фотогеничный

Когда Чон Чонгуку дарят на День Рождения фотоаппарат, он, кажется, заново обретает смысл жизни. Агрегат не покидает его руки ни на секунду. Чонгук и раньше был без ума от фотографии: смотреть хотя бы фотопленку его телефона. Но одно дело — щелкать на телефон и совершенно другое — держать в руках дорогую профессиональную камеру, прицеливаться, как настоящий фотограф. Чонгуку едва исполнилось шестнадцать, и он сейчас как раз в том возрасте, когда если увлекаешься чем-то, то, как минимум, поначалу отдаешь этому всего себя целиком. В первый же день Чонгук успевает запечатлеть праздничный торт со всех возможных и невозможных ракурсов, покрутиться с фотоаппаратом на кухне («Гукки, не лети под ноги, дай мне спокойно посуду домыть!»), поснимать мамину коллекцию кактусов и напугать резкой вспышкой вылезшего на балкон соседского кота. — Гукки, ложись уже спать, — в комнату заходит мать, устало улыбаясь и вытирая руки о фартук. Чонгук даже не поднимает глаз на нее, продолжая листать получившиеся кадры, отмечая удавшиеся и неудавшиеся и мысленно ставя себе галочку, что нужно бы как-нибудь научиться пользоваться Фотошопом. В школу он гордо приносит свое сокровище, предварительно упаковав его в специальный чехол, и светится при этом так, будто ему не фотоаппарат, а ключи от машины подарили. Он фотографирует коридоры, залепленные наклейками шкафчики младшеклассников, даже мусорное ведро в кабинете биологии, аргументируя это тем, что лежащие там осколки разбитой колбы «блестят красиво». — Чувак, тебе лечиться нужно, — замечает Югем, сосед Чонгука по парте, с которым они общаются, сколько тот себя помнит. — Серьезно, отлипни уже, — для пущей убедительности толкает в плечо, и Чон мгновенно отмирает. — Идиот, я ж с камерой! — Я заметил, — усмехается Югем. — Хэй, ну меня-то зачем? Чонгук довольно прыскает, глядя на перекошенную физиономию друга на экране, и показывает тому язык. Потому что нефиг и ничего он вообще не понимает. Домой Чон возвращается в гордом одиночестве (Югем сослался на факультативы, подозрительно почему-то косясь в сторону чонгуковой камеры) и намеренно через парк, потому что пятница, самое начало года, домашними заданиями их не слишком терроризируют, а дома все равно никто не ждет и делать нечего. Чонгук беззаботно щелкает фотоаппаратом, захватывая густые кроны деревьев, спрятавшиеся в зелени беседки, аккуратно подстриженные кусты и клумбы, пруды, лениво плывущих по водной глади уток. Местами в кадр попадают случайные прохожие: сидящие на скамейках пенсионеры, носящиеся, как оголтелые, дети, прогуливающиеся парочки. Чонгук фыркает. Его раздражают подобные зрелища, отчасти потому, что в свои шестнадцать он от силы пару раз девочку в кафе сводил, и то ему больше запомнилось мороженое, которое там подавали, нежели сама девочка. Потому он спешно ретируется из парка, предварительно запихав фотоаппарат обратно в чехол. Дома он, даже не переодевшись и не разобрав рюкзак, садится отсортировывать снимки. По ходу просмотра взгляд его натыкается на фотографию паренька, возраста, наверное, того же, что и Чонгук, в полосатой майке и черных джинсах в облипку. Его брови полностью закрыты густой темно-русой челкой, глаза прикрыты, на худых коленях лежит раскрытая книга. Чон и не помнит уже, как и почему решил его сфотографировать, но, глядя на снимок, определенно начинает понимать. Парень чертовски фотогеничен. Казалось бы, ничего такого не делает, но все равно выглядит, как гребанная модель с обложки журнала. Чонгук невольно сглатывает, представляя, какая вакханалия у того творилась бы в Инстаграме. В понедельник, возвращаясь, он, как ни иронично, снова натыкается взглядом на незнакомца с книгой. Тот сидит практически в той же позе, на том же месте, только, кажется, уже с другой книгой. На нем безразмерная белая рубашка и белая бандана, так что теперь можно лучше разглядеть лицо. Чонгук краснеет, осознавая, что парень красив. И еще больше краснеет, когда медленно достает камеру из чехла и делает