя легкий трепет в груди. — Нет. Я… В смысле… Я имею в виду, — Артур отвел взгляд, зная, что не сможет солгать. Да и не хочет. — Да. — Едва слышно пробормотал он. Альфред уткнулся носом в шею Артура, счастливо рассмеявшись, плотно прижимаясь к британцу. Не было отказов, драк, и всех тех ужасных вещей, которые Альфред видел в своей голове ранее. Артур просто признался, в душе все посветлело. — Ты не врал, — тихо спросил Артур, вдруг начав нервничать, — когда извинялся? Артур закрывает глаза в страхе. Ответ может причинить боль, а может излечить настрадавшееся сердце. Секунда молчания, и Артур почувствовал губы Альфреда на своих закрытых веках, на лбу, на щеках, на подбородке, а затем и на губах. — Я был честен. Небесно-голубые глаза искрились искренностью. И Артур понял, что опять плачет. Да, он совершил много ошибок в своей жизни, но Альфред — лучшее, что с ним произошло. — Ты не оставишь меня? Не бросишь?Х
— Вы ведь шутите? — Анжелика поднимает брови. — Наверняка Альфред не хочет быть с бровастым. Просто он не распространяется о причинах. Анжелика не хотела верить Франциску. Альфред выглядит так, будто сошел со страниц сказки, он был прекрасным рыцарем. Он не похож ни на змея, ни на демона-искусителя. Не мог он быть плейбоем. И не мог Артур приручить его настолько, чтобы Джонс склонил перед ним колени. Но глаза Альфреда загораются, едва в открывшуюся дверь выходит Артур, разговаривающий с Торисом. Джонс протягивает руку, как щенок, радуясь возвращению своего хозяина. Артур извинился перед Торисом и, подойдя к Альфреду, взял его за протянутую руку. Они смотрят другу в глаза, и мелькает в их взгляде что-то такое, отчего Анжелика не сомневалась. Это любовь. Но все же не могла в это поверить. Потому что так бывает только в кино, чтобы плейбой влюбился в героиню и изменился ради неё. В кино, в книгах, но не в реальной жизни. Франциск улыбался, глядя на юношей. — Oh cher, вы не слишком знакомы с тропами судьбы. Вы бы видели их 2 года назад.