Пиявка

Проснулся Рамси даже раньше будильника. В голове был полный сумбур, и он не сразу понял, как Желтый Перец оказался в его постели. Рамси выглянул в окно — небо над двором-колодцем серело бледным рассветом — и растолкал приятеля. — Вот, одевайся, — он сунул Дику свои вещи. — Да не тормози! Где вы с Кислым собирались встретиться, ну, насчет денег? — Каких день... а-а, — Перец совсем плохо соображал, но зато и не удивлялся, зачем ему джинсы Рамси взамен собственных штанов. — Знаешь, а он не сказал. Он сказал только, что принесет, и все. — Козел, блин, как ты вообще еще живой? Тупица... — Рамси отвесил ему слабенький подзатыльник и в задумчивости огляделся. — Ладно, на билет я тебе дам — только рот закрой, задрали уже твои «спасибо». Кислый потом вернет. Куда поедешь? — В пригород, к бабушке, потом к брательнику, если пустит, — просипел Дик, натягивая куртку. — У него типа свое хозяйство... так, по мелочи, но там неплохо. Приезжай, в сезон сможем поохотиться. — Да уж, — хмыкнул Рамси и полез в ящик стола. Перец сам превратился в дичь, но от трех стаканов виски, похоже, обо всем забыл. Только бы его не осенило насчет пакетика; Рамси отсчитал деньги, накинул десятку сверху и, пока Перец застегивался, сложил в сумку вчерашние булочки и лимонад. — Слышь, а... отлить можно? — робко спросил Дик. Рамси впихнул ему в руки купюры и мешок. — Большой мальчик, сам разберешься. Если мать тебя увидит, то вызовет легавых, так что давай, вали отсюда. — Перец молча кивнул и, озираясь, следом за Рамси прокрался к лестнице. Он спокойно вздохнул, только когда Дик скрылся в соседней подворотне. Идти досыпать уже не было никакого смысла: Рамси выкурил сигарету, выкатил под арку мусорные контейнеры, прогулялся до станции метро и почитал заголовки в круглосуточном ларьке. На первых страницах, как и ожидалось, царил Грегор Клиган; Рамси наскреб по карманам мелочь и купил газету. Только вернувшись домой он сообразил, что стоило избавиться от шмоток Перца. Бросив газету в прихожей, он сгреб грязную одежду и обувь и побежал обратно к арке — как раз вовремя, уборщики уже сбрасывали его мусор в машину. Рамси угостил их сигаретой и оттащил пустые контейнеры на место. Теперь о ночевке Дика напоминало только кое-что, спрятанное кое-где, но об этом Рамси не собирался никому сообщать. Когда он снова поднялся в квартиру, оказалось, что мать сидит за столом с кружкой кофе. Обычно она не вставала так рано, но Рамси не придал этому значения; он зашел к себе, разделся и полез под душ. На правом колене расцвел нехилый синяк — наверное, вчера где-то грохнулся, когда драпал от ресторана Мартеллов. Он уже выжимал волосы — вечно спутанные, жирные у корней и сухие на кончиках, как в той долбаной рекламе, — когда услышал с кухни крик: — Рамси, подойди сюда! Соблазн появиться перед родительницей в чем мать родила был очень велик; даже в детстве она терпеть не могла видеть его голым, и Рамси рано начал мыться самостоятельно. Мыться он, в отличие от многих сверстников, любил, и уж кем-кем, а грязнулей его никогда не дразнили. Он все-таки оделся, швырнул мокрое полотенце на кровать и, шаркая тапками, пошел на кухню. — Ну, чего? — Ты это купил? — Мать приподняла развернутую газету, показывая кусочек заголовка. — Ну и что? — повторил Рамси. — Ничего. Сядь. — Она сделала глоток и постучала ногтем по странице: — Полюбуйся, вот, на своего папашу. В первый момент он ушам своим не поверил. Нет, это точно какая-то идиотская шутка... мать бесстрастно уставилась в окно, прихлебывая кофе. Рамси плюхнулся на трехногий стул и уставился в разворот газеты; его начинало мутить — возможно, от запаха свежей типографской краски. Две страницы были заняты статьей о процессе: колонки мелких букв, ключевые фразы в рамках, пара-тройка фото и большой рисунок из зала суда — художник явно имел склонность к карикатуре. На фотках красовались Старк, седой мужик с титулом «доктор» и подсудимый в фас и профиль. На рисунке тоже был изображен Клиган: подчеркнуто огромный, угловатый, с челюстью тираннозавра и жуткими толстыми ручищами. Рядом с ним за столом, заваленном папками и книгами, стоял худой человек в костюме, с кривой полуулыбкой на очень тонких губах; чуть дальше был несколькими штрихами набросан конвойный. — Кто, мозгоправ? Или Клиган? — не своим голосом прохрипел Рамси. Мать фыркнула. — Адвокат. Хорош защитничек. — Она содрогнулась, полезла в карман халата за сигаретами. — Этот выродок изнасиловал бедную женщину и убил ее, или убил, а потом изнасиловал, и зарезал ее маленьких детей, а твой папаша, — красное лицо перекосила гримаса, — он защищает выродков. Вот такой он замечательный. Рамси конвульсивно сжал газету. — Ты давно знала, — это был не вопрос, а утверждение. Мать глубоко затянулась. — Естественно. Откуда, по-твоему, у нас деньги на квартиру, на жратву, на шмотки? Мерзавец неплохо платит. — Заткнись, — прошипел Рамси; бумага в кулаке превращалась в потный серый комок. — И не подумаю, — мать говорила тихо, спокойно, и от этого он испугался еще больше. — Хочешь, расскажу, как мы познакомились? Он пришел вечером в кафе. Твой дед тогда был в больнице, и бабушка поехала к нему. Я осталась одна, уже думала закрываться, а тут этот молодец — дорогой прикид, ботинки, галстук. Галстук, помню, был розовый — какая гадость. — З-заткнись... — Кажется, он был чем-то расстроен, говорил о каком-то деле, доказательствах... Мы выпили, не слишком много, ну а потом трахнулись в подсобке. — Мать постучала ногой по полу. — Всего один раз, если тебя интересует. Он оставил мне свою визитку и ушел. По-моему, ему полегчало. Рамси уставился в стол, покрытый клеенкой; он еле справлялся с подступающей тошнотой. — И что дальше? — процедил он сквозь зубы. Мать флегматично ткнула окурок в стеклянную пепельницу. — Гандонов у него не было, а я думала, что обойдется. Увы, я ошиблась. — Ты встречалась с ним еще? Встречалась? — Не ори! Конечно, я же должна была его осчастливить. Сначала хотела сделать аборт, и он дал бы мне денег, но твои дед и бабка были против. Умоляли меня не брать греха на душу, — она будто выплюнула последние слова. — Я позвонила ему, когда ты родился. Он приехал в больницу, там обо всем и договорились. — Так он меня видел? — Желудок у Рамси подкатил к самому горлу. — Один раз, сквозь стекло в палате новорожденных. Вы все были одинаковые, красные писклявые пиявки. Сомневаюсь, что он тебя узнал. Рамси поднялся и шагнул к двери, потом обратно. — Почему... почему ты ничего не сказала? Блин, я имел право знать! — В глазах защипало, мать смотрела на него с отвращением. — Если бы ты отказалась, он бы... может, отец забрал бы меня к себе! — Тебя? Да ты в своем уме? Он же из богатеньких, из порядочной семьи — думаешь, ему нужен был ублюдок? Начало блестящей карьеры, помолвка с девушкой из его круга, друзья — думаешь, он бы все это бросил ради тебя? Да если бы я, — она тоже вскочила и кричала, — если бы я не пригрозила, что продам эту историю журналистам, он бы вообще не дал на тебя ни гроша! Ты, да кому ты вообще нужен, эдакий урод?! У Рамси зазвенело в ушах; он хрипло, как сквозь препятствие, втянул воздух и влепил матери пощечину. Силу он, однако, не рассчитал: мать с визгом отлетела в угол и сползла на пол, из носа у нее капала кровь. — Прекрати! — пискнула она; Рамси двинулся вперед, схватил ее за ворот халата и, мотая как куклу, вздернул на ноги. — Прекра... помогите! — Закрой пасть! Будешь вякать, и я тебя вырублю! — Ему ломило все мышцы, особенно руки; мать цеплялась за него, хлюпая носом и прижимаясь к холодильнику. — Как его зовут? Визитка еще у тебя? Хватит выть, блин, говори! — Ты не понима-аешь! Он запретил тебе рассказывать — только так я могла получить де-еньги-и!.. — Он выпустил ее, и мать снова скукожилась в углу, совсем как Дик вчера вечером. Рамси чуть