Illuminated

Hurts - Illuminated       — …Всё верно? Не хотите вина? У нас сегодня скидка десять процентов на полусладкое.       Незаметно переминаясь с одной ноги на другую, молодой официант принимал заказ. Мужчина в дорогом костюме и его спутница двадцать минут выбирали себе блюда, Чондэ, мягко говоря, устал стоять. Мысленно он всё еще выл: почему они не могли подозвать его, когда решили с тем, что хотят и что просто интересно выглядит. Слава всему, что находится выше по иерархии, мужчина облегчил участь себе и официанту отказав полусладкому, на что женщина лишь закатила глаза.       И вот с такими Чондэ приходилось работать. Бизнесмены, ни в чём себе не отказывающие, были разными. Некоторых можно поставить в пример, как вежливых и интеллигентных персон, другие же смотрели на Чондэ, да и на всех, как на прислугу, которые были обязаны выполнять всё по первому зову мысли, и только попробуй где-нибудь накосячить — вмиг окажешься безработным. Конечно же, Ким не любил эту работу, но был благодарен, ведь место приличное и заработок не кот наплакал — хватало на аренду квартиры. Утомляющая, но это уже его проблемы, которые недостойны внимания, по мнению Чондэ. Во всяком случае в рабочее время, а так можно по возвращению в кроватку подумать о судьбе-шутнице, но сил не останется, поэтому он уснёт тогда, когда голова только коснётся неприятно жёсткой подушки, что покажется райским облачком.       Чондэ старался как можно аккуратнее разнести заказы, не перепутав столы и ничего не разбив. Он с прямой спиной лавировал меж столиков, умудряясь ещё ставить грязные тарелки на поднос и улыбаться уголком по-кошачьи изогнутых губ, располагая посетителей к себе — кто знает, может, они дадут ему чаевые.       — Сдачу оставьте себе.       Подарив двум женщинам солидного возраста улыбку и поклонившись, Чондэ уже почти дошёл до стола пересчитать деньги, как за окном полил дождь. И именно в этот момент парень-официант, чуть младше Чондэ, пришедший совсем недавно, оглянулся в окно, прозевав тот момент, после которого он налетел на Кима, выливая на форму последнего высокоградусный алкоголь.       Раздался раскат грома и сверкнула молния, на секунду в помещении потух свет. В зале не смогли сдержать резких вздохов, а особо впечатлительные и вскрика. Капли дождя сильнее застучали по стеклу.       — Хён! Прости, пожалуйста, я не хотел! — Паренёк замельтешил, не зная, что ему делать.       Не ожидавший такой подставы, Чондэ лишь автоматически кивнул и ушёл в уборную, не заметив внимательный взгляд серых глаз с дальнего столика у окна.       В этом городе всегда лили дожди. Сколько Чондэ себя помнит, раз в неделю обязательно сверкнёт ломанная полоса молнии, разрезающая небеса, и с нависших тёмных туч сорвутся капли, принося приятный запах свежести и дождя. Наверное, это единственное, что его радовало в этом многомиллионном городе.       Жизнь была тяжёлой. Родители пропали, когда Ким был несмышлёным младенцем, опекуны не горели восторгом от добавления ещё одного рта в их семье, но громко возмущаться не смели, лишь тихо недолюбливали. В семье Чондэ недосыпал и недоедал. Вообще, вся жизнь у него с приставкой недо-. Но тот самый переломный момент настал тогда, когда он узнал правду. О себе и своей сущности.       Таких, как он, называли Объектами. Их пытались найти и забрать в особое место для целей во благо. Только Чондэ задавался вопросом, во благо кого. Объектов? Людей? Или правительства?       Объектами считались те, кто имел то, что не имели другие. Дар небес, недоступный никому другому. Объекты прятались, пытались слиться с нескончаемым потоком людей, чтобы стать теми, кем сами хотели быть, но заложенная природой неправильность выдавала их, делая подопытными кроликами государства.       Казалось, меж ними есть особая ментальная связь. Она звала их, притягивала ближе друг к другу. Мозг отключался, а тело двигалось само по себе. Объект лишь наблюдал через сон, что на утро забудется, став тёмным пятном.       