Малышка

1

Есть ли в аду ад? Ну, правда. Ведь, если собрать в одном месте ублюдков, они рано или поздно организуют какие-нибудь правила. И кто-нибудь обязательно их нарушит. То есть, среди самых мерзопакостных тварей появятся твари ещё большие. Куда же их отправят? Что будет в аду, не знаю, но в резервации было такое местечко. Квает-Спрингс. Нихрена не квает, конечно, это просто такая ирония у местных жильцов. Ну, типа… Они же конченные ублюдки, и тут — Квает. Ох… Копы сюда не сувались. Они просто ждали, пока там все сдохнут. Оттуда никто и никогда не выходил, поэтому постепенно оцепление было снято, а те идиоты, что рискнули туда сунуться, объявлялись без вести пропавшими, и если вдруг эти идиоты были невероятно везучими и у них были близкие пони, которые беспокоились и приходили в участок, то их заявления о пропаже пропускали через шреддер. Предупредительный знак, изготовленный из прибитых конечностей, гласил — «АД ПРЕД ВАМИ». — Аутентичненько, — провозгласила Малышка. — Ну что, идём туда? Ты точно сможешь нас защитить? Спрашиваю я её. — Да. Я вздыхаю. Вся автоповозка выглядит как разбитая банка аджики, а на заднем сидении и вовсе вишнёвая мафия пристрелила сеньора помидора, предварительно пытав его и стучав по яйцам, перевязанным канатом. Отмыться от крови необходимо, иначе нас поймает первый же патруль или бдительный житель. Нам бы потребовался бассейн крахмальной кашицы, чтобы смыть кровь. Но в Квайет-Спрингс было кое-что получше. Здешняя дорога была в прекрасном состоянии. Немного пыльная, только и всего. Затишье перед бурей? Возможно. Несмотря на то, что Малышка могла разнести мозг каждому ублюдку, было неспокойно. Будто опасность придёт совершенно с другой стороны. Это как надевать солнечные очки посреди пожара. Малышка нервно осматривалась по сторонам. Тишь да гладь напрягли не одну меня. Она уже приготовилась превратить местное население в мёртвые души, оставив после себя склеп с трупами, которых боятся, как живых мертвецов, все вокруг. Для того, чтобы доставить её в безопасное место, мне пришлось по пути заехать в деревушку каннибалов и насильников. Чтобы уберечь своё дитя от ужасов этого мира, я сказала ей, что нужно взять грех на душу. — Мама! — испуганно позвала Малышка. — Смотри. Справа в тонких и редких зарослях валялись нагромождения тел. Поля гнили. Палящее солнце сотворило с ними то же самое, что огонь с зефирками. Но это блюдо я точно не рискну пробовать. Мухи огромной пеленой нависли над осквернёнными трупами, а животные сновали между разбитыми сосудами для душ, пожирая их осколки. Чем дальше мы ехали, тем больше надкусаны они были. Так продолжалось, пока за обочиной не появился частокол из одних лишь костей. Не смотри туда. Говорю я Малышке. Прости, что привезла тебя сюда. — Нужно… Прекратить это. Нет. Сказала я. Просто моем автоповозку и уезжаем. Так вот. Она насупилась. В зеркале заднего вида сверкнули её обиженные глаза и затем предпочли глядеть на тухлую плоть, чем на маму. — Мы могли сделать мир лучше. Должны. Я не стала говорить это Малышке. Мама и её приемное сверхоружие. Мы уже несколько дней скрываемся от полиции и убили уже двух извращенцев. Удача и судьба ведёт нас через пустоши, переполненные отбросами. Отбросами, которые, по мнению моей дочери, не имеют права жить. Они представляются ей как балласт, который тянет нас в ад: стоит его сбросить — и мы вознесёмся в небеса. Точно так же считает и принцесса. Но если моя дочь храбрая малютка, что готова сама барабаться в гнили, спасая нас, Твайлайт Спаркл — сволочь, которая просто закрыла нас и ждёт, пока мы друг друга поубиваем или попросту захлебнёмся в оставляемых после себя зловониях. Но она допустила ошибку. Такие твари, как жители Квайет-Спрингс, только в зловониях и чувствуют себя как дома.

2

Мы подъехали. Над поселением струилась тонкая струйка дыма, как из дамских сигарет. Осталось отыскать лишь след помады кровавого цвета. Похоже, они жарят кого-то заживо. Я готовилась к худшему, но чем ближе мы были, тем сложнее было сосредоточится. На дороге стоял огромный баннер. Милое семейство пони улыбались и зазывали нас в Квайет-Спрингс. «На небесах найдётся место и для вас». Быстро они сменили пиар компанию. Причем посыл её стал диаметрально противоположным. Милые ворота с розочками из металла довольно убедительно разубеждали в том, что это пристанище каннибалов. Скорее здесь живёт правительница Троттингема с двумя пёсиками породы корги. — Добрые граждане! — крикнул нам со сторожевой вышки постовой. Он был совершенно безоружен, а улыбка его и вовсе разоружающей. Он сдвинул свою копполу и добавил: — В гости в наш городишко заехали? — Да, — ответила я. Доброжелательность среди каннибалов это… Нет, нельзя быть, конечно, такой предвзятой, но обычно те кто пожирают пони, предварительно их убив, не отличаются особой вежливостью, наверняка есть исключения, но как по мне, наткнуться на такой случай — это уж слишком. Эдакий Плезантвиль, который не успеет стать цветным, потому что сожрут вас милые жители. Глядишь, они ещё и погоду с тобой обсуждают, пока жарить будут. — Так вы, наверное, на автомойку? — крикнул он. — Краска? — спросил он заулыбавшись ещё сильнее. — Да, — уверенно ответила я, смахивая кусочек тонкой кишки с заднего сидения. — Ну, заезжайте, — он махнул нам копытом и крикнул кому-то: — Откройте ворота! К нам посетители! Уж не знаю, как так я угадала с Плезантвилем, но сравнение удачное. Жеребята бегали по ровному асфальту во дворе деревянных домиков, топча маленькими копытцами благоухающие гортензии. Гортензии в пустыне. Пони в ухоженных платьях ходили по улицам, смеясь и не обращая на нас особого внимания. Лишь те, что оказались рядом, широко улыбнулись нам и помахали копытами. Бабочки порхали над цветами. Пыльца попадала на их крылья и жизнь делала ещё один круг. Безумный танец из гаметофитов, тычинок, пыльников, коробочек и прочего. Солнце перестало изнурять и приласкало нас в этот день. Будет смехопанорамой, если нас всё-таки сожрут. — Мама ты же сказала… Да я сама в шоке. Сказала я. — Что тоже на вас краску вылили? — крикнул сверху постовой. — Что? — Краска. Сзади. — Да! Точно. Так всё и было. — Хах. Приезжал недавно один в повозке кабриолете, красная такая. Говорит, ехал по трассе 60 и затем на тебе! Кто-то вылил целое ведро белой краски ему на повозку, пока он остановился у заправки. Ну, вы езжайте вдоль улицы и затем направо, потом уж не пропустите.

