О чём умолчал Куколь

      Началась эта история тихим семейным ужином: граф и его сын мирно досасывали свидетеля Иегова, как вдруг Герберт решил признаться отцу в намерении жениться.       В целом, граф уже давно ждал этих слов: мало ли, вдруг сынишка остепенился и сменил ориентацию, хотя, что сказать, женитьба у вампиров — дело крайне редчайшее, но скажите, часто ли вы видите геев вампиров? Да? Ну ладно… в общем, тут граф надеялся на худшее — хотя куда хуже, и решил дослушать сына до конца.       Но лучше бы он этого не делал, ведь единственной особью мужского пола поблизости был Куколь. По всему выходило, что и этого мальчишку, возлюбленного Сары, надо как-то заманивать в замок.       Что, к слову, думал Куколь? Наверное, как и обычно — что-то непонятное для вампирского разума. Ну, а заманить мальчишку — дело было плевое.       Мальчишка, ясное дело, побежал бы за профессором, побежавшим за Сарой, а выманивать Сару граф отправил Куколя (заодно, чтобы не смущать сынулю). Но недососанный свидетель переродился, провозгласил себя дочерью-тещей Куколя и отправился оберегать горбуна от всякого разного.       Внезапно для всех этим самым свидетелем оказался ни кто иной, как Грелль Сатклифф. Вид дочери-тёщи вырвал из груди графа стон, подобный «А-а-а-э-э-э-ы-ы-ы», на что красноволосый незамедлительно отреагировал криком:       — Родственничек! Дратути! — и улыбнулся аки Чешир, скрещенный с акулой.       — Приветики! — радостно отозвался Герберт, несказанно радый тому факту, что в замке появилась попка прелестнее, нежели у Куколя. Грелль, однако, в момент разрушил планы клыкастого Леголаса, обняв его и истошным воплем:       — Сынуля!       Герберту оставалось только охуевше таращиться на отца. Отцов.       Тут надо отметить, что у Куколя имелась суперспособность, о которой он умалчивал в силу ее абсолютной дерьмовости, и еще потому что не умел говорить. Заключалась способность в том, что люди и нелюди, общающиеся с Куколем обрастали жутчайшей паутиной родственных связей. Все, кроме семьи фон Кролоков, потому как они сжирали всех, кто появлялся в их доме и срать хотели на то, что это их семья.       Разумеется, Грелль тоже об этом не знал — влюбленность в Себастьяна вышибла ему мозги, ну и краска мадам Ред. Но, вид сынишки и мужа видно, вернул былую память, и тот заобнимал обеих, явно не глядя на их охуевшие лица.       Отец же Грелля, обделенный обнимашками, яростно заплевал весь замок, но, поняв, что ему же это все теперь и убирать, схватил сапоги и побежал за Сарой.       Грелль тонко намекнул тем временем сыну, что графу и ему надо побыть наедине, а потому Герберту, от нефиг делать, пришлось петь «получи в глаз лопатой».       Граф уже и сам был готов отбиваться от Сатклиффа лопатой. А что ещё делать? Куколь сбежал! А у него никогда и не было чувств к этой истеричке. И сосать из него больше нечего! Граф решился на отчаянный шаг.       — Раз ни в ком из нас нет крови, — высокопарно заметил он, — значит, не будет кровосмешения. Значит, нет никакого инцеста. А сын наш явно изящнее меня. Иди и выеби его.       Грелль явно только и был рад это слышать — все равно Себастьян не мог дождаться совершеннолетия Сиэля, а Уильям… Ну, это Спирс. А потому тут же побежал за Гербертом, который уже пытался «дружить» с Альфредом.       И вот тут-то настал пипец. Потому как во вкусе Грелля как раз были не особо эпатажные парни, а двух истеричек на одну пару будет многовато. Так что Сатклиф принялся словно похотливый павлин обхаживать Альфреда.       Пипец заключался в том, что сначала Альфреда у Герберта отбивал один отец, теперь другой. К счастью, до Герберта ещё не дошла информация о том, что граф приходится Альфреду матерью, а до Грелля — что отец вовсе не он.       Ну, а Альфред в принципе не понимал, с какого хуя его обхаживает крашеная Кончита с акульими зубами — спасибо, что в один ряд, — а Герберт истерит больше обычного, но, право, откуда знать студенту, как истерит вампир. Он в принципе бы предпочел, чтобы его обхаживала Сара, но Сара сейчас обхаживала графа, что, в общем-то, тоже не давало результата.       Сара никого не обхаживала, валялась себе в ванной с мегагубкой. Ну и пусть себе там лежит до финала.       Стараниями Альфреда Герберт немного пришёл в себя. Студент, немного почитавший книжек со стихами по психологии, взялся лечить вампира. Тут и выяснилось, что у бедолаги раздвоение личности, постольку поскольку красные волосы чёрта с два получиться нормально обесцветить, и Герберт недокрашенный, потому и бесится, потому у него и две личности, одинаковые, но у одной всё ещё красные волосы, а у второй — воплощение мечты — белые. Поняв и приняв это, Герберт понимает и то, что на ужине его единственный отец сосал именно его.       Окончательно убедиться в том, что у Герберта раздвоение личности, помогли наполовину акульи зубы и бензопила в его покоях. К тому же, откуда-то появился Сиэль, орущий о белых волосах на своём костюме и о том, что Себастьян стал вампиром и ведет странный «дневник смерти».       Разобраться с отцом психопат решил немедля. Но граф вломился в комнату сына сам, заявив, что тот все перепутал, и это он должен быть дочерью — тещей Куколя, а потому вот фата и пора им двоим под венец.       Куколь, загримировавшись Сиэлем, замычал, чтобы все шли нахуй, и Альфред решил, что пора валить по хорошему.       А потом они потрахались.