снимок. Парень, кажется, совершенно не реагирует на щелчок, что немного успокаивает Чонгука, и он делает еще пару кадров просто так, на всякий случай. С того раза не было уже ни дня, чтобы Чон возвращался домой как-нибудь иначе, кроме как через парк. И, что парадоксально, каждый раз он находил там этого парня, сидящего в беседке у пруда, с какой-нибудь книгой, полностью погруженного в чтение. Иногда он поднимал голову и начинал что-то бормотать, уставившись в пространство, иногда поджимал колени и тихо хихикал, иногда хмурился и теребил челку. «Папарацци, блин, хренов,» — корит себя Чонгук, глядя, как очередной снимок высвечивается на экране. Он даже перестал уже доставать фотоаппарат в школе, на радость учителей и Югема, чтобы сохранить зарядку на незнакомца из парка. Чонгук ощущает себя безнадежной фанючкой, которая носится, как безумная, с телефоном за своим кумиром, а по ночам давится в подушку слюной, пересматривая отснятое. Последнего Чонгук, правда, не делал, хотя… Он гнал от себя эту мысль всю последнюю неделю, но в какой-то степени у него уже фетиш на эту фотомодель поневоле. И плевать, что они ни разу не говорили, плевать, что не знают имен друг друга. По сути, все познания Чонгука об этом пареньке сводятся к двум вещам: он определенно любит почитать и просто хренова эстетика во плоти. И именно из-за него сейчас Чонгук, забив на гордость и сохранность одежды, сидит в какой-то непонятной позе в кустах и пытается нормально настроить аппарат. — Слежка, по-хорошему, нелегальна, — раздается над его ухом низкий грудной голос. Чонгук вздрагивает и отрывается от экрана. Незнакомец стоит прямо над ним, по привычке (Чон уже запомнил) теребя челку и смотря на юного фотографа смеющимися глазами. Чонгук теряется: отчасти потому, что его застали врасплох, отчасти потому, что при ближайшем рассмотрении этот парень еще более… хм, завораживающий. — Я… это, — Чонгук теряется, по-глупому открывает рот и понимает, что даже не знает, что ответить. — Извините, — звучит как-то слишком уж жалко. Парень усмехается, склоняет голову на бок и слегка прищуривается. — Я мог бы накатать заявление на тебя, знаешь. Но не переживай. Я уже этого не сделал и не сделаю. На маньяка ты не тянешь, — он смеется, и этот басовитый смех звучит очень странно в сочетании с его детским лицом и прямоугольной улыбкой. — Я… Как давно ты знаешь? — задает больше всего беспокоящий его вопрос Чонгук. Незнакомец пожимает плечами. — Со вторника, кажется. Я услышал еще в понедельник, но подумал, мало ли, показалось. К слову, меня Ким Тэхен зовут. — Чон Чонгук. Тэхен улыбается приветливо и снова наклоняет голову. — Приятно. Я тебе, должно быть, хен, судя по твоей форме, — он кивает головой на одежду Чона. — А вообще знаешь что, — Ким в мгновение становится серьезным: он перегибается черед перила беседки и смотрит прямо в лицо Чонгуку, — я считаю, это нечестно. Я больше недели работаю у тебя моделью и так до сих пор ничего за это не получил. Где мой гонорар? Судя по тому, сколько ты вертелся вокруг меня, с работой я справлялся очень даже хорошо. Чонгук нервно сглатывает, крепче сжимая сумку с фотоаппаратом. — Я могу сводить тебя в кафе, тут, недалеко, — выпаливает он и мысленно дает себе по лбу. Черт возьми, это звучит как приглашение на свидание, а ведь Тэхен не гей, и Чонгук тоже не гей… Впрочем, в последнем он уже неделю как не уверен. Тэхен отстраняется и какое-то время смотрит задумчиво. — Я заплачу, — на всякий случай добавляет Чонгук, пристально вглядываясь и пытаясь разглядеть хоть что-то в выражении лица Кима. «Твою мать, кончай залипать на его лицо, кончай залипать на его лицо, кончай…» — Я согласен, — резко выдает Тэхен и снова радостно и немного хитро улыбается. — Только пообещай еще, что покажешь все снимки. А там, так и быть, может быть, я еще тебе попозирую. В интимной обстановке. Ким радостно ржет, и Чонгук неловко смеется в ответ, чувствуя, как краска заливает все его лицо и обжигает уши. Он-то как раз был бы очень не против.