3

— Так потому и раскидали, — хрюкнула кобылка с мойки в мешковатом комбинезончике. Она так увлечённо рассказывала, что не заметила, как я пожираю её взглядом. — Нам-то чаго хочетса. Шоб спокойно было. Та впринципе всем тагож охото. Просто ктот убивает, а ктот — вот! Какую штуку прядумали. Трупов-то тут в избытке у нас в резервации. Бери не хочу, чу ХАХ! На дороге валяются, ХАХ! Ну мы их и прятащили на нашу дорогу. Никто и не совался больше. Так, изредка заезжают. Вроде тебя. Отбитые вы, видать! Но все кто приехал, остаются. Ещё ни разу никто отсюда не уезжал… А зачем! Это же будто рай на земле. Так и есть… Вы, это. Сходите к нашему мэру. Ненененене. Ты не думай, я не уговариваю. Прост подумай. Таких условий для твоей малютки ты нигде не найдёшь. Даже в старой Эквестрии. А битов не надо, — она умиротворённо вздохнула. — Не биты нужны нам.

4

Малышке тут не нравилось. Столь приветливых пони она видела в первый раз и это ей казалось подозрительным. Мне это напоминало старую Эквестрию. Все улыбаются. Все милые. Но ты знаешь, что мир сошёл с ума и у каждого за улыбкой может скрываться натужная гримаса, призванная скрыть кровавое безумие, что засело у них в голове. Там, в Эквестрии, пони сходили с ума от осознания того, что они преступники, и с пеной из-за рта бросались на толпу. Волк, бессильный в толпе овец. Но что, если целый городок в овечьей шкуре наткнётся на овечку? Они будут улыбаться. С удовольствием. Ведь они знают, что у каждого за улыбкой. Слухи появились не просто так. Да и неужели эти граждане солнечного города в состоянии натаскать трупов и раскидать их внутренности вдоль дороги и остаться при этом в своём уме? Что-то было здесь не так. И мне было сложно догадаться, что именно. И мне от этого хотелось рычать. — Мам, — позвала меня Малышка. — Я кушать хочу. Ну конечно, нам приветливо помахали из кафе.

5

Зелень. Свежая. Хрустящая. Это вам не чибонные кабачки с пеплом и любовью от шефа. Да и назвать кафе забегаловкой язык не поворачивался. Такое милое заведение я в последний раз видела в Лас-Пегасусе. Когда ещё резервации и в помине не было. Мама… Мама возила. В общем, давно такого не ела. Это было выращено здесь. Как они это делают? Как они растят еду в ебучей пустыне? Как, бля? Рядом ни реки, ничего. Это юг. Здесь даже фацелия увядает порой. — Наверное, сразу увидали дым, когда подъезжали? — нас вышла встретить хозяйка кафе. Ну конечно. Сама доброжелательность. Она прощупывала почву. Ну уж нет, если кто из нас блядская мисс Марпл, так это я, и я вас раскрою. Я узнаю, что вы тут задумали, - Жарим сен-бургеры. Может, закажете один? — Малышка уплетала сочную зелень, и ей было не до булочек, так что она помотала головой, когда я вопросительно на неё посмотрела. Тогда займёмся другим. — Слушайте у вас такой чудесный городок! — улыбнулась я. — Хотелось бы и мне тут остаться! — Ох, как это здорово!!! — запищала хозяйка кафе. — Только вот сначала мне хотелось бы побеседовать с теми, кто заезжал сюда раньше. В кафе все притихли. Малышка ещё недолго чавкала, но потом оглянулась, поперхнулась, и выплюнув траву напряжённо заоглядывалась. На нас пялились все. Точнее на хозяйку кафе. Злым взглядом. Улыбка на их мордочках слегка угасла и была готова превратиться в волчий оскал. Все ждали, как она выкрутится. — То есть… — Ну, мне сказали, что к вам порой заезжали путники вроде нас и оставались, увидев за кровавыми полями тихий уголок. Мне бы хотелось поговорить с ними. Она замялась. Если на кого эти звери и готовы были кинуться сейчас, то на неё. Она дала брешь в обороне. Это у неё треснула маска. Жирный вторник подошёл к концу. Марди Гра пора сворачивать. — Эм… Ну… Как бы вам сказать, это немного сложно… Потому что… — Ну почему же сложно? — в дверях показался силуэт единорога. Он вышел из тени и улыбнулся. — Ведь я уже здесь.

