Октябрьское

Я живу эту осень, стараясь вернуться к нулю, как обычно живу — понемногу учусь, мало сплю, по квартире в носках шерстяных хожу, часто молчу. О тебе вспоминаю лишь днем, ну и ночью чуть-чуть иногда (так что, в общем, не то чтоб уж прямо совсем каждый миг). Все, короче, в порядке, живу, как и все. Пью остывший и пленкой заварки покрывшийся чай и тру вещи до дыр, снять пытаясь твою с них печать: тру спиной и плечами рубашки, словами — людей и подошвами — улицы, и положение дел привыкаю очерчивать фразой "нормально, а ты?", твой язык об исписанные оттираю листы, только физику не переспоришь, и день ото дня по закону Ньютона предметы стирают меня. Способ прост и удобен, но, видишь, одним нехорош: отскребая следы, так и смысл ненароком сотрешь. Это трение после себя оставляет разрыв, и когда возвращаюсь я, дверь за собою закрыв, за порогом оставив людскую текучую мглу, я внезапно себя обнаруживаю на полу: притяжение жизни слабей притяженья ковра, ч.т.д. Помнишь, ты говорила, что осень — пора перелистывать книгу, за новую браться главу. Только что в ней писать — я не знаю, вот так и живу. Все пройдет, зарастет и затянется через n лет (ну, хотелось бы верить, а впрочем, однажды поэт "et n'aurais-je jamais, — говорил, — une chose à mon gré"). Я вперед пробираюсь в застывшем густом октябре, задевая углами идущих навстречу, бреду. Твоим се-вер-на-я — им Христа самого бы к кресту, и вонзился бы длинный, кривой и заржавленный гвоздь в подгрудинную вязкую вспоротую темноту... ...но какая же осень холодная в этом году, ветер прямо в меня — насквозь.