Провал.

      Я смотрю прямо перед собой, и не вижу выхода. «Эта ситуация случайность, этого не должно было произойти», — повторяю я себе раз за разом, но сам не в силах поверить себе. Убеждаясь с каждым годом в своей роли — роли хладнокровного подлеца — я перестал быть настоящим. Всё, что мне остаётся сейчас — наблюдать. Наблюдать за тем, как низко я пал — стал куклой в руках семьи, и как жалок я сейчас. Порой мне кажется, что этот бешеный круговорот жизни никогда не закончится, но как-же трудно осознавать, что только один взмах волшебной палочкой может этот самый круговорот прекратить. Правда чужой.       Я не знаю, как давно это началось — тогда ли, когда я был поставлен перед фактом своей сущности, или когда я узнал, что мой отец — пожиратель смерти. Возможно, ведясь на поводу страха и личной выгоды я теперь стою здесь, но мне отвратительно это. Я сам себе отвратителен. Я ужасен. И я так спокойно это принял. Да, действительно бесхребетный. Унижающий окружающих, слабохарактерная марионетка. Я слышу тихий шепот, подталкивающий меня к реализации их планов. Шепот становится слышен с разных сторон. Он окутывает, убаюкивает своей монотонностью и убеждённостью. Вскоре я прекращаю его слышать, и начинаю ощущать. Ощущаю каждую тихо сказанную фразу, пробирающуюся вдоль всего тела, медленно связывающую руки в путы, обвязывающую шею тугой петелью безысходности. Мысли расплываются… «Убей… Убей… Убей…» — всё, что сейчас овладело моим разумом. Неужели это и есть конец чей-то жизни? Неужели жизнь заканчивается именно так? Хотя какой смысл размышлять сейчас об этом, если на моём счету будет намного больше пролитой крови, умоляющих криков, ужаса в глазах? Единственное, что может сейчас удивить — так то, что ничего этого я не замечаю сейчас. Передо мной никто не стоит на коленях, не умоляет пощадить. Кровь пока не пролилась, но я знаю, что это должно произойти. Ужас в глазах сейчас только у меня — человек напротив, что должен выступать в роли жертвы, спокойно смотрит прямо на меня. Почему эта тишина так оглушает? Возможно, я жалею, что не наблюдаю никаких признаков паники или замешательства? Но это ли было моей целью? Да и жертву напоминаю больше я — дрожащие руки, окутанные изобильной влагой покрасневшие глаза, ноги, на которых я чудом стою сейчас начали уже подкашиваться.       Я понимаю, что не могу сделать этого. Я не могу убить. Я не смогу называть себя убийцей. После одного слова, слетящего с моих губ, после взмаха рукой, до боли сжимающей волшебную палочку, путь в прежнюю жизнь будет перекрыт, а сама линя жизни будет перечёркнута на «до» и «после». Я с ужасом принимаю тот факт, что того самого «после» у меня может и не быть. Я отказываюсь принимать тот факт, что «после» у меня может не быть. Я истерично ухмыляюсь мыслям о том, что из-за одного мертвого человека моя жизнь перестанет быть нормальной. Я до ужасного жжения в груди не согласен с тем, что смерть забирает не только жизнь постороннего человека, но и моё самовосприятие. Это не правильно. Этого не должно быть. Этого человека не должно быть… Медленно поднимаю взгляд, давно безумный, застывший на моём искаженном в ужасной гримасе лице, и уже не в силах продолжать ту длинную, витиеватую мысль, подталкивающую меня к совершению того, что предначертано для меня. Только для меня… «Он выбрал меня! Мне не нужна ваша помощь!», — сразу именно эта сцена всплывает в почти отключенном сознании. О чём я думал в тот момент, когда кричал это? Неужели гордился? Нет, скорее боялся. Боялся наступление этого дня, этой минуты, этого мгновения. Но вот сейчас я здесь. Сейчас всё решится. Сейчас. Только я. Этот момент только для меня. Этот миг перед решением чужой судьбы, миг, полный ощущения власти над другим человеком. Вот именно этого я столь желал такое длительное время. Именно этого так трепетно хотел на протяжении многих лет. Этого так добивался. И именно это привело меня сейчас к такому исходу.       