6

— Я, наверное, первый из путников, кто сюда забрёл. Раньше здесь был пустырь. Знаю сложно поверить, но это так. Тут рос один жгучий перец, который жрать просто невозможно. Мало того, что вкус отвратный, так он обжигает и в прямом, и в переносном смысле. Короче, долгая история. Не знаю, что случилось потом… Но дела пошли в гору. Они пытаются построить тут утопичный городок. Чтобы было лучше, чем в старой Эквестрии. — Но вас найдут. Рано или поздно. Сюда забредут мародёры. А полиция сюда даже не сунется, потому что они боятся вас. Единорог рассмеялся. — Так вот почему мы патрулей не видели. Ох… Всё хуже, чем я думал. — В смысле? Он оглянулся на мойку, около которой мы внезапно очутились. Он довёл нас сюда, под предлогом просто прогуляться. — Ваша автоповозка уже готова, — он снизился до шёпота. — Вам лучше отсюда уехать. Как можно скорей. Просто залезайте в автоповозку и скорее уезжайте. Как вас зовут? — Лэйт. — Так вот, скорее уезжайте, Лэйт, пока ещё не поздно. Он был зол на меня. За то что я привела сюда дитя. За то что сунулась в этот город. Дура. Я поняла всё сразу, как только здесь оказалась. Это сказка, которая не может быть правдой. Уж точно не в резервации. Малышка, уходим. Сказала я. Все жители подошли к окнам и выглянули из своих жутких пряничных домиков. Маленькие пони побросали мячи и скакалки, а качели перестали раскачивать, и они жутко заскрипели в тишине волчьего города. Опустись сейчас туман — и я не удивлюсь появлению треугольников. Они все открыто пялились на нас. Будто мы зверушка, которую загнали в вольер и перед тем, как прикончить, сначала рассматривают поближе. Мы диковинка, которую они заманили в свои сети. Если они и выпустят нас, то сначала насмотрятся вдоволь. — Ваша повозка, — кобыла в мешковатом комбинезоне облизнула губы. — Оттёрла до блеска. Она прост блястит теперь, — она ещё облизнула губы. — Я была ну прост мега-усердна. Если ты сечёшь… ХАХ! — она откровенно пялилась на меня и была жутко близко ко мне. — Что-то не так? Я думала тебе понравится, если и я на тебя полюбуюсь… ХАХ! — она медленно начала скидывать с себя комбинезон. — Оставайся. Я знаю, чем нам с тобой заняться. — Спасибо, но, пожалуй, откажусь я. Автоповозка завелась. Могли ведь повредить управление, но всё в порядке. Ещё и полный энергокристалл зарядили. Что за хрень? Я втопила по улице и пронеслась до ворот, резко завернув. Пони вышли на улицу и перекрыли дорогу. Весь грёбаный город. Поди я и с Марди Гра не прогадала. Пони не отступали. Они облепили повозку, и мне приходилось разрезать толпу медленно давя на рычаг. Они расступались. Но пялились. Все. Дети — держа красные шарики в зубах. Взрослые — с инструментами, которыми работали в саду. Вооружившись секаторами и косами, они были небольшой провинциальной армией в ухоженных одёжках. — Мама, я не смогу убить их всех разом… — прошептала Малышка. Мы подъехали к воротам. Они были открыты. Нас отпускали. Мы могли уехать. Ещё немного. Ещё чуть-чуть. Я почувствовала прикосновение копыта на плече. Слева. Снаружи! — Уже уезжаете? — милая старушка в бледном платьишке в горошек мило улыбалась. Народ начал расходиться. А старушка всё смотрела на меня свои старыми высыхающими глазами. — Мой дорогой, — она обняла того самого единорога, что предупредил нас. Он смотрел на меня с сожалением. — Что же ты не пригласил путников к нам в дом? — Я думал дорогая, — он был достаточно молод. Весьма молод. Неужели они… — Просто побоялся задерживать их. — Ох вздор! — засмеялась она. — Милочка, не окажете мне честь присоединиться к обеду? И хорошенько подумайте! Не хочу показаться заносчивой, но, наверное, вас не каждый день приглашает мэр на обед к себе домой. Ворота начали закрываться. Видимо, выбора у нас не было.

7

Роскошный дом с деревянной резьбой, с которой тут явно переборщили. Такое чувство, будто на корабле викингов, а не в доме мэра. Хотя нет. Драккары имеют мало общего с местным интерьером. Сравнение с Катти Сарк было бы куда уместней. Нам подали чай. — Любимый! Ты не хочешь посидеть с гостями?! Мне, конечно, приятно думать, что кто-то ради любви смог преодолеть разницу в возрасте сорок лет, но, боюсь, тут что-то неладное. — Скоро приду, дорогая! — Ох, он у меня такой рассеянный, — она потеребила копытами маленькую дамскую сумочку. — Постоянно опаздывает. — Это мне знакомо, — улыбнулась я. — Странно. Ведь вы прибыли как раз вовремя, но об этом позже, — она обратилась к Малышке. — Милая моя, тебе нравится фантастика? — В смысле? — Фантастика. Малышка испуганно повернулась на меня. Это такой жанр в искусстве. Сказала я. В кино, в литературе. Ты ведь смотрела кино? — Нет. Во имя небес… — Но книжки ты ведь читала? — Да. Так вот. Если в книжке рассказывается про космические приключения, про параллельные миры, про удивительные места, которые ещё никто не видел, про летающих китов и говорящие звёзды, про влюблённые планеты и героев, что, не проливая ничьей крови, останавливают армады зла, про влюблённых, что перед самым концом встречаются вместе, чтобы напоследок посмотреть в любящие глаза и найти там любовь. Это фантастика. Малышка долго на меня смотрела. — То есть, фантастика — это то, чего не бывает? Я ничего не сказала Малышке. — Думаю, тогда… — старушка была слегка удивлена. — Мне лучше задать свой вопрос вам. — Да. — ответила я. — Мне нравится жанр фантастики. — А вы когда-нибудь задумывались над пришельцами? — Кто такие пришельцы? — поинтересовалась Малышка. — Это те, кто живут на других планетах, — ответила мэр. — В других мирах. Их частенько показывают в фантастике. — Они, наверное, странные. — Ох, да. У них порой бывают щупальца, порой множество ног или всего две. Иногда они владеют телепатией. Иногда воинственны, иногда невинно беззащитны. Дикари и удивительные учёные. Пришельцы бывают разными, — она медленно расстёгивала и застёгивала замочек на своей сумке. — Но вот о чём я вас и спрашиваю. Вы когда-нибудь задумывались над пришельцами? — Нет, — ответила Малышка. — Но сейчас очень сильно над ними думаю. — А вы? — тут мэр обратилась ко мне. — Над чем именно задумывалась? — Над тем, что, может быть, не так уж и сильно они отличаются от нас. Если так подумать, то уж слишком уж они похожи на пони. Вам так не кажется? — Это… Естественно. Пришельцы из фантастики придуманы пони, следственно в них вложены черты тех, кто их придумал, что-то у них своё, что-то от создателя. — Нет, моя милая, — мягко возразила она, — подумайте о небесах. Ведь сказано в древних писаниях, что созданы мы по образу и подобию небес. Так же авторы придумывают и создают пришельцев по образу и подобию своему. Вкладывая в них разные черты, которые свойственны пони. Есть пришельцы добрые, которые стремятся помочь всему окружающему возвысить их, расы их внешне необычны и странны для нас, а есть те, кто желают лишь причинять боль. Их расы уродливы на вид и отвратительны в побуждениях, — она сильно сжала сумочку, при этом продолжая мило улыбаться. — Авторы — демиурги. Внутри них есть и доброе и злое. Как и во всех пони. Мы наполовину ужасны и отвратительны, но есть ли в этом наша вина? Подумайте. Небеса создали нас по образу и подобию своему. Так значит… — Что значит? — осведомилась я. — Небеса злые? — спросила Малышка. Это не так! Крикнула я. — А как иначе? — спокойно спросила старуха. — Откуда в нас столько злости и ненависти, как не от нашего образа, как не от нашего подобия? Всё что вы видите, всё, что мы принесли с собой, придя на землю — это щедрое наследие небес. Все бедствия и грехи. Они выгнали нас оттуда, чтобы только очистившиеся смогли прийти обратно. Но какой смысл приходить безгрешным туда, откуда грех и появился? — Спасибо за чай, — я отодвинула кружку. Пойдём, Малышка. Я взглядом поторопила её. У нас ещё много дел, не будем злоупотреблять гостеприимством. — Уже уходите? — в комнату вошёл единорог, держа телекинезом старый дробовик. — Вы даже не видели десерт, — улыбнулась старуха. — Мы опаздываем. Не хотели задерживаться. — О нет, нет, — отмахнулась карга, она достала из своей маленькой сумочки пистолет. — Я же вам говорила. Вы как раз вовремя.