не заехал ей по ребрам. — Все из-за бабла, да? Шлюха гребаная! — А что мне было делать? — Она рыдала, размазывая по лицу кровь и сопли. — Я должна была как-то жить! Да, надо было сдать тебя в приют, ублюдок паршивый! Это ты испортил мне жизнь! — Мать сорвалась на пронзительный, истеричный крик, молотила кулаками в воздухе. Халат распахнулся, обнажив рыхлый живот и целлюлитные ляжки; Рамси попятился в прихожую, натянул кроссовки и бросился вон из квартиры. Он плохо помнил, как выбежал через кафе на улицу, как захлопнул дверь с табличкой «закрыто». Наверное, кто-то подумал, что он грабитель; далеко за спиной и сверху, из соседских окон, послышалось оборванное «... звонить в полицию?» Но сейчас ему было все равно, хоть бы на зов стукачки Барби явился сам Старк со свой спецгруппой. Рамси надвинул на лицо капюшон байки и поплелся прочь от кафе, через перекресток и на север, где вздымались многоэтажные офисы. По дороге ему попался еще один газетный лоток, но, сколько он ни высматривал, на первых страницах не было интересующих его фотографий. В конце концов старичку-продавцу это надоело, и он велел Рамси убираться. На площади перед одним из небоскребов он сел на бортик перевязать шнурки и так и остался сидеть. В животе урчало, от мокрых волос по шее полз озноб. Рамси закашлялся, сунул руку в карман, но в домашних штанах не было ни сигарет, ни зажигалки, ни мелочи. Он почесал нос и пригнулся, исподлобья разглядывая прохожих. — Простите, сэр, мэм, сигаретки не найдется? — Молодая пара, оба в деловых костюмах и с портфелями, шарахнулась от него как от прокаженного. — Кошмар, вот попрошаек развелось. Куда смотрит полиция? — брезгливо заметил «сэр». — Брось, Джофф, я сама видела, как ты стрелял «Мальборо» у того парня в клубе, — поддела его «мэм». — Ну не мог же я курить твои... — Он взял смеявшуюся девушку за руку, вместе они перебежали дорогу. Рамси украдкой показал им средний палец и вернулся к себе на бортик. Правда, надолго он там не задержался: из офиса, где скрылись выскочки с портфелями, появился охранник и ленивым шагом направился в его сторону. Ожогов у этого типа не было, но выглядел он угрожающе, и Рамси решил не рисковать. Полчаса спустя он уже понятия не имел, куда забрел и что здесь делает. За офисами простирался большой парк, где Рамси был пару раз по надобности, но не более того. За парком с одной стороны тянулись магазины, а с другой — маленькие чистые улочки в жилые районы для тех, кто не хотел ездить из пригородов, но терпеть не мог шумный центр. Он бесцельно потынялся по аллеям и незаметно для себя свернул в одну из таких улочек. Здесь он все-таки раздобыл покурить у прыщавого малолетки на скутере и, усевшись на чьих-то ступенях, наконец затянулся и забылся. Мимо по идеальному асфальту проехал серебристый «мерседес»; водитель скользнул по Рамси взглядом, но тут же отвернулся, будто даже замечать таких, как он, считалось неприличным. Вот и его отец, наверное, так думал. Поток мамашиных воплей и оскорблений как-то разреживался в памяти, уступая место фактам, но и от голых фактов было так же больно. Его никто никогда не хотел, вот и все. Только бабушка и дед, которые поторопились умереть. Вот и вся история. Его все ненавидят, и он всех ненавидит, а как иначе? Наверное, должно быть лестно, что им шантажировали крутого адвоката, но почему-то это нихрена не радовало. Чему бы все точно обрадовались, так это если бы он исчез. Вообще, если он сейчас сиганет под машину или с небоскреба, никто горевать не будет. Рамси уткнулся лицом в колени. — Эй, ты что тут делаешь? Парень, это частная собственность! Встань и покажи руки! — Спокойнее, Пейн, тебе лишь бы за дубинку схватиться. Рамси поднял голову: прямо перед ним остановился бело-синий патрульный автомобиль. За рулем торчал тощенький коп лет двадцати, а рядом — самая жуткая баба, какую Рамси видел за всю свою жизнь. Дверцы распахнулись, и патрульные