Впервые такое произошло с Чондэ где-то в пятнадцать-шестнадцать. Он шёл по людной улице, наполненной всевозможными звуками: гулом машин и шарканьем обуви, плачем детей и улюлюканьем родительниц, бранью, разговаривающих по телефону, мужчин и шумом крыльев, взлетающих с карнизов многоэтажек, голубей. Шорохи, вскрики и шум давили, а музыка в наушниках не могла их заглушить. Сквозь прозрачные витрины Чондэ наблюдал за жизнью работяг. За светлым стеклом девушка-консультант мило улыбалась покупательнице, предлагая несколько вариантов свободных туник, что не будут стеснять движения будущей матери. Немного дальше, за тёмным стеклом кафе официанты разносили напитки и одуряюще вкусно пахнущую выпечку. Ким любил здесь перекусывать после учёбы и до работы, поэтому знал, что цены не кусаются, а пончики и капучино отменные. Чондэ вскинул голову к небу. Ни солнца, ни туч, просто пасмурно. Лёгкий ветерок освежал в этом лабиринте небоскрёбов, чему юноша был безумно благодарен, ведь голова кружилась и гудела, а городской шум всё никак не стихал.       Вновь упёршись взглядом в асфальт, Ким продолжил свой путь, пребывая в своём эфемерном мире. Он даже не заметил, как пробегавший мимо мальчик случайно задел его плечо, бросая быстрое "извините". Очнулся он лишь тогда, когда в растрёпанные волосы вплетались холодные пальцы усилившегося ветра, а шорох кед по асфальту прекратился. Чондэ оглянулся. Он находился в тени неизвестного моста, под которым текла небольшая речушка. Зелёная трава, доходившая до щиколоток, клонилась и переплеталась под воздушными потоками. До его слуха долетел шёпот.       — Что?..       Где-то глубоко внутри Ким удивился собственному голосу, что прозвучал тихо, глухим шёпотом, и чуть надломлено.       Не услышав, а почувствовав шаг за спиной, Чондэ обернулся, резко, нервно и слишком быстро. В темноте он смог различить мужской силуэт. Разум говорил Чондэ, что нужно отступить, ведь это страшно — оказаться один на один с незнакомцем, который, судя по фигуре, был сильнее Кима, в неизвестном месте без свидетелей и рекой под рукой. Идеальное место для убийства.       Голубые глаза незнакомца странно выделялись во тьме. Они поблескивали и были холодны, словно высеченные изо льда. Но Чондэ не боялся. Он чувствовал родство. Его тянуло к этому человеку магнитом, что будто оказался в его крови, протекающей в венах. Ким немного склонил голову к плечу и прищурился, пытаясь рассмотреть незнакомца. Лисьи глаза напротив медленно моргнули, и их владелец двинулся вперёд, выходя из густой тени. Крепко сложенный, но не лишённый изящества, он шагал осторожно, будто бы боясь обжечься, но в то же время каждый шаг таил в себе сокрытую силу, что пробирала Чондэ до мурашек. Несомненно, Ким чувствовал родную кровь.       Он ненадолго задержал взгляд на светлых волосах незнакомца, подумав, что именно так и должен выглядеть принц из Ледяной страны, чьё сердце замёрзло ещё при рождении. Чондэ поёжился — стало холоднее. На точно высеченном лице блондина приподнялись уголки губ в то время, как мышцы плеч расслабились, теперь он выглядел живым.       Он ведь тоже это почувствовал?..       — Чен… — Выдохнул незнакомец тихим мелодичным голосом, а Кима пробила дрожь. Сердце забилось сильнее, слыша незнакомое имя. Почему-то Чондэ знал, что оно не принадлежит блондину напротив. Он испытывал странные ощущения: кровь по венам побежала быстрее, дыхание перехватило, ноги начали отказывать, а пот заструился по телу, будто Чондэ в неописуемую жару пробежал марафон и чудом остался жив.       В лицо ударил обжигающе холодный ветер, донося шёпот незнакомых голосов. Чондэ честно пытался разобрать, но их было слишком много, каждый перебивал каждого, не давая договорить первому и всем. Но это не вызывало боли, как городской гомон, а, наоборот, успокаивало.       Блондин незаметно прошёл к воде и присел. Его светлые волосы подхватывались потоками ветра, что наводил беспорядок. Чондэ следил, словно заворожённый. Бледная рука тянется к воде. Ким не успел подумать о том, видел ли этот юноша солнца свет, как тонкие пальцы коснулись водной глади.       