8

— Что это было? — спросила я у единорога. — О чём вы? — Удар часов. Я слышала его в городе. Один, два три, четыре, пять, шесть семь и сейчас восемь. Что это? — Ох, милочка, скоро вы всё увидите своими глазами. — Отпустите нас, — холодно сказала Малышка. — Иначе никто из вас не уйдёт живым отсюда, вы можете засомневаться или удивиться, вам может стать смешно от того что вам угрожает маленькая пони, вы можете подумать, что я делаю это от ужаса, одним словом: если вы сомневаетесь в моих словах — посмотрите на уши вашего ёбыря. На белую шкуру единорога стекала кровь. Глаза его были полны крика боли, но Малышка не позволяла ему кричать. Старуха в испуге направила на неё ствол. — Стойте! — я встала между свинцом и Малышкой. Отпусти его. Жалостливо я попросила Малышку. Единорог схватился за ухо и закричал. Старухе было неудобно, но она копытом взвела курок, не похоже, чтобы до этого момента она действительно собиралась стрелять. — Отпустите нас, — спокойно попросила я. — Мы уйдём. Она может разорвать ваши головы в одну секунду, и вы ничего не успеете сделать. Просто отпустите нас. — Вам не справиться со всем городом! — единорог прикрикнул на нас от боли, но он не был зол. Мэр успокоилась и сложила пистолет в сумку. — Безвыходная ситуация. Но ведь мы вас тут не удерживаем. Просто взгляните на то что мы хотим вам показать, а затем уезжайте, — она вытерла кровь на мордочке своего любовника и сочувственно ему улыбнулась. — Правда, вы вряд ли откажетесь от того, что мы предложим.

