Уставший янтарь

Ванильно-желтоватые лучи солнца поглощала тьма, всеобъемлющая тьма. Всепоглощающая. По-своему великолепная. Потерявшие материальность бутоны орхидей захватывали небосвод, постепенно распускаясь, представая во всей своей красе, окрашивая небо в фиалковый с легкими нотками цвета фуксии, отдаваясь тьме. Шарлахово-рубиновые огни горели изо всех сил, пытаясь перебороть, пересилить тьму. Но увы, сил им не хватало, ведь они лишь ничтожные огоньки, по сравнению с великой Тьмой, потерявшиеся в попытках пересилить Тьму, заблудившись, запутавшись в самих себе. Погасая. Да, именно Тьмой. Не тьмой или как-то еще. Ведь Тьма, содержащая насыщенные синие и столь же насыщенные черные оттенки воистину необъятна, пугающа. Слегка ужасающа. Сильным, воистину волевым голосом она воспевает оды тицианово-янтарному светилу, а затем проговаривает: — Солнце, мне кажется, ты устало светить. Солнце, ты просто устало. — пауза, — Ляг скорей в облака, отдохни. Я поправлю твое одеяло. — молчание, — Солнце, забудь обо всем. Она заражает тихие просторы небосклона своей тьмой, одаряя небо темно-лиловым, растекающимся небрежно, словно акварель, пролитая на пропитанный водой холст. — Тебе не надоело? Я совсем не устала, не жалей меня. — опускает свои золотисто-янтарные волосы вместе с головой на пуховую подушку из стремительно темнеющих под влиянием ночи облаков. — Жалеть? А я этого и не делаю. Лишь константирую факт. Причем неутешительный. Так что спи, дорогая моя. — Пускай там, где горы сомкнулись в кольцо, месяц качает тебя в серебристой лодке, даря покой, блаженный покой. — пожелала, искренне улыбаясь, растягивая свои лавандовые губы в неком подобии улыбки.