То, что произошло дальше, Чондэ не может ни объяснить, ни описать. Вода, что до этого мирно текла, вмиг начала покрываться толстым слоем хрустально чистого льда. Это происходило на глазах. То, чему требовалось долгое время, появлялось за доли секунды. А звук льда, схожий с перезвоном монет, навсегда отпечатался в памяти Чондэ. Резкий поток ветра донёс маленькие крупицы льда, что обжигали и ранили нежную кожу подростка. Чондэ инстинктивно вздохнул, чувствуя, как льдинки колются внутри его тела. Казалось, всё застыло.       Тихий шёпот тысяч вместе с резким потоком ветра ударил в лицо, сплетаясь воедино.       — Сюмин… — Выдохнул Чондэ.       Тело расслабилось, а мысли прояснились. Какое-то непонятное чувство эйфории охватило его, он чувствовал себя умиротворённо и слишком спокойно рядом с тем, кого знал даже не час. Чондэ понял, что ветер донёс имя блондина, а то, что сказал Сюмин раньше, вероятно, принадлежало Киму.       Услышав своё имя, которое никто не произносил уже долгое время, блондин улыбнулся. Не только губами, но и глазами, в которых до этого плескалось голубое пламя.       — Ким Минсок, — сказал, протягивая свою бледную руку.       — Ким Чондэ, — тихо слетело с губ, когда он коснулся ладони Сюмина, оказавшейся теплой.       В тот день люди наблюдали светлые молнии на тёмном небосводе и снежинки, спускающиеся и застилающие землю. Впервые в этом городе пошёл снег.       Вдох. Выдох. Вдох. Выдох.       В висках билось судорожное бежать.       Наушники били по груди, убрать их не было и секунды. Точно гончая, он мчался по тёмным переулкам, тонувшим в неверном свете уличных фонарей. Каждый его шаг покрывала тьма, что струилась плотным шлейфом, скрывая от преследователей, — лампы перегорали стоило только юноше пробежать мимо них. Они освещали каждый его шаг, но не давали разглядеть дорогу дальше, чем на метр. Свет от впереди стоящих фонарей то зажигался, то затухал. Из-за этого сильно рябило в глазах. Передвигаться человеку в таких условиях слишком сложно, а мчаться от смерти — невозможно. Но то человек.       Позади послышался шум, видимо, один из преследователей впечатался в мусорный бак, попавшийся на пути.       На мгновение впереди, совсем рядом, включилась лампа, освещая каменную стену, покрытую ярким граффити с интересным подтекстом. Но Бэкхёну было не до рисунков уличных художников, он смог развернуть тело по направлению заворачивающегося вправо узкого переулка в последний момент, не избежав удара о каменную кладку, сдирая нежную кожу ладоней, что пытались смягчить удар.       Дыхание сбилось, но он упорно продолжал бежать. Не было никакого желания возвращаться в ту одинокую клетку, в то промёрзлое, удушающе тихое место, где можно забыться сном после изнурительных и абсолютно негуманных опытов по созданию идеального солдата. Множество маленьких ранок от засечек и уколов до сих пор чесались под тканью одежды, а следы избиения адски жгли, в красках рассказывая о так называемой человечности. Если Бэкхён остановится, если он замедлится, то спецназ схватит его и отправит обратно медленно сгорать в тех девяти кругах отнюдь не Данте Алигьери. И никакая сила ему не поможет.       Адреналин бил в голову, заставляя тело работать на полную. Мышцы напряжены до предела. Последние несколько дней он провёл в активных бегах, пытаясь найти таких же, как и он. Бэкхён хотел согреть их, осветить им путь. Потому что сам утонул во тьме.       Из-за нескончаемых опытов сила медленно пожирала своего обладателя изнутри. А ведь Бэкхён любил её. Ему нравилось создавать в своих аккуратных ладонях свет. Он видел в этом прекрасное чудо и не понимал, как можно использовать это для убийства. Во всяком случае, не понимал до поимки. Там, в бункере, глубоко под землёй, он прозрел. Сколько бы человек ни создавал — ему будет мало. А поговорка «знание — сила» до истерически кровавого смеха буквальна.       