9

Стена из металла. Не из ржавого хлама от старых автоповозок, а из настоящего металла, какой в резервации не найдёшь. Будто по коридорам Дискавери Один бродим. Платье мэра в горошек и белый хлопчатый костюм единорога нелепо смотрелись в футуристической обстановке. Двери позади нас захлопнулись. Точнее, буквально съехались вместе. «Процесс обеззараживания». Объявил чей-то голос — не успела испугаться тому, что нас поймали в ловушку, как меня обдало паром, воняющим хлоркой и белизной. После этого двери с обоих сторон… «разъехались», и мы продолжили двигаться. Малышка прижалась ко мне поближе. Вид у неё был серьёзный, но я-то уже знала, что это Малышка так боится. — Раньше, как вам уже рассказал мой дорогой, тут был пустырь. Но если у тебя под копытом команда ведущих умов Эквестрии, среди которых инженеры, социологи, экономисты, медики и два ботаника, с которыми нам невероятно повезло, тогда создать процветающее общество можно хоть на луне. Химиков не хватало, но и без них обошлись. Под землёй располагался склад, по которому сновали два пони в костюмах химзащиты. Завидев мэра, они отчитались. — Мы погрузили удобрения. — Отлично. Идите по домам, подготовьтесь сами, — она повернулась к нам. — Чудесные пони. Когда мы высадились на пустыре, они первые приметили единственное растение, что тут росло. Жгучий перец настолько жгучий, что есть его было опасно для здоровья. Но именно они выяснили, что перец после того, как его употребят в пищу и обратно выработают наружу, превращает органические отходы в удобрение, которое поможет растить овощи даже в пустыне. Платяной шкаф в доме у ебанутой бабули был до отказу забит жгучими фекалиями. Огромные столбы коробок, в которых пряталось органическое удобрение. Его тут была целая куча, уж извините за каламбур, хватило бы, чтобы устроить в резервации елисейские поля и ещё бы прилично осталось. Город держался в буквальном смысле на дерьме, если бы не оно, то ничего бы этого не было. Это было гениально и отвратительно одновременно. Они зафигачили себе Терру Претта из навоза и сидели довольные, выращивая свежие овощи, пока остальные в пустыне давятся консервированной кукурузой и магазинской бурдой. Малышку вырвало. Деконтаминайшен ин прогресс? Видимо её совсем не прельщала мысль о том, что свежая зелень появляется из того, что она брезгает бумагой вытирать. Наверное, ей стоит рассказать об органических удобрениях и мягко намякнуть, что в мире даже спокойном не всё так шёлково и чудесно, как нам бы хотелось. — Странно. Вид крови вас не очень пугает, — цыкнула старуха. — Но это ещё не все наши достижения. — Что команда лучших умов Эквестрии делает в резервации без охраны и поддержки? За что вас всех сюда выгнали? — Это забавно, — мы прошли дальше по коридору. — Твайлайт Спаркл собрала нас всех для решения проблемы резервации. Поставлена была задача искоренить зло во всей Эквестрии и, в частности, в резервации. Мы долго бились над этим — именно мы построили Меридиан, именно мы сконструировали поле, которое не позволяет телепортироваться отсюда, именно мы придумали, как избавляться от пегасов, что решили перелететь Меридиан! — она злостно плевалась нам в морды, разбрызгивая своё негодование с лизоцимом. — И когда мы задумались о коренном решении проблемы, мы перепробовали всё, и если исключить невероятно сложное и запрещённое Твайлайт Спаркл зомбирование, то единственный способ покончить с резервацией и грешниками внутри неё — это полное тотальное уничтожение всего, что есть на этом пустыре! — Принцесса испугалась, что в лучших умах Эквестрии превалируют мысли об убийстве… — И она скинула нас с небес во мрак, забыв, что резервация когда-то была частью Эквестрии. Она провела черту, думая, что огораживает себя от бед, а вместо этого просто появилось два одинаковых по своей сути места, просто в одно над облаками, а мы торчим внизу, пытаясь уловить лучи солнца из-за туч. — И я в первый раз согласна с её решением. — Твоя дочурка готова истребить весь город, а ты обвиняешь нас в мыслях об убийстве? — У нас благие цели. — У нас тоже! Мы хотим создать утопию, настоящую, без жертв, без виноватых и без грешных. — Кто ел перец? — мрачно спросила Малышка. Повисло молчание. Стоило оглянуться назад на склад увидеть тонны дерьма и задаться вопросом, если перец так обжигает, то кто же высрал столько полезного материала. — Ещё никто не возвращался из этого городка, — прошептала я. Малышка, будь осторожней. Сказала я ей. Спешно прошла в следующую комнату и ох, блять… Измученные глаза заключённых высохли и источали неподдельный ужас. В комнате была тишина, но каждый, кто находился в ней кричал, кричал беззвучно, ибо каждому заткнули рот. Подвешенные за решётками тела кровоточили в тех местах, где верёвки впивались в их шкуру. Но не это повергло меня в ужас. Это зрелище ещё хуже, чем в сраном проекте «Повелитель». — Вы, блять, ебанутые!!! — я выхватила тот, подаренный кобылкой-рейнджером, револьвер из куртки. И сразу же взвела курок, я больная, может, но не тупая всё-таки, и лишние телодвижения могли стать моими последними движениями в этой ситуации. — Мама, что там? — серьёзность на её мордочке на секунду пропала. Я ненавидела себя за то что притащила её сюда. Надо было просто бросить автоповозку и дойти на своих четырёх. Но только не заезжать в это отвратительное место. — Мама? — голос у неё уже стал жалобным. — Все. Они. Просто. Грешники, — процедила старуха. — Вы же говорите, что мы все грешники! — я трясла револьвером во все стороны, от нервов, неопытности и ярости, но это даже производило нужный эффект, странная парочка и весь персонал жутко шугались пушки, хотя целилась я только в мэра. — Они ужасней, чем мы. У нас были благородные цели, создание утопии… Вся их утопия была в соседней комнате, которая была куда красноречивей, чем речь мелкого политикаполитика, заигравшегося в строителя нового государства. Заключённые, связанные, были там не просто в заключении. По факту они не были узниками, скорее средой для производства удобрений. Каждому там в рот запихнули пластиковые трубки намертво всунутые в их глотки. Вся в слюнях и блевоте туба была проводником. В пищевод тех ублюдков стекала красноватая масса — перемолотый перец — они обрабатывали его, чтобы на выходе получилось столь желаемое, многофункциональное, ультрафантастичное, смертельное дерьмо. К жопам была подсоединена точно такая же трубка. Разве что побольше. По данному самому что ни на есть проктопическому приспособлению стекала дрисня жизненно необходимая для постройки куда лучшего общества как считала старуха. Из задниц также хлестала кровь, у некоторых заключённых жопа была настолько прожжена, что трубка болталась. — Поэтому вы решили построить блядский инкубатор, для производства дерьма, пихая в связанных пони огонь в виде овоща?! Трупы, что валяются около города… Это всё они, пони, что вы поймали для производства удобрения, да? Их кишки буквально обжигались горячим говном и они умирали, умирали от жжения в крупе! Умирали от того, что их глотку содрало! Вы, блять, прожигали им желудки, а затем выбрасывали их трупы в пустыню, чтобы запугать других!!! И всё это ради нано-технологичного навоза?! — теперь слюной брызгала уже я. — Освободите их. Развяжите немедленно. — Освободить насильников? Может, ещё и вашу дочь к ним в клетку посадить? — Заткни, бля, ебало! Заткнись, бля, сразу, говна кусок! — Вы хотите их развязать? — Иди ты нахуй, блять! Мы уезжаем отсюда. — Нет! — она встала между нами и выходом. — Ради вашей дочери дослушайте до конца. Мы можем дать вам лучшую жизнь даром. — Мы не будем тут жить. — Вам не надо жить здесь. Помните о чём я говорила вам. О фантастике, о том, что те, кто пришёл с небес всё равно грешны, так как мы созданы по образу и подобию, так вот: мы знаем, что с этим делать. Ответ в следующей комнате, после, как выразились, «инкубаторов». Мне не хотелось, чтобы Малышка это видела. Я, наверное, самая худшая мать во всей вселенной, наверное, всё ничтожное что есть в цивилизации пони, собралось в моей тушке. Малышка заслужила лучшего. Она хоть и видела столько крови и сама разрывала плоть на части… Целью нашего путешествия было обезопасить её от ужасов мира, я затащила в самый бля пиздец. В соседней комнате была отстроена целая ферма для выращивания фекалий, в клетках сидели пони и в рот по прозрачным трубкам поступала красная смесь — перемолотый перец — а в анусы вставлены такие же прозрачные трубки, по ним стекали удобрения для утопических цветов. — Все эти инопланетяне, созданные фантастами, как бы они качественно они были проработаны, это всё те же пони. Но это выдумка. На самом деле настоящие инопланетяне на нас совсем не похожи. Они с других планет, созданы по другому образу и подобию. Они могут быть добрыми. Только добрыми. Когда вышли из помещения с говняными фермами, послышался тяжёлый стук и гул сварочных работ. — Поле, подавляющее телепортацию представлено в виде прозрачного купола, а вот пегасы получают мощный удар магией и откидываются назад в резервацию только тогда, когда пересекают меридиан, но если бы они поднимались всё выше и выше к звёздам, туда, куда их крылья долететь не могут, то они бы спокойно покинули пределы резервации. Мы не могли разрушить свои же собственные приспособления для защиты старой Эквестрии и поэтому воспользовались лазейкой. Мы построили аппарат, который унесёт нас к звёздам. — Не может быть… Но это было перед моими глазами. Фантастика перетекала в повседневную жизнь. Как однажды вновь появятся суперконтиненты, так и две несовместимые области жизни соединялись вместе — выдумка и реальная возможность. — Как я говорила, мы можем построить процветающее сообщество хоть на луне. Подумайте: никаких преступлений, никаких грехов, даже понятия греха не будет, мы смоделируем лучшую мораль для народа, какую только сможем подобрать. Это была не просто ракета, это был нравственный межпланетный титаник на тяге из малинового желе. — Нет. Вы не можете… — Можем, милая. Можем. — Но все проблемы перетекут обратно. Рано или поздно появится классовый конфликт и пони опять начнут грешить. Вас не просто так сюда скинули! — Не будет классов. Мы позаботимся об этом. — Социализм, сохраняемый тоталитарным режимом? Чудесно. Знаете, что… Вы сегодня сравнили авторов с небесами, будто и те, и те в состоянии создать мир, и винить себя в своих грехах бесполезно, ведь мы созданы такими, так вот: я, может, удивлю тебя, но ты, ебанутая старая карга, ошибаешься. Только последний долбоёб сравнит автора с демиургом. Автор — кристалл, который чувствует свет окружающего мира и пропускает его через себя, пропускает всё, что есть в мире, через себя, всё дерьмо и гниль и всё светлое, доброе, искреннее, что есть в этом мире, и направляют искажённый свет на нас, чтобы мы лучше увидели, что же есть в нашем мире. И между небесами и автором, к счастью, есть великое различие. Небеса могут сделать то, на что авторы никогда не будут способны. Небеса просто очень добры и наделили своих созданий, созданных по чудесному образу и подобию, они наделили, наделили нас волей. Я помолчала. — А вы решили построить утопию, забрав волю. Вы - полная противоположность небесам. Вы ад. Вы сатана. — Уезжайте отсюда, — процедила она.