вышли из машины; баба оказалась на голову выше напарника, а в плечах так и вдвое шире. Паренек подбоченился, на поясе звякнули наручники. — Ты здесь живешь? Нет? Это частная собственность, — с расстановкой повторил он. — И здесь нельзя сорить. Это хороший район. Убери за собой и давай разойдемся по-хорошему. А можем и по-плохому, если хочешь. — Пейн... — баба-коп укоризненно покачала головой. — Да, сэр, то есть, мэм... ну, я же по-человечески, — наручники снова звякнули, — а он не реагирует. Может, он укуренный? Сэр. Мэм. Бри. Рамси фыркнул и сильнее натянул капюшон. — Иногда мне кажется, Под, что ты не хочешь ничему учиться. Сэр, — похоже, теперь обращались именно к нему, и Рамси тупо заморгал, — вы хорошо себя чувствуете? Как вас зовут? — С-сноу, — просвистел он, кашляя в кулак. — Вы неважно выглядите, мистер Сноу. Вам лучше пойти домой. — Рожа у нее была страшнее атомной войны, но глаза красивые: большие и синие, как летнее небо. — У вас есть дом, родители или другие родственники? — Есть... — Рамси поежился, — родители. — Я могу им позвонить, если хотите. Они придут за вами, или мы можем вас отвезти. Если вам плохо, вызовем «скорую». — Ради бога, он проспится, и все! — простонал напарник; в машине зашуршало радио, и он кинулся к рулю: — Двадцать первый слушает! Да. Да, понял. Бри, вызов с угла пятой и центральной, поехали. — Сейчас! — откликнулась та. — Вот, мистер Сноу, тут бесплатный телефон кризисного центра, а это по борьбе с наркозависимостью. Звонить можно в любое время суток. А сейчас идите домой. — Несмотря на свой рост и силу, она ловко запрыгнула в машину, и патруль умчался со включенной мигалкой. Рамси повертел в руках цветные карточки — на той, что против наркотиков, стояла подпись «Программа разработана в содействии с департаментом полиции» — разорвал их и бросил на тротуар. Район оказался скучным; он сделал крюк и пошел вниз по улице, где жил Кислый. Нужно вытрясти из него бабло и купить что-нибудь поесть. — Сноу! Наконец-то, черт тебя побери! Даже не оборачиваясь, Рамси понял, что это Хозер. И верно: фургон Амберов, сигналя, поравнялся с ним, Хоз сбавил скорость и на всякий случай помахал лапищей: — Садись-ка, давай. Мамаша твоя не в себе — уж не знаю, что у вас там произошло, но ей очень жаль и все такое. Садись в машину, сынок, я тебя отвезу. — Я тебе не сынок, — огрызнулся Рамси. Хозер грубо расхохотался. — Точняк! Будь ты моим сыном, я б тебе спуску не давал, — это казалось шуткой лишь отчасти, а потом Амбер и вовсе посуровел: — Лезь в машину, кому говорят, или я из нее выйду, и ты об этом пожалеешь. Рамси выругался, но все-таки забрался в пропахшую табаком кабину. Из динамика неслась варварская сельская музычка; Хоз сделал погромче и сразу развеселился. — «Манс и Налетчики», очень их люблю! Солистка — обалдеть, а какие сиськи! — Хозер в такт постучал пальцами о руль и дурным голосом проорал припев. — Я уже развез все заказы. Если хочешь, покатаемся, перекусим где-нибудь, а потом домой. Ты, верно, еще не жрамши? — Он неожиданно ткнул Рамси в живот, как маленького, и снова заржал. — Отстань, — буркнул тот. — Возьми хоть сэндвич из пакета — там, под сидением. Еще там, кажется, банка колы. А вот это положи на место, — цыкнул Хоз, когда Рамси вытащил металлическую фляжку, — рановато еще. Фургон свернул на запад, к реке, потом через мост и дальше, мимо облезлых магазинчиков, мастерских и дешевых забегаловок. Где-то здесь находился и «штаб» Амберов, но Хозер ничего не сказал о том, чтобы туда заехать, и Рамси немного расслабился. Он дожевал сэндвич и сунул обертку под сидение. Песни по радио закончились, теперь транслировали новости. — Слыхал про вчерашнее? — мрачно спросил Хозер. — Ты как в воду глядел, Сноу: эту мразь посадят в камеру с мягкими стенами и будут водить в сад за ручку, а какой-нибудь хренов док будет ставить на нем опыты. — Думаешь, адвокат во всем виноват? — Рамси