Бэкхёну хотелось выть, но в груди родился угрожающий, пробирающий всё существо звук, — как будто не в человеческой семье, а в волчьей родился Бён — он сам загнал себя в ловушку. Тонкие пальцы обхватили холодные прутья ворот, Бэкхён попытался открыть их, резко рванув на себя. Раз, ещё раз и ещё…       Он прижался лбом к шершавой поверхности металла с неравномерно нанесённой чёрной краской и смачно приложился, выбивая дурь и охлаждая злость. Выдыхал рвано, только сейчас, остановившись, понимая насколько же он устал. Колени и руки тряслись, а ткань одежды неприятно липла к потному телу.       Они его догонят, запрут в клетке. И Бэкхён сгорит от собственного света.       Топот тяжелых сапог набатом отбивал секунды свободы. Бён поднял взгляд к небу, облокачиваясь спиной к виновнице его будущей смерти и преграде к вожделенной свободе — вот, просто протяни руку, — густое и тёмное с угрожающе нависающими тучами оно будто готовилось оплакивать своё дитя.       Сколько их осталось?.. Бэкхён нашёл одного. В этом городе с постоянными дождями, несомненно вызванными им. Как жаль, что он не сможет показать ему мягкий, чистый свет столь желанного будущего. Как жаль, что не сможет спасти чью-то сгорающую надежду.       Шаги совсем близко. Люди в военной форме выбежали из-за поворота и теперь неслись на одинокого в своем свете юношу. Серые глаза твёрдо смотрели вперёд — Бэкхён ни за что не покажет себя слабым, его не сломить.       Он пуленепробиваемый.       Они начали расходиться полукольцом вокруг Бёна, беря его на прицел винтовок.       Лицо Бэкхёна не дрогнуло. Он будто высеченная из камня, прекрасная в своей живой опасности скульптура.       Яркая вспышка озарила площадку, а потрескивающий звук наполнил пространство. В шаге от Бэкхёна ударила молния.       Спецназовцы ослеплены и оглушены. Когда они начали приходить в себя, то их встретил лишь тёмный отпечаток на асфальте и витающий в воздухе запах гари.       Объект исчез.       Бэкхён чувствовал обхватывающую поперёк талии руку и горячее дыхание в шею, прерывистое и скорее поверхностное, нежели глубокое, но совсем не быстрое. Самому дышать было трудно — к лицу крепко прижата рука стоящего позади. Бэкхён открыл глаза и несколько раз моргнул, привыкая к темноте после резкой вспышки. Он резко мотнул головой. Человек намёк понял и опустил руку, давая доступ к долгожданному кислороду. Вдох получился каким-то судорожным.       Голова отказывалась функционировать в нужном режиме, всё ещё пребывая в после шоковом состоянии, но Бэкхён буквально слышал противный скрип самонастраивающихся шурупчиков и механизмов мозга. Потому он смог сделать несколько полезных выводов: во-первых, его спасли, что вызывало двойственные эмоции; во-вторых, он сейчас стоит прижатый к телу того самого спасителя, который, судя по ощущениям, повернул голову за угол, — служивший им своеобразным прикрытием — наблюдая за провалившими миссию людьми из специального отряда спецназа по поимки особенных — те, если уши Бёна не подводят, а хотя могут после такого раската грома прямо у его ног, уходят, хотя скорее собираются обыскать территорию и замести следы; а в-третьих, его спаситель — Объект.       Выпутавшись из цепких тонких рук, Бэкхён понял, что это тот самый Объект, которого он нашёл в этом городе. Работающий официантом в ресторане он, конечно же, не вызывал подозрений у окружающих. Так, фон, персонаж массовки, на котором даже внимания заострять не следует.       Бэкхён усмехнулся, — парень выбрал идеальное укрытие, возможно и сам Бён поступил бы так же на его месте.       Надо сказать, стиль у него другой. Из примерного, работающего во имя еды и жилья гражданина он перевоплотился в некоего обитателя ночи. Чёрная куртка, взъерошенная копна темно-каштановых волос и вместо спокойного, даже погруженного в себя выражения лица, что бывало на его лице в те редкие минуты, когда улыбка сползала, а приподнятые густые брови опускались, красовалась недетская серьёзность. Хотя Бэкхён сам примерно такой же, за исключением цвета волос и лёгкой растерянности, что проявлялась в полусжатых кулаках и приоткрытых губах, понемногу глотавших воздух.       Наконец дыхание выровнялось, а люди в форме ушли. Бён отошёл на несколько шагов, забирая тепло своего тела от незаметно подрагивающего юноши, решившего собрать всё своё мужское достоинство и, сжав кулаки и распрямив плечи, начать разговор первым, ведь молодой человек, которого он спас, мог лишь создавать впечатление, что пришёл в себя. Надо было успокоить его.       — Я-…       — Чен, — Договорить ему не дали, опережая нагловатым тоном и ровным рядом зубов, показавшимся из-под усмешки, что определённо стала новым фетишем.       Чондэ чувствовал, как приятное тепло медленно разливалось по его венам, словно яд змеи. Его во второй раз произнесённое вслух, имя грело душу и приподнимало чётко очерченные кошачьи уголки губ. Но раздражение всё же вспыхнуло.       Так, хорошо. Успокаивать его не надо. С этим разобрались. Но всё же не хотелось упасть в грязь лицом перед этим дьявольски красивым парнем с приятным слуху голосом. А потому Ким постарался выразить своим выражением лица всю серьёзность ситуации — что по мнению Бэкхёна выглядело скорее забавно, нежели угрожающе; хотелось потрепать его за щёчки — и начал твёрдым голосом, более басовитым, чем есть на самом деле.       — Моё им-…       — Ким Чондэ, — подавив смешок, но не сдержав улыбки, вновь перебил Бён. Его определённо забавлял этот бузивший сейчас паренёк с чуточку уязвлённой гордостью. Как хорошо, что на форме официантов обязательно присутствовал именной металлический бейджик.       — Да…       А Чондэ мог только потупить взгляд в пол и закусить внутреннюю сторону щеки. И что теперь?       Он чувствовал зов собственной крови. И понимал, что перед ним такой же Объект, но почему-то не слышал перешёптывания тысяч, гонимого порывами ветра, как это было давным-давно, с Сюмином. Может, он ошибся? Или просто не слышит? Дело в самом себе?       — Я не слышу…       Бэкхён понимает, о чем он. Его имени нет. Следующий за каждым особенным ветер Сехуна подсказывал кому можно доверять, а кому нет. Он переносил послания заточённого физически, но не мысленно Лухана. Сам же Повелитель Воздуха запер себя в одинокой пустыне, боясь навредить своей силой людям. Когда он ослабил контроль в последний раз, мощный ураган уничтожил населённый пункт, что находился над бункером, в котором держали О. Его тогда спас Кай, ныне навещающий каждого и связывающий их всех во едино. Бёну становилось не по себе от мысли, какие истязания прошли два этих ребёнка. Он знал о пережитом Сехуном, хотя никогда его не видел — ветер доносил некоторые обрывки фраз от разговоров с Сухо, заменившим им всем заботливых родителей, коих у каждого не было и в помине. Но Чонина он видел. И тогда не смог сдержать накопившихся за всю жизнь беглеца слёз. Бэкхён понял, какой груз возложен на эти ещё не до конца сформированные плечи, но не смог узнать сколько булыжников тянут Чонина на тёмное дно.       И чёрт бы проклял тех, кто разорвал эту тонкую нить, связывающую его с остальными. Они не слышали уже забытое имя. Опыты беспощаднее, чем думают эти монстры в халатах.       — Бэкхён, — и всё же лёгкий флёр грусти просочился в недрогнувший голос.       Чондэ медленно кивнул, не прекращая попыток прочитать душу через поблескивающие в неверном отблеске света уличных фонарей серые глаза.       — А твоё другое? Полное.       — Бён Бэкхён, — с горькой усмешкой не только на устах.       Ким моргнул, удивляясь сходству двух имён. Такое разве может быть? Но он не затронет эту тему сейчас. Есть проблемы, не терпящие отлагательств.       — Нам надо уйти отсюда. Hurts - Mercy       Они сидели, прислонившись к стене, на холодном полу. Мягкий лунный свет ласкал тёмное помещение сквозь большие оконные рамы. Бэкхён не знал, что это за здание, ведь город всё-таки не знаком должным образом. Чондэ всё же подавил внутренние порывы, послав чувства и доверившись расчётливому разуму. Хоть Бён и являлся Объектом, но всё же был незнакомцем с неизвестной силой. Приводить такого в свой дом было бы рискованно. Ким был наслышан о потерявших волю Объектах, превратившихся в охотничьих псов правительства. Их было так мало, но опаснее псов только несколько одновременно сброшенных в одну точку ядерных бомб. Чондэ проморгался, прогоняя это ядовитое, жуткое, расползающееся по венам чувство опасности, незащищённости и одиночества. Ким постоянно боролся с ним, но сейчас, сидя, плотно прижавшись к плечу такого же обделёно-наделённого, на промёрзлой поверхности, слёзы сами подступали к глазам. А непонятное ощущение тоски и отчаяния разъедало внутренности.       