10

— Да что это, блять, за дерьмо? Старуха подошла к консоли, нажала на кнопку. Её дряхлый голос кряхтел здесь и гремел снаружи. По системе громкоговорителей она объявила, что начинается обратный отсчёт и все жители Квайет-Спрингс должны занять свои места на корабле.

10

— Мы вознесёмся. От греха. И добродетели. Так далеко вверх, где нас никто не найдёт. Мы наконец-то станем свободны. Мы вознесёмся, пока вы гниёте здесь! А теперь проваливайте отсюда! Проваливайте! — Стойте, - единорог впервые перечил своей любовнице. — Вы ведь не врали насчёт вашей дочери? Она сможет уничтожить город? — Дорогой, это совсем… — Заткнись, бля! — он нацелил дробовик в её сторону, а затем обратился к нам. — Это так или нет? — Если они не окружат нас так быстро и не будут так организованы… — Малышка призадумалась. — Да я смогу убить каждого. Больше единорогу и не понадобилось. Он развернул пушку в сторону персонала — костюмы химзащиты протекли подобно пакету с дешёвым вином. В конце концов он отбросил дробовик. — Дорогой… — только и успела вымолвить она.

9

— ЗАТКНИСЬ, СУКА!!! Он швырнул этот старый мешок — у меня дурное чувство юмора — с дерьмом в другую сторону комнаты, она рассыпалась моментально, но была слишком злой сволочью, чтобы сдохнуть сразу, не попытавшись наговнить ещё больше. — Дорогой… Она произносила это и пыталась открыть сумочку, где был спрятан её личный пистолет, но единорог выхватил пушку телекинезом и начал толочь кости рукояткой. — За твою СЛАДЕНЬКУЮ пизду… В ней даже не было крови, слишком слабая, чтобы умереть, она приходила в шок от монументальных ударов. — За каждый раз, как ты лапала мой круп! Как только она свыклась с рукояткой, он пнул её, чтобы убедиться в том, что ей больно. Она буквально сдувалась, лишь скелет потряхивал, да воздух выходил из неё со старческим пердежом. — За все унижения! У власти этого никчёмного города стояла ещё более никчёмная старушенция. Но, тем не менее, из всех жителей резервации они добились самого высокого технологического развития. Падение состоялось за пару секунд. Чем быстрее гоните, тем лучше нужны тормоза. Тормозов в этой комнате ни у кого не осталось. — ЗА ТО, ЧТО НАСИЛОВАЛА МЕНЯ!!! Малышка вопросительно посмотрела на меня. Всё было очень просто — ему опизденел кислый крыжовник.

8

Единорог не остановился, пока не оторвал её голову. Кожа на шее порвалась, как старая сухая тряпка, а кровь была лишь на белом костюме единорога. Он отдышался. Подошёл к консоли. — Жители Квайет-Спрингс, с глубочайшим сожалением сообщаю вам, что наш мэр мёртв от копыт двух приезжих пони. Они сейчас пытаются покинуть город. Помешайте им любой ценой. — За что?! — Я повредил топливные баки несколько дней назад, и несколько тонн топлива превратились в взрывчатку; как только обратный отсчёт закончится - этого города не станет. — Нас-то тогда зачем было подставлять?! — Я решил, что мгновенная смерть от взрыва слишком милосердна к тем ублюдкам. — Там дети… — Теперь это ваши проблемы.

7

Нужно спасти детей, чьи родители пытаются проткнуть нас вилами. Половина населения ломится на ракету — вторая половина ломится сквозь деревянные ставни дома мэра, чтобы распотрошить нас. При этом под землёй находится несколько килодерьмотон фекальчатки. Малышка вышла на середину комнаты. Оглядела ситуацию… Скальп не разлетался повсюду — окровавленные гривы цеплялись за перила, ставни, решётки, а порой застревали между половицами. Народ всё полз и полз с ужасом осознавая, что та странная тёплая жижа под их копытами — это мозги из соседей и членов семьи. Центры дыхания, поля Бродмана и та маленькая штука, ответственная за желание сношаться. Всё было у их ног. Весь мир пони был у их ног. Мир этот состоял из пудинга.

6

Из дома нужно было выбираться. Спасти детей оставалось всё меньше шансов. Можно побыть сукой и посоветовать им забраться в холодильники — авось прокатит. В нас пару раз кинули ножами, но Малышке это жутко не понравилось. После того, как жеребец не смог достать нож из ануса, он отступил. Многие испугались в этот момент. Пара упёртых ринулись с пеной изо рта сквозь двери. Малышка разорвала их колени — тряпичные куклы продемонстрировали чудеса инерции и впечатались в стеклянный шкаф с сервизом. Такой у бабулек всегда есть. Фарфор из глаз, интересно, сложно выковыривать? Народ, вроде, расходился, как вдруг мы услышали звук цепной пилы…