уставился на убогий индустриальный пейзаж за окном; не то чтобы его интересовало чье-то мнение, слова сами слетели с языка. — Говорят, он толкнул хорошую речь для присяжных. — И не одну, — заметил Хоз. — Такая уж у него работа; значит, хорошо потрудился, только и всего. А не хочешь трудиться как следует, значит, меняй работу, я так считаю. Меня другое прикалывает: Клиган этот — иммигрант, может, даже нелегал. Откуда у него бабки на такого адвоката? Об этом Рамси как-то не задумывался. Хоз, продолжая болтать, развернулся и поехал в обратном направлении, но все это не имело значения. Вопреки воплям матери и собственным сомнениям, Рамси чувствовал какую-то гордость за отца — то есть, за человека, который его «сделал». В подсобке, блин... будь у него резинка, или у матери побольше мозгов, его просто не было бы. Он попытался представить себе такой расклад, но перед глазами всплывало только пустое зеркало без отражения — эдакое мутное стекло с подложкой, сквозь которую не проникает свет. — Вылезай, приехали. — Хоз резко затормозил и отцепил ремень безопасности. Рамси со вздохом выбрался из кабины: разумеется, мамаша торчала у черного входа; за плечом у нее маячила Барби. — Слава богу, Хоз! — Мать умылась и навела марафет, так что синяка — если у нее остался синяк — совсем не было видно. — Рамси! — Она хлюпнула носом, но хотя бы не кинулась обниматься. Барби злобно фыркнула. — Сын с доставкой на дом, мэм! — загоготал Хозер. Мать театрально прослезилась; кажется, она дерябнула — то ли для храбрости, то ли, чтоб успокоить нервы. Конечно, старый Амбер надеялся, что после такого подвига его как-то отблагодарят, но и ежу было понятно, что ничего ему не светит. Интересно, сколько лет от... тому адвокату? Уж точно больше сорока. — Еще не открылись? — проворчал Рамси, имея в виду кафе. Меньше всего ему хотелось, чтобы мамаша стала откровенничать перед публикой, а выпивши она вполне была на это способна. Не дождавшись ответа, он махнул Хозеру и зашел внутрь, бесцеремонно отодвинув соседку. — Несносный мальчишка! — донеслось до него уже на лестнице. — Посмотри, до чего ты довел мать! — Миссис Дастин была вдовой военного, ее единственный «крошка Джо» давно жил в другом городе и приезжал не чаще двух раз в год. Почему-то Рамси не удивлялся таким проявлениям сыновней любви. Он перегнулся через перила, пристально посмотрел на Барби, потом отхаркнул и смачно плюнул ей под ноги. У себя в комнате он скинул обувь и бухнулся на неубранную кровать. За последние сутки произошло слишком много всего; Рамси потер лицо, зудящую раздраженную кожу. Если бы можно было вылезти из нее и хоть на день, или на несколько часов, стать кем-нибудь другим — хоть бы и адвокатом, который отмазывает чокнутых убийц от вышки. Он слышал, как мать щелкнула задвижкой и снует по квартире; на кухне звякнула бутылка, и Рамси пожалел, что вчера споил все Перцу. Полстакана виски был бы сейчас весьма кстати. Можно пойти к Кислому, у него всегда есть что-то покрепче пива, только Кислый сразу почует неладное и станет допытываться, в чем дело... Рамси выдвинул ящик тумбочки и нашарил там сигареты Дика; Перец курил жуткую дрянь, но сейчас ему было все равно. В дверь постучали. — Рамси? — Голос у матери был хриплый от слез и алкоголя. Ну, сейчас начнется... он глубоко затянулся и выпустил дым через ноздри. Плевать, что мамаша запретила курить в постели — пусть квартиренка и кафе сгорят к чертям, он офигенно обрадуется. Стук повторился, и мать приоткрыла дверь, заглядывая в дюймовую щель. — Чего тебе? — процедил Рамси, не вынимая изо рта сигарету. — Я... — от него не ускользнуло раздражение, с каким мать взглянула на него, а потом на плакат Мэнсона. — Думаю, нам надо поговорить. Спокойно. — О чем? — Не кури в постели, устроишь пожар и... — Отвали. Начало у разговора было неважное. Рамси со злорадством наблюдал, как мать озирается, будто она здесь