Вопросы атаковали уставший мозг Кима. Он задыхался, зажмурился. Закрыл уши руками, пряча лицо в подтянутых к груди коленям.       Почему весь мир против нас?       Чондэ подавил зарождающиеся всхлипы и не дал слезам проступить. Пусть мерзко на душе, но он ни за что не прогнётся. Просто назло. Им всем.       А изящные пальцы перебирали каштановые пряди. Серые глаза внимательно вглядывались в напряжённое лицо.       Потерянный, раздавленный, держащийся из последних сил на плаву, он так напоминал Бэкхёну его самого. Тогда так хотелось найти кого-то такого же, родственную душу. Обречённого на боль с момента рождения.       Пальцы плавно опустились к шее и начали успокаивающе мягко её поглаживать.       Бэкхён думал, что будь рядом с ним кто рядом, он бы не гнил сейчас изнутри, доживая последние месяцы, недели, дни… А сколько ему осталось? Когда уже его лёгкие выйдут с кашлем, а тело не найдёт силы подняться? Когда уже он сгорит?       Короткие ноготки случайно царапнули кожу, от чего Чондэ непроизвольно вскинул голову. Бэкхён успел заметить дрожащие уголки губ прежде, чем Ким отвернулся, пряча влажные глаза.       Второе впечатление так же обманчиво, как и первое, да, Ким Чондэ?       Бэкхён улыбнулся своим мыслям, вспоминая образы столь многогранного юноши. Он вызывает нежные, родные чувства, заставляющие нагловатого по своей природе Бёна быть чутким и обходительным. Его пальцы скользнули, притягивая хрупкое существо к себе. Ключицы опалило горячее судорожное дыхание почти плачущего человека, а пальцы ухватились за рубашку, зарывая в её складки лицо.       Чондэ давил слёзы из последних сил.       Честно.       Но всё же они скатились.       Одной рукой Бэкхён поглаживал по макушке, уткнувшись в непослушные волосы, а другая очерчивала острые линии скул, стирая влажные дорожки.       — Смотри…       Еле слышимый шёпот в тишине. Он не разрушал и не был как гром среди ясного неба. Дополнял и обволакивал, заставляя прислушаться.       Чондэ повернул голову, а мягкие губы оставили на его виске невесомый поцелуй. В тёмных глазах появились блики. Он несколько раз поражённо моргнул, затаив дыхание.       Во влажной от его слёз ладони Бэкхёна зарождался комочек света, гладящей тёплой лентой кожу. Чондэ не смел отвести взгляда. Прижался ближе к крепкому телу и наблюдал.       — Свет никогда нас не покинет…       А вслед за словами мягкие поцелуи, спускающиеся с виска на впалую щёку.       Чондэ млел от тепла и чувства защищённости, окруживших и обволакивающих его. Пальцы разжались, но нашли успокоение на сильно вздымающейся груди. Чондэ осторожно потянул руку к свету и…       — Я верю в это…       …Коснулся теплоты и мягкой ладони. Бэкхёновские длинные пальцы обхватили грубые из-за многочасовой работы кимовские. А Чондэ жарко. Бэкхён как включенная на максимум батарея в холодную зиму. Он поднимает глаза и видит чёрные капилляры и вены, расползающиеся по шее и вокруг глаз с искрами жидкого золота. Дыхание перехватывает, а пальцы сжимают ладонь Бена в страхе за него же.       — Сила защищает чистых, но требует взамен от опороченных, — Капля иронии в тихой усмешке.       Чондэ ничего не понимает, но чувствует, что Бэкхен чище всех в этом дождливом городе. За него становится страшно обидно. И свои проблемы становятся столь малозначительными, что хочется ударить себя побольнее. Злость и неприязнь охватывают его.       Призрачная улыбка Бэкхёна тает, натыкаясь на сведённые брови и напряжённые губы. Ладони с короткими пальцами обхватывают его лицо.       — Ты увидишь новый мир. Его озарит твой свет.       Уверенные слова прямо в лицо и мягкое соприкосновение губ в надежде на будущее.       А Бэкхён думает, что будет держаться из последних сил, лишь бы увидеть этот новый мир, держась за руку ставшего родным за столь короткое время Чондэ.