5

БЕГИ СКОРЕЙ. Кричу я Малышке. А сама при этом позади неё. Больные, блять, уроды. Больной, блять, коммунистический строй! Десяток единорогов, перехватывающих пилу телекинезом, гнал нас по городу. Убей одного — вкрутят другой винтик. Моя короткая стрижка и солнечные танцы моей Малышки намекали на то, что, похоже, здесь мы и встретим конец, но нет уж. Мы-то точно переедем в страну, где живут кенгуру. А Малышка просто остановилась. БЕГИ СКОРЕЙ. Повторяю я. — Мама, ты мне веришь? Все хотят изменить мир. Все хотят сделать его лучше. Все хотят попробовать. Но никто не хочет умирать. Да. Говорю я Малышке. — Тогда беги на них и не останавливайся. Не останавливайся, а то умрёшь. Ох, БЛЯТЬ… Их глаза выстреливали, как старый лёд из пневнопушки. С брызгами. Кровавыми брызгами. Слепые сумасшедшие с цепными пилами спотыкались и втыкали своё орудие в самих себя, в своих товарищей. Малышка не могла их всех убить, но маленькие шарики, обеспечивающие девяносто процентов информации об окружающем мире, она лопала на раз-два, будто пузырчатую упаковку. Мы проскочили сквозь всё это. Сквозь ад и пламя, сквозь искры и расколотые черепа, сквозь чужой гнев зомбированного стада. Ослеплённые гневом, они уходили вбок и натыкались на оружие своих же товарищей. Лезвия с ужасным стоном проникали в черепные коробки, и, поверьте мне, это их убило. Они не встанут и не попытаются угнать «Перехватчик». Кишки проматывались и застревали, а если повезло, то их интестинум выстреливало с лезвия, как из тенисной пушки, и день был особо удачным — один придурок умудрился выжить после соприкосновения с инструментом для распила древесины, потерять свой чулок с дерьмом, а затем запутаться в нём, запнуться и угодить башкой всё на ту же пилу. А после я закрыла глаза. Животные крики и звуки сырого мяса, накинутого на острый вентилятор, ох да, а ещё тактильные рецепторы… То же самое мясо с вентилятора, только у меня на шёрстке. — Мамочка, всё в порядке. Я так устала и смогла получить небольшую передышку. Огляделась. Посреди ухоженной улочки, покрытой теперь кровью и дерьмом, расположилось кладбища долбоебизма с надгробиями в виде цепных пил. Это она и называет "в порядке"?

4

Нас больше не трогали. Похоронный марш проходил сквозь нас. Огромная толпа пони, таща за собой раненных и убитых, все они шли к ракете. С кровью на красивых старомодных платьях. С изодранными шкурами, все в пыли, волоча за собой трупы старых грехов. Все они шли к ракете. Словно рассекая поле кукурузы на старом пикапе, мы кричали о том, что их это убьёт. Но кто будет слушать, когда видит лестницу на небеса? Мы старались увести детей. Но никто не отдал своё чадо. Брать силой мы их не решились. И, наверное, зря. А может, и нет. Куда мы их денем? Как я буду смотреть в их глаза, пока в них отражается пламя, где гибнут их родители? Это вторая соната. Вторая. Запомни. Лэйт. Пока не поздно. Прошу тебя. Мне оставалось лишь закрыть глаза и слушать. Их шёпот. Их мысли. Свобода и добро. Добродетель и освобождение. Туманность Андромеды не была враньём, но указательные знаки перевернули, как в глупых комедиях, и это привело к самым трагичным последствиям. Мне остаётся лишь втайне радоваться, что этот экспресс пустили под откос.

3

— Теперь мы будем с тобой резвиться! Ночь и ночь, и ночь, и ночь и ночь… Откуда у автомойщицы гарпун? Нахрена ей гарпун. Она что, охотник на китов?! Охотник на блядских китов?! Отъебись, я ведь не Моби Дик!!! Я скорее блядский Сиа Шеферд!!! Цепь потихоньку сматывалась, и меня тащило к ней. Малышка свернула за угол, когда меня подкараулила эта жопа. И честно сказать, меня всерьёз волновал сепсис. Мне, вроде, кость раздробило, или я преувеличиваю? Было адски больно. Будто в гипоталамус тыкали иголкой, били при этом ногами по промежности, а викинги опускали меня в бочку с мочой. Я выхватила пистолет. Автомойщица на секунду сдрейфила. — Ты не выстрелишь, — вдруг произнесла она шёпотом, а затем крикнула. — Ты не выстрелишь! Гарпун продолжал пытаться намотать цепь. Блять. Я убрала пистолет, это была не та ситуация, в которой стоит сжигать заживо свой шанс на счастливую жизнь с Малышкой. Честно сказать, и в старуху-то я не выстрелила бы. Автомойщица тем временем скинула комбинезон и расставила ноги. Ну, начинается… В последнее время пошла какая-то мода на дряблые вагины, чесслово. Поди, раз в год все их обладательницы собираются на пуддингокон и хвалятся, чья пизда обладает бо´льшими способностями к дрЯблингу. Это, блять, просто отвратительно. — В этот раз тебе придётся почистить кожаную обивку! О нет… Я схватилась копытами за асфальт в попытках удержаться, как увидела маленькие ножки своей дочери. Резким движением она выдернула гарпун из моей ноги. Как дуплетом в упор стрельнули — мою ногу буквально разорвало. От неё осталось кровавое месиво, и теперь от кости точно ничего не осталось. Я корчилась на окровавленном асфальте от животной боли, а моя дочь прошла мимо, не обращая внимания. Телекинезом выхватила гарпун. Перезарядила. Автомойщица не догадалась сдвинуть ноги. В одно отверстие вошёл — в другое вышел. Автомойщица была похожа на неопытного факира шпагоглотателя, который всё сделал через жопу. Малышка стояла подле — изо рта капала пена. Только потом услышала её плач. — Мама, я… Прости меня… Всё в порядке. Сказала я. У меня получилось хреново озвучить эту фразу, потому что меня корчило от боли и мне, признаться честно, хотелось умереть, лишь бы прекратить эти страдания. Малышка подбежала ко мне. — Когда она подстрелила тебя, я… Мне хотелось её страданий… Прости, мама… Я знаю. Сказала я ей. Ты умница. Она ревела над моей жутко выглядящей раной и слёзы дитя смешивались с кровью матери в реку, которой быть не должно. Ни в одной стране, ни на одной планете. Она тяжело дышала… «Я… Я… Я… Я…» Отрывисто набирала воздух и не выдыхала. Истерика посреди города каннибалов и насильников. Моральных. Моральных каннибалов и насильников. Мы знали, куда направляемся, только не знали, насколько верно было подмечено. Самое страшное? Я не врала. Я считаю её умницей.

2

Грязная тряпка, что обмотала мою ногу, была чем-то вроде крышки от кетчупа — вроде, и не даёт красной жиже вылиться, но сама уже вся испачкана. Город выглядел по-жуткому опрятным, если говорить о тех местах, где нас не пытались убить. Вполне возможно, что теперь здесь можно устроить. Малышка вышла открыть ворота, чтоб скорей убраться отсюда. Возможно, странно это слышать, но я ведь не верю в ерунду про то, что если что-то построено на костях, то это ждёт ужасный конец. Просто если ты пытаешься колонизировать Луну с помощью дерьма, которое высрали пленённые тобой ублюдки, то вполне ожидаемо, что такая цивилизация обречена захлебнуться в экскрементах. А если просто прийти на землю, где подохла куча пони, и попытаться начать жить, то почему бы и нет. Эта земля не проклята, не будьте идиотами, тут не витают духи раздора и прочего-прочего. Да, я, конечно, верю в высшие силы, но нельзя постоянно сбрасывать с себя ответственность. Иногда дерьмо происходит, потому что есть больные ублюдки, обладающие полным набором безнравственного говноеда, и они идут на любые мерзости по одной простой причине — они ублюдки. И винить в этом небеса зазорно. Есть ублюдки. Они так воспитаны и их можно пристрелить, если вам от этого легче. А бояться строить город на чужих костях и трупах, в чьём умерщвлении вы не виноваты, это глупо. В конце концов, наша планета - это одна большая могила.