Чувствую, как по левому виску скатывается холодная капля пота. Наверное, из-за контраста потеплевшей кожи и холодных капель, что уже градом скапливаются и скатываются по лицу, так сильно у меня болит голова. Наверное… Наверное, всё-же стоит что-то сделать… А шёпот всё так же продолжает сводить меня с ума. Не пропуская ни одну мысль, моя голова забита лишь одним словом — «…Убей…». Я потерялся в этом сумасшедшем водовороте, засасывающем меня всё глубже, поглощая полностью и не давая возможности выбраться наружу, вдохнуть свежего воздуха осознания происходящего, осветить мысли в уставшей голове, передохнуть от такой однообразной и суровой реальности. Но вместо этого я продолжаю падать в эту бездонную яму одиночества, где никто не придёт за мной. Теперь я ничего не слышу — теперь передо мной только лишь ослепляющая темнота, оглушающая тишина. Терпения остаётся всё меньше. Я буквально могу слышать, как рушится моё представление о нашем мире. Мире чистокровных. Именно в этот момент у меня появилось странное желание, не свойственное роду Малфоев в принципе. Сейчас, именно сейчас я хотел бы… Просить прощения. Просить прощения у всех — у той, кого я долгое время унижал из-за её происхождения, у того, кого я так же ставил намного ниже себя из-за материальной недостаточности и сплошной чёрной, как мне казалось, полосы по жизни. Мне бы хотелось извиниться перед тем, кто сейчас стоит передо мной.       Я что-то кричу силуэту напротив. От полной беспомощности. От осознания и принятия того, что я беспомощен. Истощен. Мне бы хотелось оказаться на его месте. Я готов отдать абсолютно всё — вплоть до социального статуса — чтобы сейчас не я стоял с палочкой в руках. Чтобы не я определял конец жизни человека. Чтобы не я сейчас пьянел от дурманящего свежего воздуха. Чтобы не в моей голове господствовало одно слово — «Убей». Я изучил его досконально. Я не хочу быть убийцей. И я не хочу быть убитым. Я хочу нормальной жизни. Я хочу писать на каникулах родителям домой. Я хочу, чтобы на уроках на меня порой ругались преподаватели за отвратительное поведение. Я хочу заводить друзей и влюбляться, а не жить с внушенной с детства иерархией. Я хочу соперничать с другими факультетами. Я хочу быть… Обычным? Да. — Чего ты ждёшь?! — Ну же! — Убей… — Убей… — Убей же… Нет, замолчите все! Я не хочу ничего слышать! Мне плохо, мне ужасно, меня выворачивает от одного только взгляда в зеркало, зачем вы делаете из меня убийцу? «Потому что ты сам хотел стать убийцей…», -шепчет подсознание. И оно совершенно право. Никогда не задумываясь об ответственности своих поступков, я всегда плыл по течению, мечтал о делах… Великих, но ужасных делах. Я ставил себе в идеала самого Тёмного Лорда. Тот-Чьё-Имя-Нельзя-Назвать выбрал меня, и это была честь для меня. Какой-же я всё-таки был глупец. Так просто повелся на поводу у могущественнейшего волшебника всех времён… Хотя о чём я? Самый могущественный, самый лучший волшебник сейчас стоит прямо передо мной — на смертном орде. Не убегая, не прячась, даже не пытаясь защититься — просто стоит, и ждёт своей участи. Давно ли он был осведомлён о будущем? Знал ли, что умрёт от рук своего ученика? Но почему ничего не предпринимает? Было бы намного легче, если-бы он начал что-то говорить. Кричать, отбиваться, даже использовать запрещённые заклятия — что угодно, только не стоять вот так… — Драко? Вперёд. — почему это так пугает? Почему этот сумасшедший ничего не делает? Он может даже спокойно трансгрессировать. Почему же стоит? В чём подвох? Надеется на мои угрызения совести? Нет, этого не будет! Я не тот блюститель морали, которого вы привыкли видеть в тех придурках, ошивавшихся рядом с Грейнджер!       Я не в силах даже разозлиться. Я могу только продолжать падать в эту черную дыру беспамятства и сумасшествия.       На раздумья даны жалкие мгновения, но этого должно хватить. Я чувствую непоколебимую стойкость человека передо мной, и свой страх. Я не в силах поднять голову и посмотреть в глаза, что смотрят с таким спокойствием на меня. Однако, в жалких попытках преодолеть сомнения, страх, и подступающий к горлу ком, я всё-же делаю это. Смотрю вперед, где под лунным светом уверенно стоит Дамблдор. Смотрю… И опускаю палочку…