чужая. Она и была чужой: мебель в его комнате стояла скромная — кровать, шкаф, тумбочка, стул и стол, за которым Рамси когда-то делал уроки — зато стены до потолка покрывали плакаты и журнальные вырезки самого разного содержания. Возле Мэнсона примостились ребята из «Раммштайн» и коллаж из фоток и текстов их песен, чуть ниже — «Духи Кварта», крутая группа с дурной славой, Lacrimosa, Patch Your Face и еще по мелочи. И, конечно, тут были девушки: готичные и не очень, одетые, раздетые, в самых разных позах. Мать пододвинула стул и уставилась на любимую девочку Рамси — полуголую брюнетку в распахнутой армейской куртке и стрингах, призывно припавшую на четвереньки. — Мне жаль, что утром так получилось. Ты меня напугал, — пробубнила она, обращаясь к плакату. Рамси молча пожал плечами. — Обещай, — мать глубоко вздохнула, — обещай мне, что больше этого не сделаешь. Если ты опять поднимешь на меня руку... — Что, выставишь меня? Жду не дождусь. — Рамси, не надо. Мы сможем договориться. Ты поймешь меня, когда я все объясню. — Что-то в ее тоне заставило его насторожиться. — И да, у меня осталась его визитка. Вот, посмотри. Он не хотел показывать свои чувства, но все равно жадно, с каким-то животным рвением и страхом схватил кусочек картона. Визитка пожелтела от времени и выглядела старомодно: имя, фамилия, название фирмы — «Бейлиш и партнеры» — и дурацкая эмблема: птичка в рамочке из листьев. Адрес и телефон пропечатаны крошечными полусмазанными буквами, е-мейла, разумеется, не было. — Русе Болтон, младший юрист, — прочел вслух Рамси. Сердце у него стучало сильнее, чем когда он в одиночестве любовался на своих девочек. Он провел пальцем по вдавленной надписи и повторил: — Ру-се Бол-тон. — Так его зовут, — подтвердила мать. — Конечно, он там больше не работает. Твой отец высоко взлетел. — Было что-то мерзкое в том, как она произнесла «твой отец», но сейчас и это было неважно. Рамси сунул карточку в карман. — Я слышал про него по телику, и в газетах написано, где он сейчас работает. Так что я его найду, хочешь ты этого или нет. — Рамси, послушай меня, — он уже вставал с кровати, и мать вцепилась ему в рукав. — Послушай, пожалуйста, все не так просто. Я уже плохо его помню, но он был... не самый дружелюбный человек. Холодный, скользкий, как все долбаные юристы, да еще и богатый. Ты же не думаешь, что сможешь вот так явиться к нему через шестнадцать лет? «Здравствуй, папочка» на него не подействует, ты только опозоришься, он тебя и на порог не пустит! — Это мы еще посмотрим, — отрезал Рамси, но мамаша лишь горько рассмеялась. — Какой же ты дурень! Он ни разу не приехал навестить тебя, даже когда ты был маленьким, а ведь я предлагала отвести тебя в парк или на детскую площадку, чтобы он мог посмотреть на тебя, хотя бы из машины. Он так рассердился в последний раз, когда я позвонила и попросила еще денег тебе на школу! Со мной еще никто так не разговаривал. — Мать снова захлюпала напудренным носом. — Он сказал, что... что у него жена и законный сын, и нет времени на всякие... глупости. Так зачем тебе, — она украдкой посмотрела на Рамси, — зря себя мучить? — Это уже мое дело. — Рамси пропустил, или постарался пропустить мимо ушей все ее эмоции. Сам того не замечая, он пытался мыслить как юрист: сначала собрать информацию и доказательства, потом хорошенько обдумать ситуацию, тактику, варианты атаки и отступление. Но отступление — в последнюю очередь. Какое-то время они сидели молча: он — на кровати, под плакатами, мать — на стуле, вытирая потные ладони о халат. Конечно, ей ведь тоже хотелось курить. — Ты на меня больше не сердишься? Рамси поднялся — пружины противно скрипнули — и пошел вниз открывать кафе. Через улицу охранник с ожогами разговаривал с каким-то толстым мулатом, оба яростно жестикулировали; потом подкатила машина, и мулат уехал. Рамси поправил вывеску, взял из коробочки мелочь и пошел за другими газетами.