1

На кости, лежавшие по бокам, будто обратно нарастало мясо. Животные, чуя беду, удирали вместе с нами, единственными, кто ещё имеет шанс спастись из того ада. Койоты бежали наравне с автоповозкой, пересекая наш путь. — Мама, смотри! Огромная ракета взмывала в воздух. Что за хвост?.. Автоповозка скрипнула, очертив на дороге чёрную полосу наших неудач. Мы вышли из повозки, глядя на поднимающуюся к небесам колонию недостойных пони с ещё совсем невинными детьми. У него не получилось. Сказала я Малышке. Все они заселят Луну и, что хуже всего, вряд ли они там останутся. Ужасно злые на старую Эквестрию, они вернутся, и тогда… Ох, блять! В повозку! Крикнула я Малышке. Она уже залезала на заднее сидение. Блядские животные. Вообще не ошибаются, если вам хоть ректор МИТа пытается доказать, что всё будет оки-доки-локи, а животные сваливают — СЪЁБЫВАЙТЕ ОТТУДА НАХУЙ!!! Огромный корабль, который вместил в себя целый город и кучу топлива и невероятное количество оборудования для колонизации, превратился в динамитную шашку размером с самомнение самого Чехонте. Только вот вместо нитроглицерина она была нашпигована дерьмом, которое, в отличие от летательного аппарата продолжало стремительный полёт. В нашу сторону! Топить энергию было бесполезно. Над нами повисли тучи, огромные ненастные тучи фекалий, готовые обрушиться в любую секунду. Я остановилась, сняла куртку и укрыла ей Малышку. — Мамочка, осторожней! Накрыла голову своими копытами… Когда тьма отошла и засияло солнце — всё вокруг было в дерьме. Знакомый плакат теперь был виден с обратной стороны — измазанное в черкашах счастливое семейство махало копытами и желало нам «Удачного пути». Съездила, блять, повозку помыть. Сказала я это вслух. Малышка поникла. Кроме смеха: как бы много раз я ни произнесла "дерьмо" — всё было правда дерьмово — ведь в этом дерьме была примесь разорванных взрывом тел маленьких пони, которые умерли из-за ложной надежды, нежелания жить в мире ультранасилия и, как следствие, тупости своих родителей. Именно от родителей дети страдают больше всего. Ужасное желание уберечь их. Всё из-за него. Ну, нас теперь хотя бы за своих примут. Сказала я Малышке, скидывая какашечный шматок с зеркала заднего вида. Я слегка усмехнулась. Мы двинулись дальше. — Зато мы выбрались из ада, — робко сказала Малышка. Я помолчала. Только из одного круга. Сказала я Малышке. Малышка помолчала. — Мама, ты на меня злишься? — вдруг спросила Малышка. Нет, милая. Сказала я Малышке. — Я тебя расстроила? — спросила она. Нет, милая. Сказала я Малышке. Просто мне жаль, мне правда жаль, что я притащила нас сюда. У меня была мысль… Была мысль просто ограбить кого-нибудь. Забрать чужую повозку. Я осознавала, что это менее опасно и куда быстрее, но мне хотелось показать тебе правильную сторону. Думала… Думала, будем ехать сейчас, не сделав ни единого выстрела, думала, ты сожмёшь кишки самому главному и прикажешь вымыть нашу повозку, а затем мы уедем. Мы бы ехали здесь, и я бы сказала. «Хэй. Смотри, как здорово получилось. Никто не пострадал, потому что мы не струсили и проявили храбрость. Не стали отбирать чужое, а ринулись в пекло и проявили храбрость. А ведь могли угнать чужую повозку у добрых пони. Но мы поступили по-доброму. Именно так и надо поступать». И посмотри, что теперь! Они все умерли… Весь город, и все превратились в фекалии. Это глупая метафора? Это метафора о том, что всё насилие скатывается в дерьмо и тянет за собой невинных пони, детей… Это метафора?! Метафора?! В этом есть какая-то мораль? В дерьме, неужели есть какая-то мораль, мораль во всём произошедшем?! И ты это всё видела и сама убивала, а я ведь… Я… Она обняла меня. — Прости меня, мама, — она ревела вместе со мной, и мне было так стыдно, что она чувствует себя виноватой. — Я правда… — Малышка постоянно шмыгала. — Пытаюсь быть доброй, но в резервации, даже когда не хочется убивать, всё равно приходится, в резервации так сложно быть доброй… Дикий приступ боли в ноге заставил прикрыть на секунду глаза и повернуться в сторону. Затем открыла глаза. Передо мной поле. Пустое поле без единого растения, лишь колючки да жестокие сухие ветки. Здесь ничего не растёт. Ничего. Так как здесь должна расти Малышка? У тебя всё будет замечательно. Сказала я Малышке. Ты будешь самой доброй пони. Я тебе обещаю это. Она успокоилась у меня на плече. Редкие оставшиеся слёзки высыхали в солнечных вспышках не то злости, не то милосердия, а уставшие красные от лопнувших капилляров детские глаза отдыхали от окружающего мира — вскоре так она и уснула. Смешанные чувства. По сути, мы тоже стремимся к своей луне. Револьвер в кармане моей куртки был холодным. У меня был проход в старую Эквестрию, а Малышка… Она всего лишь маленькая пони, её ещё можно было спасти. Стараясь уйти в другое место… Нужно смотреть и чувствовать, что в твоём сердце. Именно это ты возьмёшь с собой. Что бы ни говорила мэр она, имея такую невероятную поддержку в виде самых умных пони, не придумала ничего лучше, чем старое злое «отбери у других под красивым предлогом». Маленькая кобылка поступила лучше неё, даже под угрозой смертельной опасности. И самое главное — Малышка сожалела. Когда она уйдёт отсюда, выберется из резервации — её доброе сердце расцветёт. Но повозка да поля вокруг всё ещё были в говне, самой мне тоже не мешало помыться. Я оглянулась и улыбнулась. Земли теперь стали плодородными. Здесь вскоре будет прекрасное место.